Южная кровь - Владимир Григорьевич Колычев

– Это шприц-дротик, – сказала Скорокова.

Она нагнулась, поднимая с земли шприц с оранжевым оперением. Родион подошел к ней, вынул из кармана оранжевую щеточку. Ну, конечно, это же оперение дротика со снотворным. В Майю стреляли шприцем-дротиком, он остался с ней, а щеточка выскочила из крепления.

– В спину выстрелили, – скривился Камышлов. – В затылок попали.

– Кто попал?

– Не знаю.

– Может быть, Варшавин?

– Да нет, с чего бы ему стрелять… Да и не мог он. Физически не мог.

– Рассказывай!

Родион всем своим видом показывал, что у него нет времени на болтовню, и Леон понял участкового.

– Ночью дело было, в районе двух часов. Я спал, слышу, машина отъезжает. Вышел, смотрю, ворота нараспашку, машина уже далеко. Ну, думаю, Глебу Станиславовичу что-то взбрело в голову, ворота собирался закрыть, а тут в шею щелк, ну, и я вырубился. Только сейчас проснулся.

– Ты видел Варшавина за рулем машины?

– Нет. Но ключи только у него.

– А ворота вы закрыли? – спросила Скорокова, глядя на Камышлова как на совершенно постороннего человека.

Впрочем, им с Камышловым совсем не обязательно знать друг друга, даже если она ставленница Варшавина.

– Говорю же, собирался только.

– А ворота закрыты были… – глянув на Родиона, Скорокова очертила рукой кривую от места, где лежал Камышлов, к шприц-дротику, а затем показала за угол дома. – Не кошка это была!

Девушка заглянула за угол дома, пошла по тропинке, которая вела к забору. А там пролом, через который можно было попасть во двор соседнего дома, где жил Федотов, знакомый уже Родиону мужичок, похожий на ожившую мумию.

– Федотыч там живет, – потирая затылок, пояснил Камышлов. – Он, кажется, ко мне подходил, что-то спрашивал.

– Он же и дротик вынул, – сказала Скорокова. – И выбросил, когда убегал.

– С Федотычем разберемся, – кивнул Родион, глядя на Леона. – В районе двух часов, говоришь, Варшавин уехал?

– Если точней, без пятнадцати два, я спать лег.

– А ты разве не телохранитель?

– Я чутко сплю.

– Чутко? – усмехнулся Родион.

Варшавин и ворота открыл, и машину выгнал, только тогда чутко спящий продрал глаза.

– А вы что здесь делаете? – спросил Камышлов.

– Зачем Варшавин уехал? – вопросом на вопрос ответил Фомин.

– Я не знаю.

– Он ничего не говорил?

– Нет. Я думал, он спать лег…

– Может, подъезжал кто-то?

– Не знаю.

– Давай, просыпайся!

Федотов как будто ждал, когда за ним придут. Родион не стал лезть к нему во двор через пролом в заборе, зашел со стороны ворот. Только взялся за штакетину калитки, как открылась дверь и показался Федотов. Высунулся из-за двери, настороженно посмотрел на участкового.

– Да выходи ты, Василий Федорович, видели мы, как ты от нас убегал.

– Убегал? – Глазки у мужика забегали.

– Увидел машину, испугался… Или это ты в Леона дротик запустил?

– Дротик?!. Нет, не я!

– Там пролом у вас в заборе, к Леону со стороны забора зашли.

– Я не заходил!

– А кто?

– Не знаю… Но мне показалось, что во дворе кто-то был.

– Кто-то посторонний? – спросила Скорокова.

– Да.

– Когда в Леона стреляли?

– Ну да.

– А откуда вы знаете, когда в него стреляли?

Федотов захлопал глазами:

– Я не знаю… Знаю, когда машина отъехала.

– Со двора машина? – взял слово Родион. – «Мерседес»?

– «Мерседес», – подтвердил Федотов. – Сначала один джип подъехал, а затем Глеб Станиславович. За этим джипом и поехал.

– За «Мицубиси Паджеро»?

– Я марку не разглядел. А машина подъехала, постояла немного, развернулась и поехала. А Глеб Станиславович за ней! Крикнул что-то, сел в машину и погнал!..

– А вы закрыли за ним ворота? – снова влезла в разговор Скорокова.

– Закрыл.

– Тогда же ночью и закрыли?

– Ночью, – кивнул Федотов.

– А Леон так и остался лежать на земле? – пригвоздила Василия Федоровича лейтенант.

– Ну-у… Он же живой был! – нашел оправдание мужичок.

– С дротиком в шее.

– Дротик я только сейчас увидел. Взял, смотрю, вы, бросил…

– Что Варшавин кричал? – спросил Родион.

Он выразительно глянул на Скорокову, но ничего не сказал. Нехорошо лезть поперед батьки, ее счастье, что вопросами своими в точку попала. Федотов не спал, когда уезжал Варшавин, он не только мог слышать, но мог и видеть преступника. И теперь ему никуда не деться, придется отвечать по существу.

– Стой, кричал!

– Кому кричал?

– Не знаю.

– Из машины кто-нибудь выходил?

– Нет…

– А стрелял кто?

– Стрелял?

– Дротиками. Шприцами…

– А-а!.. Ну видел я, ходил кто-то в огороде. Я думал, Леонид… Я не знаю, может, он и был.

– А может, и не он, – усмехнулся Родион.

– Может, и не он… – пожал плечами Федотов.

– Сам он в себя выстрелить не мог.

– Не мог.

– Значит, Леонид лежал на земле, может, мертвый, а вы даже в полицию не позвонили.

– Э-э… Да нет, не мертвый. Спал он. Крепко спал. Усыпили его. Дротик же со шприцем!

– Вы только сейчас узнали про шприц, ночью вы его не видели. И что усыпили, не знали…

– Так живой же был. – Мужчина жалостливо глянул на Фомина.

– Все равно в полицию нужно было позвонить.

– Ну да… – вздохнул Федотов. И «вдруг» вспомнил: – Глеб Станиславович уехал, а за ним машина поехала.

Он показал в сторону железнодорожного моста и движением руки очертил путь машины, которая поехала за Варшавиным.

– А ну-ка!

Фомин взял Федотова под руку, задал направление и отпустил, дальше он сам. Они зашли во двор арендованного дома, через огород вышли к забору, за которым в траве угадывалась колейная дорога, ведущая к железнодорожному мосту. Этот же проселок выходил и на дорогу, на которой Родион обнаружил машину Гуляевых. А трава высокая, ковыль, полынья, отличная маскировка для машины, из которой следили за домом, за яхтой и из которой появился человек с пневматическим маркером для стрельбы дротиками.

На дорогу Родион вышел через пролом в заборе. Кто-то заботливо отодрал от поперечин штакетины, проник сначала в огород, а затем пролез обратно. Тропинка от пролома к дороге не тянулась, не успели протоптать, но трава заметно примята.

Фомин осмотрел место, где, возможно, стояла машина, о которой говорил Федотов. Дождей давно не было, грунт пыльный, сухой, но в одном месте четко отпечатался след колеса. Совсем свежий след. И трава в одном месте примята, возможно, кто-то сходил до ветру. И возможно, сделал это по-женски, сидя, наступив при этом на кротовью кучу, оставив свежий след, похоже, от кроссовки.

Подошва обуви оставила скромный след, только круг отпечатался, похожий на радиальную мишень, и елочка, даже размер не определить. Но чутье подсказывало, что размер небольшой, максимум сороковой. Возможно, Родион ошибался, и до ветру ходил