Год призраков - Джеффри Форд

Поверхность озера усеяли опавшие листья, а там, где виднелась вода, чуть подрагивали отражения стоящих вокруг деревьев — от ветерка поверхность подернулась рябью. Вокруг царили тишина и покой. Я не знал, чего ищу (может быть, тело, плавающее посередине), но озеро выглядело как и всегда в эту пору. Я довольно долго стоял там, слыша, как в лесу вокруг меня падают желуди и ветки, и думая о Чарли, — как он лежит на спине с широко распахнутыми глазами и открытым, словно в крике, ртом. Я представлял себе, как его руки тянутся к последним лучам солнца, виднеющегося за деревьями, как он рассекает воду, выбираясь назад в наш мир из своего мрачного кошмара. Сгущающиеся сумерки погнали нас с Джорджем прочь из леса.

Той ночью я проснулся оттого, что меня проняла дрожь. Дул ветер, и антенна на крыше над моей комнатой вибрировала, издавая высокий вой, словно стонал сам дом. Я добрался до туалета, где меня вырвало, а потом поплелся назад в кровать и снова погрузился в лихорадочные сны. В них был нескончаемый хоровод образов, что перемежались картинами сточной трубы, озера, уходящей вниз кирпичной лестницы в Святом Ансельме. Ко мне приходил Тедди Данден. Меня преследовали Чарли, его мать, человек в белой машине, бледное лицо в окне и сам Перно Шелл: они все набивались ко мне в друзья, предавали меня, а потом все это вдруг прекратилось. Я услышал чириканье птиц, открыл глаза и увидел красноватое зарево за окном. На лбу у меня лежала влажная салфетка. Потом я различил неясный силуэт отца в ногах кровати. Он сидел, наклонившись вперед, с закрытыми глазами, одна рука лежала на одеяле рядом с моей щиколоткой. Отец, вероятно, почувствовал, что я шевельнулся, и прошептал:

— Я здесь. Спи-спи.

Хотя жар у меня спал и к девяти часам я чувствовал себя гораздо лучше, вирус в тот день избавил меня от школы. Мэри тоже не пошла учиться, и мама осталась ухаживать за нами. Все было как в старые деньки, еще до того, как она пристрастилась к бутылке и начались трудности с деньгами. Пришла Бабуля, и мы все после завтрака просидели целый час за обеденным столом, играя в карты — в «казино» и «даму пик». Потом я с увлечением подвигал пластмассовых солдатиков на подоконнике гостиной, хотя до этого много месяцев не прикасался к ним. А за окном сиял великолепный холодный день. Мы посмотрели по телику детектив с Питером Лорре в роли мистера Мото,[30] сыщика и любителя квашеной капусты, а мама приготовила спагетти с маслом.

Около трех часов я улегся на диван и закрыл глаза. Мэри сидела на полу в кухне, складывая головоломку, а мама расположилась в кресле-качалке рядом со мной и дремала. Было тихо-тихо, если не считать шелеста ветра за окном.

Я вернулся мыслями в то время, когда учился в четвертом классе и целых полтора месяца не ходил в школу. Мама тогда не работала, и если я не хотел идти в школу, она разрешала мне оставаться дома. В тот год я по-настоящему открыл для себя книги и большую часть времени валялся в кровати, пожирая одну за другой: «Ясон и аргонавты», «Остров сокровищ», «Марсианские хроники», «Паутинка Шарлотты».[31] Для меня не имело особого значения, что я читаю, а персонажи казались мне куда реальнее моих одноклассников и учителей.

К ланчу я выползал в гостиную, мама готовила спагетти, и мы смотрели какой-нибудь старый фильм. Я был единственным четвероклассником, который мог отличить Пола Муни от Лесли Говарда. Я обожал детективы, их сюжеты, ощущение напряженного ожидания. Больше всего я любил сериал «Тощий человек»,[32] а мама, конечно, неровно дышала к Бэзилу Рэтбоуну в роли Холмса.[33] Мистер Клири грозил оставить меня на второй год, но мама сходила в школу и сказала ему, что я не останусь, и я не остался.

Вспоминая тот год, я понял, насколько мама отличалась от других родителей. Это отличие было как свет, который всегда горел где-то передо мной, пусть даже все погружалось во мрак, когда мама напивалась. Она пугала меня, и я ненавидел женщину, которой она становилась, но этот свет был чем-то вроде обещания вернуться к той, прежней жизни. Эти воспоминания оберегали меня, когда я во сне попадал в сотни разных историй.

Я пробудился от мирной, без сновидений, дремоты только потому, что Джим большим пальцем приоткрыл мое веко.

— Этот уже мертв, доктор, — сказал он.

Я стряхнул с себя сон и увидел, что за окном уже сумерки. Из кухни доносилось позвякивание горлышка винной бутылки о край стакана. Первая моя мысль была о Чарли на дне озера. Кому я мог об этом сказать? Кто бы поверил тому, что мне казалось непреложной истиной?

После обеда мама поставила на «виктролу» пластинку «Кингстон-трио»[34] и села за обеденный стол, попивая вино и почитывая газету. Мэри, надев роликовые коньки, закладывала виражи вокруг плетеного коврика в гостиной. Джим показал мне кое-какие борцовские приемчики.

— А не пойти ли тебе?.. — услышал я голос мамы, а потом она позвала нас всех.

Мы с Джимом подошли и встали по сторонам кресла, и она показала нам фотографию в газете:

— Посмотрите-ка, кто это.

Сначала я его не узнал, потому что он был без бумажной шляпы, но Джим наконец сказал:

— Эй, да это же Тай-во-рту.

И тогда перед мной возникло удлиненное, худое лицо мороженщика. Я почти что услышал его голос: «Тебе чего, цыпочка?»

Мама сказала, что Тай-во-рту арестован за растление малолетних в другом штате. Некоторое время его подозревали в похищении Чарли Эдисона, но потом это обвинение было с него снято.

— Что такое растление малолетних? — спросил я.

— Это значит, что он — мерзавец, — сказала мама и перевернула страницу.

— Это значит, что он кому-то из ребят сделал Особый Тай-во-рту, — сказал Джим.

Мама попыталась хлестнуть его газетой, но Джим был парень проворный.

— И куда только катится этот мир? — проговорила она и отхлебнула еще вина.

В ту ночь мне было не уснуть — отчасти потому, что я выспался днем, отчасти потому, что мысли были полны темных вещей, которые проникли в мой мир. Я воображал себе плод «солнца митры», только что сорванный с ветки, но червивый. Антенна стонала на ветру, и не имело значения, насколько Перно Шеллу удалось приблизиться к золотым улицам Эльдорадо, потому что запах трубочного табака не давал мне сосредоточиться на книге.

Я встал, подошел к письменному столу, открыл ящик и вытащил кипу карточек, полученных от мистера Тай-во-рту. Ванильная конусная головка, как мне показалось теперь, дышала злобой, ухмыляясь своей застывшей улыбкой. Я сгреб их и выкинул в мусорное ведро. Но, вернувшись в кровать, я обнаружил, что думаю только о той единственной карточке — глазах, — которая мне так и не досталась. Мне никак не удавалось выкинуть эту карточку, похоронить ее, сжечь с остальными — эти глаза все время набирали силу, они смотрели на меня изнутри моей собственной головы. Я забрался с головой под одеяло и стал прислушиваться — не вернулся ли с работы отец.

Но вместо этого услышал крик Мэри внизу и лай Джорджа. Я выскочил из кровати и бросился вниз. Следом за мной бежал Джим. Когда мы добрались до неосвещенной комнаты Мэри, она сидела в кровати с перекошенным от ужаса лицом.

— Что такое? — спросил Джим.

— Там кто-то есть, — сказала она. — Я видела лицо в окне.

Джордж фыркнул и зарычал.

Я почувствовал кого-то у себя за спиной и мгновенно повернулся. Это была Бабуля в своем стеганом халате, с сеточкой на волосах, а в руке она сжимала кухонный нож.

Джим взял Джорджа за ошейник и отвел на кухню.

— Взять их, Джордж, — сказал он и открыл заднюю дверь.

Пес, рыча, бросился в темноту. Мэри, Бабуля, Джим и я стояли в ожидании — не схватит ли он кого-нибудь. Прошла минута-другая, Бабуля велела нам оставаться на месте, а сама шагнула в темноту, держа нож наготове. Несколько секунд спустя она вернулась, следом семенил Джордж.

— Кто бы это ни был, его здесь уже нет, — сказала Бабуля и отправила меня с Джимом спать, сказав, что посидит с Мэри, пока не вернется отец.

Мама и глаз не открыла, и, проходя мимо ее спальни — смежной со спальней Мэри, — я увидел, что она лежит с открытым ртом, придавленная «Холмсом».

Ты бы удивился

Когда я на следующее утро спустился на кухню и принялся готовить себе зерновой завтрак, Джим уже был во дворе — обследовал место преступления.

— Приставная лестница стояла у дома, — сказал он.

— Отпечатки есть? — спросил я.

Джим покачал головой.

Из столовой донесся голос матери:

— Отец сегодня сообщит в полицию.

Джим наклонился поближе ко мне и прошептал:

— Мы должны поймать этого типа.

Я кивнул.

Угнетаемый тревогой, я отправился в школу, где чуть не рассмеялся от радости, узнав одну новость. На переменке Тим Салливан сказал мне, что, по словам его отца, полиция собралась протралить лесное озерцо в поисках Чарли Эдисона. Я не мог поверить в такую удачу. Словно кто-то прочел мои мысли, и не только прочел — они собирались что-то делать. Видимо, с учетом обстоятельств исчезновения Чарли это был вполне разумный план, но я почувствовал облегчение.