Волчья сыть - Марина Дяченко

— Первый грех наших предков, — говорил старик, кутаясь в холстину. — Мы не просто потомки стадных животных. Мы потомки тех, кто пошли за Лидером. И, стало быть, Лидеру доверили свою жизнь и судьбу. Передали ему ответственность…

Старика никто не слушал. Они сидели плечом к плечу — убежавшие от одиночества в своих пустых и просторных домах. Они не нуждались в ораторе, они не собирались похлопывать в такт чьей-то песне. Дым смотрел сквозь костер на Лану-Гаевую, державшую руку тощего мрачного Люка, и пытался представить, что бы ответили эти ребята его бывшей жене, если бы она (великий Лидер, он забыл ее имя!) вздумала рассказать им о любви и свободе. О дружных больших семьях, где любовь крепнет пропорционально числу супругов. И еще он думал о том, что статным животным не нужен, противопоказан разум. Потому что носитель разума — одинок. Потому что стадо обязательно вступит в поединок с желанием мыслить. И еще он радовался, что наконец-то не должен ежедневно, ежечасно выдергивать себя из стада, противопоставлять себя стаду; что наконец-то можно просто сидеть вместе со всеми и делать то же, что делают все. Смотреть в огонь.

Однажды утром он пошел побродить по промышленным районам — ему пришлось принудить себя. Он говорил себе, что там, среди высоких мертвых корпусов может найтись новый резерв продовольствия — но путешествие по заводским улочкам было для него сродни тягостной прогулке по кладбищу. Он так и не дошел до фабричного комплекса, до леса давно не дымивших труб. Бесцельно забрел в инженерную школу, заглянул последовательно в библиотеку, спортзал, классы, нигде не обнаружил ничего, кроме паутины и пыли запустения. Уже собравшись уходить, приоткрыл дверь большой лаборатории — и за ближайшим столиком увидел согбенную фигуру тощего угрюмого Люка.

— Привет, — сказал просто затем, что молча прикрыть дверь было бы глупо и невежливо. Люк глянул так, будто его застали за взломом сейфа. — Я тебе не помешаю, — не то спросил, не то заверил Дым.

— А выглядишь ты гораздо моложе, — заметил Дым.

— Да, я раньше пошел в армию, чтобы поскорее поступить в инженерную школу, — сказал Люк. — Когда служил на границе, был техником маячков. Поэтому сразу и приняли на защитные технологии. Жаль, не успел получить диплом, впрочем, тему мне еще перед нашествием зарубили.

В лаборатории пахло едко и неприятно, но почему-то этот скверный запах напоминал о жизни. О настоящей жизни. Которая кажется бесконечной.

— А я все о вас знаю, — сказал Люк, и Дым улыбнулся его самонадеянности.

— Так уж и все?

— Я знаю, что вы были у Хозяев, — прошептал Люк. — Что вас… остригли, и вы спаслись только случайно, из-за того значка. Я их ненавидел, эти значки. Когда замечал их на ком-то, прямо срывать готов был.

— Ревновал?

— Наверное, — сказал, подумав, Люк. — Все говорили, что я поклонник Ланы. А я ее уже тогда любил.

Люк ходил вдоль стеллажей с тряпкой. Тщательно вытирал пыль, которой здесь и без того было не так уж много.

— Я бы побоялся идти к Хозяевам, — сказал Люк, споласкивая тряпку в жестяном ведерке.

— Они вовсе не так страшны, — сказал Дым.

— Откуда вы знаете, страшны ли они? Вы ведь так и не сумели их понять?

— Да, — согласился Дым. — Мы говорим почти на одном языке и даже пользуемся одинаковыми буквами. Но понять друг друга мы не сможем. Никогда.

— Почему же вы велели всем идти туда, к ним? — спросил Люк с подозрением.

— Я никому ничего не велел. Я рассказал все, что знал. Они выбрали сами. Как когда-то выбрал Лидер.

— Вы верите этой истории о Лидере?

— Верю, — серьезно отозвался Дым. — Мне кажется, все было именно так.

Люк закончил уборку на рабочем столе. Вытер руки тряпочкой — обрывком когда-то белого халата:

— А почему вы не остались у Хозяев? Ведь там можно жить, и жить неплохо?

— Я не могу без стада, — произнес Дым с отвращением.

— Может быть, это не всегда плохо, — шепотом проговорил Люк. Руки его давно были сухие, но он все еще мял и мучил несчастную тряпочку. Летели белые ошметки.

— А что за тему диплома тебе зарубили? — спросил Дым.

Тряпочка треснула; Люк опомнился. Осторожно положил в ведро обе лохматые половинки:

— Да так… Я разрабатывал альтернативу… маячкам.

— Разработал? — быстро спросил Дым.

Люк помолчал. Отвел глаза:

— Нет. Когда стало ясно, что это нашествие… Я целыми днями сидел, думал: сейчас найду панацею — и прославлюсь. Я буду знаменитее, чем Дива Донна, он невесело усмехнулся. — И она меня полюбит.

— Не получилось? — спросил Дым, заранее зная ответ.

Люк мотнул опущенной головой:

— Не получилось. Знаете, среди исследователей холила такая байка: Арти-Полевой не выдумал маячки. Будто бы он спер идею в какой-то старой книге, а источник потом уничтожил. Ведь с нашим уровнем технологии невозможно додуматься до такого, о физиологии волка надо знать в десять раз больше, чем мог знать Арти. И тому подобное… И вот когда я сидел и была паника, полные улицы беженцев, еды ни травинки… А я сидел в лаборатории, и с каждой секундой все яснее понимал, что попытки мои смешны и правильно мне зарубили тему. Я отчаивался, и тогда мне казалось, что эти сплетни имели под собой основание.

Дым огляделся. Стены лаборатории вдруг нависли над ним, как нависали некогда безразмерные пространства Хозяев. Плотно завинченные сосуды с реактивами, громоздкие приборы с тусклыми дисплеями, переплетение проводов и горы лабораторной посуды — все это казалось фальшивым, муляжным, мертвым.

— Значит, не было никакой науки, — услышал Дым собственный голос. — Было подражание, робкое повторение давно сделанного, давно пройденного, игра в науку… Да?

— Нет, — яростно сказал Люк и отвернулся. — Идемте, я кое-что вам покажу.

— Эй, — негромко позвал Дым. Те трое, что лежали на куче тряпок, вяло шевельнули ушами. К Дыму обратились три пары равнодушных глаз — стеклянные пуговицы, блестящие и бессмысленные. Дым едва удержался, чтобы не попятиться.

— Да, — сказал Люк за его спиной. — Это те, которых стригут и едят Хозяева. Это наши предки, вернее, наши неудачливые двоюродные братья. Их сюда привезли еще детьми. Много лет назад. Было двадцать два. Остались трое…

— Зачем? — после паузы спросил Дым.

— А как иначе? Биология, медицина…

— Они здесь были все это время? Когда нечего есть…

— Я потрошил матрасы, — сказал Люк, с трудом выдерживая его взгляд. Старая солома… И я свое отдавал.

— Им?

Люк помолчал, будто решаясь. Наконец нервно потер руки:

— Это еще не все… Идемте.