Пока не сказано «прощай». Год жизни с радостью - Брет Уиттер

Подруга наняла шофера, чтобы он доставил меня в Соному. Нэнси хотела прилететь и отвезти меня туда сама. Куда только мы с Нэнси не ездили вместе, о чем только не говорили, в каких только передрягах не бывали! Но на этот раз я отказалась. Боялась, что ее присутствие меня отвлечет. Хотела быть совсем одна.

Только я, мои мысли и Эллен. Наша встреча должна была стать единственной. Я хотела выслушать подробности. Поблагодарить ее. И навсегда вычеркнуть из своей жизни. Таков был мой план.

Под конец я села в переполненный автобус. Теперь, когда я уже почти доехала, мне вдруг расхотелось быть одной. Я сунула в уши наушники моего айпода и всю дорогу крутила одну и ту же песню, «Lift Me Up» Кейт Вогель. Ее пронзительный, как крик ласточки, голос то взмывал, то опускался вместе с моим сердцем.

Я видела жизнь и знала любовь.И громокМоих безумных сомнений голос.Он требует:Собирайся в путь, покидай город!

Прибыв в Себастопол, я сняла комнату в отеле недалеко от Эллен. Мы решили, что не будем сговариваться заранее. Завтра утром я просто подойду к дверям ее дома.

Я прошла пешком половину пути, прикидывая расстояние, успокаивая нервы. Потом побродила по главной площади Себастопола, глазея на босоногих женщин в рубашках домашней окраски, которые нянчили ребятишек, и на длинноволосых мужчин, которые курили травку.

На «Рынке здоровой еды» я купила себе обед. Внутри пахло немытыми людьми и продуктами не первой свежести. Заказав тофу «Рубен» (где там тофу?!), я вернулась на площадь. Вгрызаясь в резинового «Рубена», я вдруг поняла: ба, да Эллен же хиппи!

Как клево.

Я снова куснула резинового «Рубена», надеясь, что на этот раз будет вкуснее. Ничего подобного.

Хиппи. Как… клево?

Ко мне направлялся человек постарше меня: судя по его виду, он не переодевался года с 70-го, а когда он приблизился, я поняла, что он с тех пор и не мылся. Он попросил у меня сигарету.

«Бог ты мой, — подумала я, — надеюсь, она не вроде этого».

Поймите меня правильно. Мне не чужд дух хиппи. И зельем я в колледже тоже баловалась, особенно в один дурманный семестр, когда бегала за шикарным парнем, пловцом из команды Университета Северной Каролины, у которого был большой бонг и легкие объемом в двадцать галлонов.

Так что да, в душе я тоже хиппи. Но вкусы у меня женщины из Палм-Бич. Я люблю стиль BCBG[3], высокие каблуки, красивую бижутерию и гигиену. В шлепках-биркенштоках и с волосатыми подмышками я и в гроб не лягу.

Я ссудила путешественника во времени сигареткой, а заодно отдала ему мой тофу «Рубен», истекающий соусом «Тысяча островов».

— Вам это больше придется по вкусу, чем мне, — сказала я ему и повернула назад, к отелю.

Обычно, когда я нервничаю, я успокаиваюсь. Да, знаю. Парадоксально, но правда. К примеру, когда мне предстоит выступать по национальному телевидению в живом эфире, я сознательно замедляю дыхание и пульс. «Дыши, Сьюзен, дыши», — говорю я себе и замедляюсь.

В то утро, когда мне предстояла встреча с кровной матерью, я выпила чашку кофе и сделала дыхательные упражнения. Приняла душ, собралась с мыслями, выбрала очень простой наряд. Джинсы. Черная рубашка. Никаких украшений.

Хиппи не любят золотых цепей, подумала я.

Но, черт, я-то люблю!

В сумку я сунула пару туфелек на танкетке. Не могу же я предстать перед родной мамой совсем без каблуков, это буду просто не я.

Мама собрала для Эллен маленький фотоальбом с моими снимками — по одному на каждый год жизни, с младенчества до окончания колледжа. Тея не пожалела времени, чтобы сделать приятное незнакомке, которой она так боялась.

Это был ценный подарок для Эллен, но для меня он был гораздо важнее. Тот фотоальбомчик оказался самым большим и самым дорогим сюрпризом, который преподнесла мне мама за всю мою жизнь. Он был сделан с такой заботой и нежностью, что загладил все ее прошлые ошибки.

Я долго разглядывала его, целовала, не могла налюбоваться. Потом положила в сумку. И пошла пешком к дому Эллен.

И тут же почувствовала себя одинокой.

Плача, я позвонила Нэнси.

— Как жаль, что ты не приехала, — сказала я ей.

— Я с тобой морально, — ответила она, тоже плача.

Я все шла и шла, поднялась по крутому склону, оказалась на шоссе, вдоль которого тянулись яблоневые сады. И поняла, что недооценила расстояние. До дома Эллен оказалось гораздо дальше, чем я думала.

Черт. Черт! Я опоздаю. Она будет беспокоиться, подумает, что я не приду.

Тут меня снова кольнула противная мыслишка. Она ведь ждала сорок лет. Подождет и еще немного.

Я притормозила и сделала несколько дыхательных упражнений, любуясь на яблони. Они стояли рядами, как солдаты, защищая меня со всех сторон. За ними поднимались коричневые холмы в зеленых косах виноградных лоз. Легкие, как выдох, облачка плыли над головой. Было очень красиво.

В начале тенистого переулка, где жила Эллен, я остановилась и выскользнула из настоящего. Отодвинула подальше эмоции и превратилась в бесстрастного наблюдателя собственной жизни. Идя по переулку, я мысленно подмечала все детали, словно делала заметки к газетной статье: кусты, почтовый ящик, деревья, небо. И вот я уже стою у ворот Эллен, смотрю на ее маленький дом. Он был выкрашен темно-красной краской и слегка походил на амбар. Крошечную зеленую лужайку со всех сторон обступал огромный ухоженный розовый сад.

Я переобулась, туфли без каблуков убрала в сумку. Протянув к задвижке садовой калитки руку, с удивлением заметила, что она дрожит.

Входная дверь была распахнута, сетчатый экран закрыт. На двери была надпись: «Королева дома».

«Бог ты мой!» — подумала я.

Звякнула на ветру музыкальная подвеска.

— Есть кто-нибудь? — крикнула я.

С минуту никого не было, но вот по ту сторону сетчатой двери появилась она. Цветущая. Улыбчивая. Непринужденная. Приветливая.

— Здравствуйте. Я Сьюзен.

— Здравствуйте. Я Эллен.

— Извините, что опоздала. Я шла пешком. Оказалось дольше, чем я думала.

— Вы прошли всю дорогу вот в этих туфлях? — спросила она, показывая на мои ноги.

— Нет, в кроссовках.

Позже Эллен рассказывала, что сразу признала во мне собственную дочь, как только услышала про сменные туфли.

Женщина открыла дверь, и я вошла. Она не бросилась меня обнимать. Я ее тоже. Мы просто стояли и смотрели друг на друга, и время замедляло свой ход вокруг нас.

Ее глаза. Ее маленькие синие глазки. Как мои, только ярче.

Ее икры. Ее лодыжки. Всю жизнь я слышала комплименты своим лодыжкам и вот теперь вижу такие же у нее.

На ней была рубашка с изображением трех бокалов — красное вино, белое и шампанское. И надпись: «Групповая терапия». Тоже в моем духе.

Эллен пригласила меня сесть. Диван был клетчатый, на спинке лежал сложенный плед. Ярко-желтые стены. Лампа с абажуром с волнистой розовой каемкой, словно в будуаре. Современные стеклянные безделушки. Отдельные фрагменты в азиатском духе. Книги, книги, книги. А снаружи, прямо за окном, тот самый роскошный розовый сад.

— Моя мама приготовила кое-что для вас, — сказала я со слезами, передавая ей альбом.

Вот так все и началось. Я облегчила душу. И научилась лучше понимать себя. Свою язвительность. Свое прямодушие. Узнала, как дух хиппи сочетается во мне с чувством стиля.

Год спустя, летом 2009-го, мы с Джоном заехали к Эллен по дороге на Гавайи. О том, чтобы поблагодарить мою кровную мать и забыть о ней навсегда, уже не было речи. Она стала частью моей жизни. Я хотела познакомить с ней Джона. И лучше понять ее.

Мы отправились на пляж. Разулись. Джон расхохотался, увидев рядышком наши ноги: выпирающие косточки, длинные, как ломтики картошки фри, пальцы.

— Теперь я точно знаю, что вы родственницы, — сказал он и сфотографировал нас с Эллен от лодыжек вниз.

Я сказала Джону и Эллен, что хочу написать книгу.

— Назови ее «Косточки в песке», — хмыкнул Джон.

Всего за несколько недель до этого я заметила свою усохшую левую ладонь. В ту поездку я о ней не упомянула, но в следующие полгода, занимаясь поисками медицинских ответов, я оценила своевременность появления в моей жизни кровной матери.

В тот год Эллен приехала во Флориду на День благодарения. Она навещала свою дочь, которая служила на яхте, стоявшей на якоре в Форт-Лодердейле. (С ее дочерью, которая моложе меня лет на десять, я встречалась несколько раз. Была на ее свадьбе в Сиэтле. Но с тех пор мы не общались.)

Потом Эллен на несколько дней остановилась в отеле рядом с нашим домом. Уважая желание своих родителей, я не стала рассказывать о ней детям, но взяла их с собой в отель, зная, что ей приятно будет их увидеть. Мы вместе искупались. Пообедали. И столько раз сфотографировались вместе, что Марина спросила:

— А вы что, родственница или как?