Та, которая видит - Гленда Ларк

Я резко повернулась, ушла с пристани и направилась прямиком в «Приют пьянчуги». Странно: как раз когда я оказалась на площадке лестницы, я заметила цирказеанскую красавицу, входившую в свою комнату. Должно быть, она не меньше моего спешила уйти с пристани. Интересно, что заставило ее так торопиться… Она как силв и чистокровная цирказеанка могла встречаться с хранителями на равных. Не то что я — безымянная полукровка, не имеющая гражданства, лишенная дара силва… Единственным моим достоянием был Взгляд: только он обеспечивал мне сомнительную респектабельность, только благодаря ему меня не вышвырнули с островов Хранителей, как только я подросла достаточно, чтобы самой заботиться о себе.

Я улеглась на кровать и стала ждать. Я знала: они найдут меня, если я им понадоблюсь. В конце концов, в Гортанской пристани была всего одна приличная гостиница…

И пока я ждала, я думала о сир-силве Датрике.

Мы впервые повстречались, когда мне было лет восемь. Датрик тогда еще не был советником; он занимал какую-то мелкую должность на службе Совету, хоть и питал большие амбиции. Я жила вместе с группой таких же бездомных и отверженных, как я сама, детей. Приютом нам служило старое кладбище на Сумеречном холме; там когда-то богачи хоронили своих покойников в просторных склепах. Заброшенные гробницы служили хорошим убежищем вечно голодным уличным бродяжкам, ребятне без денег, без близких и, как, по крайней мере, в моем случае, без гражданства. Там же жили и двое взрослых: полусумасшедшая старуха, торговавшая старьем, и немой нищий. Мы, дети, работали на них: это был единственный способ добыть себе пропитание и выжить.

Это кладбище и было моим самым ранним воспоминанием… меня передавали от одного взрослого обитателя дна другому, били, заставляли попрошайничать. Я помню постоянное чувство голода, холода и одиночества. Я очень рано усвоила, что никто не позаботится обо мне, кроме меня самой.

В тот день, когда я повстречала Датрика, я вместе с двумя мальчишками зарабатывала медяки, отскребая оставленную морскими пони слизь с мостовой перед домом какого-то богача. Мимо, направляясь к одной из вилл, прошла группа хранителей-силвов. Я уже давно поняла, что вижу мир иначе, чем другие дети: я различала голубовато-серебристое сияние силв-магии и не обманывалась созданными силвами иллюзиями; все это я видела так же ясно, как большинство людей — радугу в небе после дождя. Я не знала, как называется такая моя способность, и даже не подозревала, что существуют и другие люди, умеющие видеть силв-магию. До того дня я не знала, что могу заметить и дун-магию, хотя слышала о багровых чарах. Как и все жители Ступицы, я выросла, испытывая страх перед дун-магами и больше всего на свете боясь встретиться с ними, хотя такого никогда и не случалось. Для нас, бродяжек, дун-маг был пугалом… очень страшным, но все же нереальным.

Так было до того дня, когда дун-маг напал на группу силвов. Он, должно быть, охотился за определенным человеком — советником, который в то время ведал городской стражей. Проходя мимо силвов, маг сотворил заклинание… а я его увидела — мерзкое зловонное багровое свечение, поползшее в сторону ничего не подозревающих людей. Хоть я никогда раньше с дун-магией не сталкивалась, я сразу поняла, чем это должно быть. Не было ничего другого, что пахло бы такой… такой скверной. Я выкрикнула предостережение — ведь никто из силвов не мог видеть дун-магии.

— Дун-магия! Дун-магия! — завопила я. Немедленно всюду вокруг вспыхнули вихри силв-магии, сияющие и прекрасные, питающие друг друга силой. Защита силвов походила на полупрозрачный покров, натянутый между голубоватыми столбами света, извивающимися, танцующими, с перебегающими по ним искрами, — так солнечный свет переливается на воде. Багровое свечение вспыхнуло ярким пламенем, соприкоснувшись с серебристо-голубой стеной, но проникнуть сквозь нее не смогло. Дун-маг в ярости обрушил заклятие на меня, но это никакого эффекта не произвело — меня только вырвало от отвращения. В тот же момент один из силвов согнулся пополам: заклинание дун-мага нашло прореху в его защите. Уж это-то все они увидели. Некоторое время царила неразбериха: силвы впали в панику, и дун-маг смог бы, возможно, скрыться, если бы не Датрик. Он один среди стражи, окружавшей советника, не растерялся: больно стиснув мне руку, он прошипел:

— Кто наложил заклинание, ты, курносая замарашка?

Я показала на виновника, и силвы все разом взялись за него. Я замерла на месте, как громом пораженная, и могла только таращиться. При помощи силв-магии никому причинить вреда нельзя, но можно запутать жертву при помощи иллюзий. А уж тогда, пока человек будет отбиваться от воображаемых чудовищ, пырнуть его ножом нетрудно. Зрелище было не слишком приятным.

Не пострадавший при нападении советник подошел, чтобы поговорить со мной и с Датриком, Сунув мне в руку монету, он поблагодарил меня и сказал Датрику:

— Вот прекрасный пример того, о чем я твержу уже многие годы: нам нужны услуги тех, кто обладает Взглядом. — Не обращая внимания на недовольную мину Датрика, он добавил: — Дитя, ты теперь будешь служить Совету. Датрик, позаботься о девочке. — Он отошел, а мы с Датриком остались, глядя друг на друга с взаимным отвращением.

В том, что случилось потом, я ничего изменить не могла.

Датрик отдавал приказания, а я повиновалась.

В конце концов, он отправил меня в школу для бедных при мужском менодианском монастыре на окраине Ступицы. Заведение ничего особенного собой не представляло. Первое, чем озаботились братья, — это вымыть меня; при этом, конечно, обнаружилось, что я девочка, — Датрик не потрудился сообщить патриархам об этом обстоятельстве. Меня быстренько спровадили в такую же школу при женском менодианском монастыре. Это заведение оказалось еще более унылым; оно находилось в темном мрачном здании, и заправляли там женщины, более интересовавшиеся аккуратностью, чем счастьем своих воспитанниц. Я сразу возненавидела школу и несколько раз убегала. Каждый раз Датрику приходилось возвращать меня обратно, и наша взаимная антипатия только росла. Сестры безуспешно пытались научить меня сидеть смирно, молчать и заниматься всякими скучными вещами вроде шитья. Наконец они — и Датрик — отступились и вернули меня в школу при мужском монастыре.

Там я более или менее была довольна жизнью. Я научилась читать и немного писать; большая часть дня там отводилась занятиям спортом. Меня научили основным приемам боя на мечах, плаванию, стрельбе из лука — всем так называемым «мужским» умениям, — а также менее интересным вещам вроде сапожного дела, колки дров и мытья котлов. Это должно было обеспечить ученикам работу и средства к существованию после окончания школы, если, конечно, они не предпочли бы вступить в монашеское братство.