Куколка - Ирина Воробей

Он улыбался. Татьяна приложила больше усилий, и тарелка раскололась на три части. Дальше стало легче. Они бросали посуду, смеясь и выкрикивая различные ликующие междометия. Осколки разлетались во все стороны по мастерской, словно тяжелые конфетти. Татьяне понравилось разрушать нечто цельное. И это, действительно, помогало бороться со стрессом. Осколки выходили неровными, острыми, квадратными и многоугольными. У нее получалось много мелких. Парень почти всегда добивался нужного размера. Девушка оценила его навык. Было весело. Жаль, продлилось это недолго. Тарелки быстро закончились, а Татьяна только вошла в азарт.

Парень собрал осколки с пола в отдельный тазик, залезая под стеллажи и стол, и принялся стаскивать с полок на пол все необходимое: керамику и бумагу, клей и ведра с грунтовой основой, сетки и инструменты. Расстелил газеты в несколько слоев, закрыв почти все свободное от мебели пространство. И пригласил Татьяну присаживаться на газету, вручив ей диванную подушку, что лежала на стуле, для удобства. Парень сел прямо на пол и начал объяснять, как со всем этим работать.

Между ними лежало огромное квадратное полотно с уже нанизанными керамическими осколками. Пока на картине проглядывал только черный космос с маленькими звездочками по обоим верхним углам изображения, а в середине на контрасте выделялось ясное небо, с пробивающимися из ниоткуда лучами солнца. Цветовая гамма радовала глаз, просвечиваясь в приглушенно голубовато-бирюзовом небе и бледно-желтых лучах.

Татьяна внимательно рассмотрела уже нанесенную мозаику и заметила, что осколки были из разных видов стекла, как на витраже. Они походили на реальные осколки реальных предметов, разбитых как будто случайно. Тессеры, как называл их бармен, не всегда имели ровную форму, бывали мелкими или крупными, с острыми или притупленными углами, но разность нивелировалось грамотным расположением отдельных крупиц и их качественной стыковкой друг с другом. Изредка художник пользовался тяжелым, похожим на садовнические ножницы, инструментом для отколки ненужных частей от тессеров.

Осколки он брал очень аккуратно, обращался с ними, как с хрустальными бабочками, что могли рассыпаться от одного касания. С воодушевлением разъяснял полный процесс работы над мозаикой. Чувствовалось, что парень хорошо разбирается в теме, набил уже немало шишек в процессе создания предыдущих проектов и теперь со знанием дела пояснял, как лучше не делать или почему нужно делать именно так.

Как объяснял бармен, они использовали метод обратного набора, накладывая осколки на полотно лицом вниз, потому видели тыльную сторону. Зато потом такая мозаика заливалась специальным составом и обрабатывалась, а на выходе получалось плоское, ровное и гладкое изображение.

Татьяна сразу почувствовала, что ему нравилось это муторное занятие. Он щепетильно относился к деталям и требовал того же от девушки, в шутку ругая за каждую оплошность, но не уставал повторять одно и то же, иногда, если получалось, переделывал неудачно выполненную ей работу. Мелкая мозаика требовала хорошей моторики. Татьяна в академии на занятиях лепила из глины фигурки, но ей все равно с трудом удавалось быть аккуратной в этом деле, поэтому она часто плошала.

— Почему ты этим занимаешься? — спросила девушка, в очередной раз неудачно положив тессер на пленку.

— Наверно, потому что нравится, — усмехнулся парень. — Вот ты балетом почему занимаешься?

Он поднял глаза с плиточки, площадью в один квадратный сантиметр, от которой только отколол острый угол, и посмотрел Татьяне в лицо. Она вздохнула. Теперь и сама не могла ответить на этот вопрос.

— Наверное... из-за отца...

Парень подарил ей понимающий взгляд и снова переключился на плиточку. Татьяна смотрела в ящик со стеклышками голубого цвета, которые должны будут превратиться в небеса на картине. Вспомнила об отце и снова опечалилась. Но процесс укладывания мозаики завлекал и не давал мрачным мыслям застаиваться.

Сейчас ей было комфортно, уютно и даже интересно, несмотря на монотонность работы. В рутине кроилось успокоение. Хотя она знала, что отец сейчас обижен и, наверное, ругает ее всеми возможными матами, которые есть в русском, английском и французском языках, потому что хорошо говорил на всех трех.

— На самом деле, можно сказать я тоже начал этим заниматься из-за родителей, — прервал грустное молчание бармен и привлек рассеянное внимание Татьяны. — Они часто ссорились, пока еще жили вместе.

Она проследила за его удаляющимся вглубь собственного нутра взглядом и прислушалась. Оба замерли на мгновение. Парень думал над тем, что сказать или вспоминал то, о чем говорил, а Татьяна ждала дальнейших откровений.

— Мать в истерике била посуду. И не только, — сказал он с печальной усмешкой на лице, глядя на мозаику. — Помнишь блюдо на кухне?

Бармен посмотрел ей в лицо, ожидая реакции. Девушка кивнула.

— Она однажды и его разбила. Сервиз с этим блюдом им подарили на свадьбу. Дело уже шло к разводу, — парень вздохнул, будто переводил дух. — Мать тогда объяснила мне, что их с отцом брак разбился и что его уже не собрать, как и это блюдо, якобы поэтому они должны разойтись. Я, мелкий дурак, — он усмехнулся образу из воспоминаний в стене, — подумал, что если я склею блюдо, то они останутся вместе.

Татьяна слушала, пристально глядя в его неизменное лицо, будто боялась пропустить каждую микроэмоцию, что он испытывал от воспоминаний. Парень почти никак не выдавал себя, только делал внезапные короткие паузы, хмуря брови, вздыхал, а потом продолжал говорить спокойным тоном.

— Я собрал все-все осколки до единого и аккуратно их склеил обратно. Это стоило мне много крови, труда и времени, но я очень не хотел, чтобы они разводились. Ну, вот, склеил и принес им это блюдо, довольный собой, думал, спас семью, — он снова усмехнулся. — Они рассмеялись оба. И, действительно, на какое-то время это помогло. Но ненадолго.

Наступила короткая пауза. Татьяна поджала губы, не зная, нужно ли ей что-то отвечать, задавать вопросы или высказать как-то иначе свою поддержку, поэтому она молчала в растерянности. А парень снова заговорил.

— Через год они развелись. А в течение всего года ругались и били посуду. Я собирал все осколки и просто, чтобы абстрагироваться, склеивал их обратно в предметы. Сначала я старался вернуть форму, но это редко, когда удавалось сделать полностью, какие-то осколки пропадали, какие-то были слишком мелкими. И я начал собирать из них другое. Родители разъехались, а хобби осталось. Хоть что-то хорошее от них осталось, помимо квартиры.

Он снова выдавил мелкий смешок, выбирая из ящика подходящие белые стеклышки для световых лучей.

— Они… умерли? — с осторожностью спросила Татьяна, не зная, как лучше