Психология личности - Дж.Д. КапрараСервон

В 1980-1990-е годы все больше Персонологов и социальных психологов стали обращаться к анализу нарративов. Росс и Ньюби-Кларк (Ross, 1989; Ross & Newby-Clark, 1998) раскрыли реконструктивный характер автобиографической памяти. Даже когда человек пытается с точностью воспроизвести прошлый опыт, он может совершить ошибки из-за имплицитных теорий, искажающих мнемические процессы. Имплицитные теории в разных сферах жизнедеятельности различаются, поэтому люди демонстрируют разные автобиографические искажения в разных сферах. Например, в сфере установок и личностных тенденций люди имплицитно считают, что их личные качества не претерпевают существенных изменений. Когда же их тенденции действительно изменяются, воспоминания об исходных тенденциях станут неточными, поскольку они уподобят свои прежние тенденции нынешним. Напротив, в такой области, как приобретение навыков, люди имплицитно ожидают, что их качества существенно изменятся. И даже если никаких изменений не произойдет, они будут видеть изменения, искажая воспоминания о своих исходных способностях. При искажении в негативном направлении воспоминаний об исходных способностях вследствие наличия имплицитных теорий человек может решить, что его навыки значительно улучшились, хотя на самом деле никаких или почти никаких изменений не произошло (Ross, 1989). В основе этих автобиографических искажений может лежать процесс относительно «холодной» переработки информации. Росс и Ньюби-Кларк (Ross & Newby-Clark, 1998) подчеркивают, что личные мотивы также могут искажать воспоминания. Считая некоторое качество весьма ценным, человек может чаще и легче вспоминать события, когда в его поведении проявлялось это качество (Santioso, Kunda, & Fong, 1990). Размышляя о своем прошлом и возможном будущем, люди склонны несколько критически оценивать свое прошлое, но в будущее смотреть с оптимизмом (Ross & Newby-Clark, 1998).

Сингер и Саловей (Singer & Salovey, 1993) проанализировали роль нарративных процессов в личностном функционировании и клиническом изменении. Они подчеркивают важность «самоопределяющих воспоминаний», то есть ярких, эмоционально окрашенных воспоминаний, отражающих устойчивые мотивы и цели личности. Таким образом, их анализ сходен с работами Томкинса, хотя они более высоко оценивают способность человека к осознанию того, как определенные воспоминания влияют на его личностное функционирование (Singer & Salovey, 1993).

Особенно тщательно автобиографическую память в личностном функционировании анализирует Мак-Адамс (McAdams, 1993; 1994а; 1996). Он утверждает (McAdams, 1996), что для исчерпывающего анализа личностного функционирования необходимо использовать три уровня: уровень черт с такими деконтекстуализированными конструктами, как Большая пятерка; уровень контекстуализированных целей, ожиданий и навыков и нарративный уровень историй, которые люди создают для достижения и поддержания стабильного ощущения идентичности. Мак-Адамс считает эти уровни вполне самостоятельными. Он, к примеру, утверждает, что язык деконтекстуализированных черт не применим для понимания психического функционирования на других уровнях. Эти доводы настолько убедительны, что становится непонятно, зачем вообще в модели Мак-Адамса деконтекстуализированные черты рассматриваются как один из уровней отдельной личности, если они применимы лишь для описания вариаций в популяции (см. также McAdams, 1994 и II часть этой книги).

Анализируя нарративный уровень, Мак-Адамс предлагает модель идентичности, основанную на «жизненной истории» (McAdams, 1996). Жизненная история — это социокультурно обусловленный нарратив, являющийся частью Я-концепции (или, по Джемсу, — «мое»). Модель жизненной истории — это модель идентичности, поскольку личная история человека придает смысл его опыту и выполняет исключительно важную роль для определения Я. Жизненные истории объединяют разнообразные эпизоды жизни в некий согласованный паттерн. Согласованность жизненной истории делает жизненные события значительно более наполненными смыслом.

Проанализировав большое количество интервью, Мак-Адамс (McAdams, 1996) выделил ряд характеристик, отличающих жизненные истории одну от другой. Истории различаются по своему тону (оптимизм/пессимизм), по использованным образам, по основанным на целях темам и по нравственной позиции. Некоторые истории оказываются «ключевыми» эпизодами — поворотными пунктами в жизни человека. Все истории содержат образы — идеальные варианты Я, существующие как персонажи в создаваемом нарративе. Мак-Адамс и соавторы (McAdams, Diamond, St. Aubin, & Mansfield, 1997) также подчеркивают роль темы «обязательства» в жизненных историях и рассматривают связь этих тем с так называемыми генеративным (продуктивным) образом жизни. Часто люди видят смысл жизни в создании того, что их переживет. То есть генеративность — это стремление заботиться о людях и вещах, судьба которых связана с жизнью будущих поколений (Erikson, 1963). Беседуя с людьми об их жизни, Мак-Адамс и соавторы (McAdams et al., 1997) обнаружили, что особенно генеративные люди (люди, чьи действия и убеждения которых говорили об их стремлении дать миру то, что переживет их самих) склонны интерпретировать свою жизнь в соответствии с темой обязательства. Тема обязательства проявляется в ряде идей, включая уверенность человека в том, что он призван помогать людям, что другие не так удачливы и нуждаются в помощи и что он поэтому обязан помогать другим во благо человечества, несмотря на все препятствия или личные страдания.

Внутренний диалог

Когнитивная революция, произошедшая в психологии, привлекала внимание к психическим процессам, которые можно было смоделировать на компьютере. Исследователи стали изучать хранение, организацию и воспроизведение информации. Хотя эти информационные механизмы, безусловно, имеют чрезвычайное значение для личного функционирования, они не дают полной картины психики. Компьютерная метафора часто не способна отразить, вероятно, уникальную особенность психической жизни: человек ведет внутренние диалоги. Он разговаривает сам собой, размышляя о прошлом и будущем. Человек восстанавливает прошлые разговоры и «репетирует свою роль» для будущих сцен.

Херманс (Hermans, 1996) анализирует внутренний диалог, основываясь на идеях литературоведа Бахтина, который отмечал, что писатель не всегда ведет повествование от одного лица, что литературное произведение может быть полифоничным. Писатель может говорить множеством голосов, представленных разными персонажами, каждый из которых занимает свою позицию в общем диалоге. Развивая эту мысль, Херманс с соавторами (Hermans, 1996; Hermans, Kempen, & van Loon, 1992) рассматривают Я как «динамическое множество сравнительно автономных позиций в образном пространстве» (Hermans, 1996, р. 33). В своих внутренних диалогах человек занимает свою точку зрения и точку зрения воображаемых других. Таким образом, психическая жизнь наполнена разными голосами, каждый из которых уточняет некую уникальную историю о каком-то переживании или событии.

Внутренние диалоги выполняют очень важную функцию (Hermans, 1996). Человек способен не только пассивно повторять информацию, но активно анализировать когнитивный материал и реорганизовывать его. Эта активная вторичная переработка информации приводит к более глубокому самопониманию (ср. конструктивный альтернативизм Келли — Kelly, 1955). И напротив, пассивное «пережевывание» негативных событий не приносит пользы и фактически ведет к затягиванию подавленного настроения (Nolen-Hoeksema, Parker, & Larson, 1999; Nolen-Hoeksma, Parker, & Larson, 1994). Итак, изучение диалога и проговаривания ценно как для понимания собственного Я, так и содействия клиническим изменениям. Херманс указывает на то, что в эмпирических исследованиях уделяется слишком мало внимания внутреннему диалогу, несмотря на то что нарративный анализ и некоторые аспекты компьютерной науки способны обеспечить этим исследованиям твердую теоретическую базу.

Харре (Harre, 1998) анализирует психические процессы с помощью того, что он называет дискурсивной психологией. Большинство значимых психических событий, рассуждает он, связаны с внутренним дискурсом или разговором. Люди разговаривают сами с собой, принимая решения, пытаясь запомнить события и оценивая точность своих воспоминаний, рассуждая о предстоящих действиях или описывая эпизоды из собственной жизни. Значит, при изучении психического функционирования дискурс становится основополагающей единицей анализа.

Диалоги между людьми подчиняются нормативными правилам. Люди пытаются вести разговор, придерживаясь негласных правил общения и социальных отношений. В некоторых разговорах люди внимательно отслеживают свои действия, с тем чтобы приблизиться к поставленным целям, и одновременно соблюдают разговорные нормы. То есть разговор — это социальное действие, ограниченное социальными нормами. В дискурсивной психологии Харре (Harre, 1998) межличностный разговор — метафора для понимания внутренних психических процессов: «Каждый психический процесс или феномен — это искусное действо... ограниченное нормами» (р. 45). Чтобы понять межличностные разговоры, недостаточно проанализировать индивида как такового, необходимо рассмотреть отношения между людьми, условия, в которых они находятся, и общие для них системы значений. Развивая эту мысль, можно сказать, что дискурсивный анализ психических процессов заставляет перейти от изучения изолированных психических сущностей к изучению социальных условий, в которых производится и оценивается то или иное действие.