Пока не сказано «прощай». Год жизни с радостью - Брет Уиттер

Я не спросила их почему, и они никаких подробностей не сообщали.

Я пустила по кругу бутылку «Хеннесси», выпила несколько литров горячего шоколада и чая. Стивен учился снимать сувенирные фотографии — мы должны были сохранять полную неподвижность, чтобы фотоаппарат на длинной выдержке запечатлел нас и складчатый световой полог за нашими головами.

Если бы он появился.

Я перестала проверять прогноз сияния за день до того. Все равно ведь ничего не изменишь. Так зачем беспокоиться? Чему быть, того не миновать.

Так учил меня отвечать на вопросы моих детей психолог. Когда они спрашивают: «Мамочка, а ты что, умрешь?» — я отвечаю: «Я не знаю, что мне суждено».

Но конечно, я все равно надеялась, что сияние будет.

Разглядывала стены хижины с роскошными фотографиями зеленых сияний в рамках. Думала о восхитительных канадцах, с которыми мы здесь встретились, об их необычайной доброте. Наблюдала за своей подвыпившей подружкой, которая весело хихикала в компании подержанной копии Андерсона Купера.

Моя подруга потратила тысячи долларов, чтобы поехать со мной туда, куда ей совершенно не хотелось ехать, да еще без гарантии увидеть хотя бы самое завалящее сияньице.

Мы ждали до трех часов утра.

Но этому не суждено было осуществиться.

— Ты бы предпочла увидеть сияние, но не повстречать всех этих людей, не испытать того, что мы испытали? — спросила меня Нэнси.

— Нет, — ответила я.

И тогда она напомнила мне:

— Дело ведь не в том, куда едешь, а в самом путешествии, правда?

— Правда, — ответила я. — Слегка избитая, но тем не менее правда.

Она вздохнула. Я улыбнулась:

— Спокойной ночи, мой прекрасный друг.

Рек-Бич

На Юконе холод высасывал из меня силы. Я заметила, что приволакиваю ноги в тяжелых ботинках и с трудом восстанавливаюсь после физических усилий. Я надеялась, что все дело в нем — в чрезмерном холоде.

В Ванкувере, по дороге домой, я поняла, что причина не только в этом. Там, в относительном тепле, при меньшем количестве одежды и в комфортных тапках вместо тяжеленных ботинок, я точно так же чувствовала слабость.

В Ванкувере мы провели сутки — здравствуйте, «Четыре сезона»! — и мой друг Ник со своей подружкой Янмин взяли нас днем на прогулку. Ник продюсировал на телевидении шоу о настоящих преступлениях. Незадолго до нашей встречи он посвятил выпуск моей любимой жертве — Хизер Гроссман, которая выжила после того, как в нее стреляли, и, хотя осталась парализованной, заражала меня своим оптимизмом, так что я посвятила ей целую серию статей. Так вот, несмотря на мою замедленную речь, Ник настоял, чтобы я тоже приняла участие в телешоу.

Ник предложил поехать в известное ему местечко на пляже, с видом на бухту Ванкувера и окружающие город холмы. День был солнечный, но прохладный. «Можно будет развести костер и любоваться закатом», — сказал Ник.

Отлично!

Спуск на пляж Рек-Бич представлял собой длинную крутую лестницу, которая начиналась на краю обрыва и уходила в лес. Футов через пятьдесят лестница делала резкий поворот и исчезала из виду. По крайней мере, я конца не видела.

Мы начали спуск. После первой площадки кроны кедров и елей скрыли от нас небо, кусты и папоротники — необычайного ярко-зеленого цвета — окружали их стволы. На ступеньках кое-где лежал снег. В пьянящем воздухе безмолвно кружили листья. Тут и там сквозь полог леса падали столбы света.

«Идеальное место, чтобы влюбиться», — подумала я.

Мы продолжили спуск, медленно, аккуратно, так как ступеньки были устланы скользким ковром из золотых и пурпурных листьев.

Мы сделали поворот, прошли мимо ежевики и кленов, ступени под нашими ногами оставались скользкими. По мере нашего спуска менялись растения, а вместе с ними климат. Здесь преобладали папоротники. Воздух стал влажным. Исчез снег.

Я все время старалась идти так, как меня учила физиотерапевт: сначала выносить вперед слабую левую ногу, а потом подтягивать к ней более сильную правую.

Каждый шаг походил на начало нового параграфа. Сначала левой, потом правой. Одна нога, потом другая. Подождать, пока на ту же ступеньку встанет Нэнси, чтобы я могла ухватиться за нее, если поскользнусь.

Я устала. Мы сели на скамью отдохнуть.

— Может, пойдем назад? — спросила она.

— Нет.

Несколько сотен ступеней, но я одолела их все, одну за другой, ставя на каждую сначала левую ногу, потом подтягивая к ней правую.

Мы прибыли на пляж.

Местечко действительно оказалось божественным, как и обещал Ник: бухта, холмы и весь Ванкувер были как на ладони.

Ник развел костер.

Я совсем измучилась. Бродить по пляжу вдоль края моря, отмеченного отполированными волной валунами, не было сил. Я села на принесенное морем бревно. На ветру было холодно. Я прикидывала, не придется ли нам вызывать бригаду спасателей, чтобы втащить меня наверх. Нэнси тоже задумалась.

Она прикрыла мне ноги одеялом. Наконец меня подвели поближе к костру.

Ник и Янмин рассказывали о том, как они встретились. Она работала в цветочном магазине, куда часто наведывался Ник.

Не правда ли, трогательно, что мы всегда запоминаем рассказы других людей о том, как они полюбили друг друга?

Мы отдохнули. Солнце начало садиться. Нэнси стояла, вся залитая его золотым светом, и Ник сфотографировал ее. Один из моих любимых снимков.

Я сама слишком устала, чтобы встать и позировать.

— Готова? — спросила Нэнси.

— Как всегда, — ответила я.

И мы двинулись в обратный путь по ступеням. Их было около четырех сотен. И на каждой Нэнси хватала меня за локоть и с негромким «упс» подталкивала выше. Через пару минут я запыхалась. Мы часто останавливались, чтобы отдохнуть.

Остановка за остановкой.

Ступенька за ступенькой.

День за днем.

Мы поднялись на верх лестницы. На это ушло больше часа. Наверху я уже не могла дойти до машины. Нику пришлось подогнать ее поближе и буквально внести меня в салон.

С тех пор я не могу ходить. Я спотыкаюсь. У меня не поднимаются ноги. Когда у здоровых людей мускулы слабеют от усталости, то, отдохнув, они становятся сильнее, чем прежде. Такова биология, стоящая за физическими упражнениями. Когда у человека, больного БАС, сдают мускулы, то они уже не восстанавливаются никогда. Они умирают.

Я оставила немало моих мускулов на тех ступенях.

— Ты жалеешь об этом? — спросила меня Нэнси недавно.

— Нет, — сказала я.

И это правда. Я не жалею о том, что побывала на Рек-Бич, ни одной минуты. Потому что это был прекрасный момент, воспоминания о котором я не променяю ни на что.

При следующей встрече я рассказала Кэти, моему физиотерапевту, о своих похождениях на Юконе и о том пляже. Кэти сразу заметила, как я ослабела за время своего отсутствия.

— Вам надо остановиться, — сказала она. — Путешествия отнимают слишком много сил, вам это вредно.

Поздно. Поездка с Нэнси зарядила меня планами на год вперед. Едва вернувшись с Юкона, я заказала поездку с Джоном в Венгрию. Решила еще раз посетить Кипр. Пообещала съездить куда-нибудь с каждым из моих детей, зная, что у меня не осталось для них ничего более ценного, чем время.

Когда я возвращалась, Кэти каждый раз повторяла одно и то же.

— Вы слабеете. Вам надо остановиться.

И каждый раз слышала один ответ:

— Ни за что.

Калифорния

Октябрь

Назад, в прошлое

В моей жизни не так много людей, отношения с которыми были бы столь же дороги мне, как наша дружба с Нэнси. Конечно, у нас с ней бывали и разногласия, но за все тридцать лет нашего знакомства самая серьезная размолвка случилась в колледже, когда Нэнси скопировала мой наряд для вечеринки.

Мы с Нэнси могли бы просто пожить в мотеле, и это все равно было бы здорово.

Но с остальными все будет не так просто, я знала. Даже с Джоном и с детьми. Не говоря уже о моей матери, Теодоре — Тее — Спенсер.

Знаете, как бывает, когда выходишь из душа и чувствуешь, что в ухо попала вода? Это не больно. Просто раздражает. И чем больше об этом думаешь, тем сильнее раздражаешься.

Вот такое чувство часто бывало у меня, пока я росла. Как от воды в ухе. Непокой в душе. И в основном из-за моих отношений с мамой.

Моя мать была красавица-гречанка: высокие скулы, волосы цвета воронова крыла и миндалевидные глаза. Талия у нее была такая тонкая, что я просто диву давалась, как там укладываются ее внутренние органы. Ей часто говорили, что она похожа на Софи Лорен.

Отец Теи ее боготворил, как и мой папа. «Женщины более прекрасной и экзотической, чем она, я не видел никогда в жизни», — сказал как-то папа, рассказывая об их встрече.

Вскоре после свадьбы у мамы случился выкидыш, и это едва не стоило ей жизни. К тому же у обоих моих родителей обнаружился ген гемофилии. Поэтому они решили не рожать своих детей, а усыновлять чужих.