Золото Удерея - Владимир Прасолов

- Ладно, извиняй, не хотел тебя обидеть. А в чем дело то? Парень ты видный, хоть куда, нешто за тебя дочь ее родители не отдадут? Иль, повинен в чем?-

- Ни в чем не повинен, с отцом ее не поладил, отказался в служки к нему идти, вот он и окрысился на меня. Анютке запретил видеться со мной. Взаперти девку томил, а месяц как вообще ее отправил в Енисейск, в гости как бы. А народ языками чешет - просватал он ее там за приказчика, сынка купеческого.-

- Во оно как. Так а она- то, что? –

- А что она супротив отцовской воли может. Хотели тайно сбечь, повенчаться, так не успели.-

- Ежели только просватал - это еще не все пропало. Главное под венцом не была. Есть воля родительская, а божья воля сильней. Ежели допустит до венца вас господь, значит, так оно правильно будет, по его воле. А ежели нет, значит не судьба вам вместе быть, тоже его воля. Токо, за свое счастье бороться надо брат.-

- А что я могу, говорю же, увезли Анюту.-

- Красивое имя, сама наверно тоже пригожая, а Федь?-

- Ты опять?-

- Да нет, я серьезно. Просто если в сердце она у тебя, стоит и побиться в кровь. А ежели так, из обиды, что ее отец против, тогда не стоит трепыхаться. –

- Говорю же люба она мне, с другими гулял, а она в глазах стоит. Другу девку мну, а ее вижу!-

- Да паря, кто отец то ее?-

- Никифоров –

- Ого, слыхал, это тот, кто всеми кабаками, да извозом по реке владеет?-

- Он и есть –

- Да Федь – запустив пятерню в бороду, задумчиво сказал Семен и, немного погодя, продолжил.

- Может, персидскую княжну и было бы легче взять, чем дочку Никифорову. Тут не золото решает, его у него в достатке, не переплюнешь. Воровским путем тоже навряд получится, он тебя из - под земли найдет. Уж я то знаю его людишек, ты брат не представляешь с кем тягаться надумал. Мой тебе совет, оставь это, выбрось из головы, не пара она тебе. Ни с какого конца. Не роднись с Никифоровым, не марай рода своего-

Услышав такое, Федор аж сел.

- Ты чо дядь Семен такое говоришь? При чем здесь род их, почему не пара она мне?-

- Что знаю, то говорю, злодей он и весь род его злодейский-

- Да быть того не может! Нет у меня к нему приязни, то верно, но уважать я его не перестал, дела умеет Никифоров делать. Вон как развернулся, люди на него не в обиде, всем работу дает и платит справно. Суровый, нерадивости не терпит, однако справедлив к работникам, любой скажет. Напрасно ты его так –

- О, как ты за своего будущего тестя в заступ пошел! Однако Федька не знаешь ты многого, чего я про вашего купчика знаю. Верно говорю, злодей он, кровавый злодей-

- Ну, так расскажи!-

- Не время сейчас, давай поспим, устал я что – то. И так уж полночи проболтали.-

- Ладно, только слово дай, что все мне расскажешь.-

- Даю, вот те крест расскажу, только позже-

Сильный удар грома прокатился над тайгой. Дождь крупными каплями замолотил по крыше успокаивая и убаюкивая возбужденное услышанным сердце Федора.

*

Вот чего не ожидал Яков Спиринский, так того, что его внезапный арест сыграет как раз ему же на руку. И мать и дочь Сазонтьева, даже не выслушав толком объяснений Ивана Васильевича, окружили Якова такой трогательной заботой и вниманием, будто он только что вернулся с поля боя где героически сражался за Отечество. Он благосклонно и несколько виновато улыбался, отвечая любезностями и маме и особливо дочке, чем ввергал ее сердце в томление и глаза ее уже не раз внезапно наполнялись слезами умиления, когда он страстно припадал устами к ее руке. К вечеру все сомнения относительно Якова в плане его сердечной привязанности у Сазонтьева исчезли. Он решил, не медля рассказать свой главный прожект будущему зятю, а в этом он был уверен, видя нежную привязанность буквально сгорающей от любви Глафиры и соответствующее поведение Якова.

- Так, прошу оставить нас для разговора – тоном, не допускающим возражений, после обильного ужина, сказал женщинам Иван Васильевич.

Дождавшись, когда они вышли, Сазонтьев поближе подсев к Якову, чуть ли не шепотом спросил его.

- А известно ли вам сударь, что в землях по Енисей реке, да по Верхней Тунгуске, то биш Ангаре, люд старательский золотом промышляет? Несметно народу в те края прет и несут по осени песок золотой да самородное золото. За все про все им же и расплачиваются по пути назад. Енисейский тракт золотым песком посыпан, у старателей карман то дырявый. А до самого Красноярска он себе порты новые купить не может потому как негде. Товару в лавках деревенских нет, а им бархат да парча потребны, сапоги яловые подавай, да кушаки шелковые. Тыща процентов на копейку затрат дорогой мой! Я уж и места присмотрел и с начальством волостным разговоры вел. По тракту Енисейскому кабаки да лавки ставить надоть!-

- Так за чем дело стало, Иван Васильевич?-

- Не могу я сам управиться, а довериться некому, вот коли бы с Вами Яков Васильевич это дело вместе поднимать, с Вашими связями, размахом - то Вашим, а!?-

- Ну что Вы Иван Васильевич. Не преувеличивайте мои способности.- Потупив глаза поскромничал Яков, в то время как его мозг лихорадочно перемалывал информацию, пытаясь найти варианты собственной выгоды.

- Но я Вам скажу интересно, очень даже интересно-с. Следует подумать - выдержав глубокомысленную паузу, продолжил он.

- Что ж тут думать, тут считать надо, да и это я уж подсчитал, вот взгляните, тут у меня все - полный балансец, так сказать, Яков Васильевич!- С этими словами он вынул из саквояжа целую кипу бумаг и стал раскладывать на столике перед Спиринским.

Яков на дух не переносил бумажную работу, он и читал то только стихи книжные, да газетные статейки о светской жизни. А тут расчеты, цифры, аршины да пуды. Зарябило в его глазах и томление в голове наступило от этого.

- Хорошо, хорошо Иван Васильевич, я позже, позже просмотрю Ваши расчеты. Мне суть понять надо, а это проще от Вас услышать. Я же верю Вам как отцу родному, не сомневайтесь Бога ради. Уже согласен с Вами создать компанию.-

- Вот и хорошо, вот и славно!- расчувствовался Иван Васильевич - Вот за это можно и наливочки выпить, а потом и обсудим детали.-

Два часа к ряду, чередуя наливочку и торговые расчеты, Иван Васильевич убеждал Якова в целесообразности и выгодности задуманного им предприятия. В конце концов, оба уже изрядно навеселе, откинувшись в креслах, замолчали. Одному из них виделись наполненные товарами лавки и гудящие от старателей кабаки, другому золото, текущее в руки и разгульная жизнь в столице. Оба были счастливы от достигнутого взаимопонимания, осталось то пустяк – все это воплотить в жизнь в аршины и пуды, кабаки и лавки, а главное в золото, в этот притягивающий и манящий металл, ради которого что один, что другой готовы были на все.