Жизнь только начинается - Александр Панов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы не можете сказать так, Галина Афанасьевна, вы же коммунист!
— А комсомольцу скидка делается? Не делается! Через несколько лет и ты будешь вступать в партию… Об этом уже сейчас думать надо. А ты Яркова испугался! Кто же, как не вы, комсомольцы, должны выправить его? В конце концов, что это такое? У кого-нибудь пуговица оторвется — сразу же ко мне, — мол пришейте. Так ведь получается?
Иван Сергеевич постоял, почесал лоб, вздохнул, потом тихо вышел из комнаты. Галина Афанасьевна видела в окно, как он остановил Корнакова и, жестикулируя, что-то говорил ему.
…Ярков вошел в кабинет настороженный. Глядя в угол, хрипло спросил:
— Звали меня?
Галина Афанасьевна указала ему на свое кресло.
— Садись, Ярков.
— Что вы, я постою, не беспокойтесь.
— Ах, какой вежливый: «не беспокойтесь». Неужели это тот Костя Ярков, который играет в орлянку, дерется, кидает соль пригоршнями в суп? — Галина Афанасьевна неожиданно резко приказала: — Садись, посиди на моем месте.
Костя покорно опустился на краешек кресла.
— Как думаешь, Костя, легко быть замполитом?
Ярков поднял голову.
— А чего вам?.. Вызовете одного, другого, поругаете — и все; обедать пора.
Галина Афанасьевна улыбнулась.
— Ну и умная у тебя голова. Я сегодня только к утру уснула, о делах училища думала. Многое еще не налажено… И о тебе думала.
— А чего про меня думать? — удивился Костя.
— Не могу понять, чем ты недоволен, чего тебе не хватает. Долго ли ты будешь хулиганить и разлагать коллектив? Посоветуй, как быть.
— А что я делаю? Я ничего не делаю. — Костя с усмешкой пожал плечами. — Это вам, наверно, Полев или Иван Сергеевич пожаловались. Капают день и ночь на мозги.
— «Капают на мозги»… Откуда у тебя такие нехорошие выражения? Тебе, видно, все равно, будет ли в комнате чисто или намусорено. Ваня по-товарищески тебя предупреждает, а ты драться лезешь.
Ярков усмехнулся.
— Сорвалось.
— Слишком часто срываешься. Плохи твои дела, Костя. Восстановил против себя коллектив. Трудно тебе придется. Отец твой жизнь отдал за то, чтобы ты спокойно учился, стал настоящим человеком, а ты…
Костя закрыл на секунду глаза, сжал губы.
— Вы бы лучше избили меня!
А на другой день случилось собыгие, взволновавшее всю первую группу. Виновником этого события снова оказался Ярков.
Костя давно заметил, что Митя Полев собирает обмылки. «Зачем они ему?» — удивился Костя. А сегодня утром Митя долго возился под матрацем у изголовья. Когда ребята отправились на занятия, Костя отвернул матрац Мити. Там лежал аккуратный сверток. В нем оказались слепленные в комок кусочки мыла. Костя брезгливо поморщился: «Вот, святоша, до чего мелочный. Ну постой же, я отучу тебя от жадности», — решил Костя.
Вот-вот должен был начаться урок. Ярков подошел к Мите, сидевшему на задней парте среднего ряда.
— Тебе старьевщиком работать, — зычно, на весь класс сказал Костя, а не на тракториста учиться.
Митя озадаченно взглянул на Костю и отвернулся.
— Ты не отворачивайся. Зачем тебе мыло?
Но Митя упорно отмалчивался.
— Не приставай к нему, — заступился Вася.
Вошел Петр Александрович, и начался урок.
Яркову не сиделось. Поглядывая на Полева, он нажевал бумаги, вытащил из сумки камышовую трубку и стал выжидать. Вот мастер повернулся к плакату, висевшему на стене.
— Одна неисправная деталь выводит из строя весь трактор. Поэтому заботливый, хороший тракторист ежедневно после работы осматривает машину, заменяет негодные части…
Костя прицелился трубкой в лицо Мите и резко дунул. Полев вскрикнул, зажав обеими руками глаз. Ребята повскакивали с мест, окружили Полева. Мастер отстранил Митину руку от глаза.
— Ничего особенного, — успокоил он воспитанников. — Садитесь по местам. Кто это сделал? — строго спросил мастер.
Ребята молчали.
— Никто не знает? И ты, Митя, не заметил?
Полев отрицательно покачал головой.
Мастер молча ходил по классу.
— Плохи, ребята, наши дела. Знаем и молчим. Кто?
— Если он не трус, пусть сам окажет, — произнес Вася.
Петр Александрович подошел к Васе и требовательно сказал:
— Но и тот трус, кто скрывает. Боитесь хулигана? Эх, вы… солдаты будущие.
Вася опустил голову. Юра, зажимая рот ладонью, словно у него болели зубы, не мигая, смотрел на мастера. Иван Сергеевич сердито оглядывался на Яркова: «Если ты, признайся», — моргал он Косте.
— Мы не продолжим урока, пока не найдем виновника, — категорически заявил мастер и взглянул на часы.
Конечно, мастер уже знал виновника. Слишком выразительно смотрели ребята на Яркова. И даже кое-кто украдкой, как бы нечаянно, указывал глазами или кивком головы на Костю. Но мастеру нужно было признание открытое, во всеуслышание.
— Ребята, что за безобразие, из-за одного человека урок срывается! с возмущением воскликнула Оля.
Ярков, сидевший вначале невозмутимо, постепенно менялся в лице. Уши у него начали багроветь. Испытание было трудным даже для Яркова. Если бы кто-нибудь сказал, наверное, легче было бы.
— Ну, чего ты сидишь? — вытянув обе руки в сторону Кости, вскочил с места Вася. — Почему ты молчишь?
Ребята зашумели. Ярков покраснел и уцепился за парту, словно кто-то собрался его стащить.
Мастер, прихрамывая сильнее обычного, подошел к Косте.
— Встань! — сдерживая гнев, сказал он.
Ярков усмехнулся, привстал, но вновь опустился.
Мастер почувствовал, как кровь приливает у него к лицу. Костя поежился, ожидая сердитого окрика.
— Встать надо, Костя, — тихо сказал мастер.
Ярков поколебался и медленно поднялся.
— Ты мешаешь нам заниматься, — так же тихо продолжал мастер. — Выйди из класса и доложи замполиту, что тебя выгнали.
Костя обвел глазами притихший класс, пожал плечами и опустился на парту.
— Ребята, что мы будем делать? — обратился мастер к группе. — Он отнимает у нас золотое время.
Иван Сергеевич мелким быстрым шагом подошел к Яркову.
— Надоел ты нам, Ярков, со своими фокусами. Выйди, тебе говорят!
Костя не тронулся с места. Корнаков осторожно тронул товарища за рукав.
— Удались, Костя, удались. Я бы сразу выскочил.
— Не так надо! — Вася рывком соскочил с места, легонько оттолкнул Ивана Сергеевича и цепко ухватил Яркова одной рукой за шею, другой за ремень гимнастерки. Не успели ребята опомниться, как он выволок сопротивляющегося Костю за дверь и с видом победителя вернулся на свое место.
— Выйди, Бугрин, из класса, — сказал Васе мастер. — Силой не переубедишь. Я бы тоже так мог, силы хватило бы: за ворот — да на солнышко.
Вася насупился, вздохнул и торопливо, ни на кого не глядя, вышел в коридор. Ярков, как ни в чем не бывало, сидел на подоконнике. Щелкая семечки, он сплевывал их в открытое окно. Вася решительно подошел к Яркову. Зажав двумя пальцами пуговицу на его гимнастерке, он пригрозил:
— Предупреждаю: по улице хоть на голове ходи, мне наплевать, а на уроке не мешай. А то по-настоящему получишь.
Ярков злобно сморщился, отстранил Васину руку.
— Я получу? Да я тебя в порошок… — Он ожесточенно потер ладони, показывая, что сделает с Васей. — А за то, что продал меня, отомщу.
Вася покачал головой.
— Дождешься, выгонят тебя из училища.
— Ой, ой, — с деланым испугом завопил Костя. — Пропаду я без училища! Да я хоть сейчас… — Костя присвистнул, — на поезд — да поминай, как звали!
Глава двадцатая
«КАК БУДТО Я ХУЖЕ ВСЕХ»
— Да не так, тяни в себя… затягивайся, не бойся… В себя, в себя…
Два друга сидят на мягких листьях, поджав под себя ноги в укромном уголке школьного сада. Иногда они воровато оглядываются. Юра держит двумя вытянутыми пальцами дымящуюся папиросу. Рука его дрожит, глаза постепенно влажнеют. Он кашляет, смешно и беспомощно вытягивает шею, жалобно смотрит на Костю.
— Меня тошнит… Голова кружится…
— Еще разок… Так и за год не научишься.
Юра отчаянно морщится, с отвращением косится то на папироску, то на Костю, подносит к вытянутым вздрагивающим пухлым губам папиросу и вдруг откидывает ее. Из груди вырывается кашель. Слезинки торопливо, словно стыдясь, сбегают по щекам.
— Перерыв сделаем, отдохни пока.
Костя ложится спиной на чуть влажные листья, с удовольствием затягивается, выпускает колечки дыма; они поднимаются вверх, медленно расползаются.
— Едешь в поезде и покуриваешь, покуриваешь… Иначе пропадешь от скуки.
— Давно научился?
— С малых лет.
— А зачем все-таки люди курят? Я вот, например, нисколько не хочу курить.
— Чудак, привыкнешь.
— А зачем привыкать?
— Научишься — узнаешь.
Костя щелчком отбрасывает папиросу, переворачивается на живот.