Дело одинокой наследницы - Эрл Гарднер

— Ладно, Делла, можно приступать к записке. Ты готова? «В штате Калифорния имело место большое количество судебных процессов, на которых было установлено, что подобные свидетельские показания допускаются только в том случае, когда требуется доказать намерение, и, если они все-таки допускаются, то Суд должен ограничить их доказательством присутствия намерения. В данном же случае никаких ограничений сделано не было.

Присяжные рассматривали представленные доказательства без каких-либо ограничений, также путем этих показаний не делалось никакой попытки доказать намерение. Настоящий адвокат апеллянта не выступал в данной роли во время судебного процесса, но защитник заявил протест Суду, однако, никаких решений по ограничению показаний лишь рассмотрением намерения принято не было, также, как и судьей не было сделано никакого напутствия присяжным в этом отношении. Мы хотели бы сослаться на один из случаев из судебной практики штата Калифорния…» Здесь, Делла, ты вставишь куски из Сто пятьдесят шестого дела, которые я отмечу на полях.

Делла Стрит кивнула, а Мейсон потратил еще десять минут, отмечая нужные абзацы.

Внезапно на столе у Деллы Стрит зазвонил телефон. Она подняла трубку и сказала:

— Герти, мистер Мейсон ведь просил тебя не беспокоить… Что?..

Хорошо, подожди минутку.

Секретарша повернулась к Мейсону:

— На проводе Марлин Марлоу. У нее истерика. Она хочет немедленно поговорить с тобой, утверждает, что это очень важно.

— Черт побери! — раздраженно воскликнул Мейсон. — Я только что, наконец, выкинул из головы Долорес Каддо. Марлин Марлоу сейчас, наверняка, вся залита чернилами, искренне раскаивается и… Ладно, уже четверть первого и пора идти обедать. Я поговорю с ней.

Делла Стрит перенесла аппарат на стол Мейсона.

— Алло! — сказал адвокат. — Перри Мейсон у телефона.

Голос Марлин Марлоу прерывался:

— Мистер Мейсон, случилось… случилось нечто ужасное. Все… все кошмарно!

— Вы видели Долорес Каддо? — спросил Мейсон.

— Нет, не видела. Все гораздо хуже. Вы даже не можете себе представить.

— Так что же произошло? — попытался выяснить адвокат.

— Это Роза Килинг.

— И что с Розой Килинг?

— Она… она мертва!

— Где она?

— В своей квартире. Ее убили.

— Где вы?

— Там же. В ее доме четыре квартиры, она жила на втором этаже и…

— Вы одна?

— Да.

— Когда вы там оказались?

— Только что вошла.

— То есть вы находитесь в ее доме?

— Да.

— Ее убили?

— Да.

— Ни к чему не прикасайтесь. Вы в перчатках?

— Нет. Я…

— А с собой есть перчатки?

— Да.

— Немедленно надевайте их, — приказал Мейсон. — Ни до чего не дотрагивайтесь. Сядьте на стул и положите руки на колени. Оставайтесь на месте, пока я не приеду. Адрес — проезд Нантукет, двадцать два сорок?

— Да.

— Ждите. Я выезжаю.

Мейсон кинул трубку на место, бросился к шкафу, достал шляпу и плащ.

— Что случилось? — спросила Делла Стрит.

— Розу Килинг убили. Оставайся здесь и отвечай на звонки. Нет, поехали со мной. Возьми блокнот. Мне потребуется свидетель и алиби.

Глава 9

Перри Мейсон остановил машину у края тротуара перед двухэтажным четырехквартирным домом в Нантукете. Адвокат быстро нашел вход, ведущий в квартиру Розы Килинг на втором этаже. Она находилась в южной части.

Мейсон попытался толкнуть дверь. Она была заперта. Он позвонил и секунду спустя автоматическое электронное устройство открыло ее.

Марлин Марлоу, бледная и дрожащая от полученного шока, ждала в гостиной.

— Здравствуйте, — сказал Мейсон. — Быстро рассказывайте, что случилось?

— Я пошла к Розе Килинг. Она… она вон там на полу у ванной.

Мейсон повернулся к Делле Стрит:

— Тебе лучше остаться здесь.

Он пошел по коридору, заглянул в открытую дверь ванной и наскоро осмотрел распростертое белое тело, неподвижно лежавшее на зловещем красном фоне.

Какое-то мгновение адвокат разглядывал составляющие трагедии: упакованные чемоданы, обнаженное тело, одежду на кровати, открытую дверь в ванную комнату. Затем он повернулся и отправился по коридору обратно в гостиную.

— Где телефон? — спросил он.

Марлин Марлоу показала на него рукой.

— Вы поднимали трубку, чтобы набрать мой номер. Вы еще кому-нибудь звонили?

— Нет.

— Этот телефонный звонок ставит нас в невыгодное положение.

— Каким образом?

— Я звонил сюда без двадцати двенадцать, — объяснил Мейсон. — Кто-то здесь был. Кто-то, кто не хотел, чтобы телефон продолжал звонить. Трубку осторожно сняли и…

— Правильно, — прервала его Марлин Марлоу. — Когда я вошла, она лежала рядом с аппаратом. Я положила ее на место, а потом мне пришлось подождать какое-то время, пока линия снова не заработает.

Мейсон кивнул и сказал:

— Возможно, тот, кто снял трубку, — убийца. Мы застали его врасплох, а непрекращающиеся звонки или действовали ему на нервы, или он боялся, что они привлекут внимание, так что решил снять трубку. На ней должны были остаться его отпечатки пальцев. Черт побери, и ваши тоже!

— Ну и что такого? Я расскажу полиции все, как было, и…

— Вот к этому-то мы и идем. Возможно, нам не стоит говорить полиции обо всем, что произошло.

— Почему?

— Вы, наверное, никогда об этом не задумывались, — попытался объяснить Мейсон, — но в ваших интересах было убить Розу Килинг.

— О чем вы говорите?

— Роза Килинг — одна из свидетельниц, заверивших подпись под завещанием. Она угрожала изменить свои показания. Пока она оставалась жива, она могла это сделать. Мертвый человек не меняет ничего. Вы теперь можете использовать те показания, которые она дала при первом слушании дела по завещанию. Вы понимаете меня?

— Да.

— Вы давно это поняли?

— Первым на это мое внимание обратил мистер Каддо.

— То есть он говорил, что в ваших интересах убрать Розу Килинг с пути?

— Господи, нет! Он только упомянул, что если бы Роза исчезла, мне бы это здорово помогло.

Глаза Мейсона впились в глаза Марлин Марлоу.

— Вы знали, что у вас будут сложности с Розой Килинг?

— Да, знала, я же рассказывала вам об этом.

— А Каддо вы тоже рассказывали?

— Да.

— Другими словами, Каддо втерся вам в доверие.

Девушка нервно теребила платье.

— Да, я понимаю, что сболтнула лишнее.

— Как так случилось?

— Да не виновата я! Просто он очень часто говорит намеками. Он многое узнал сам, еще о большем догадался, да и потом у него такая манера вести себя — он утверждает все со знанием дела, а подобному трудно противостоять. Он делал предположения и иногда было просто невозможно провести границу между тем, что сказала я, и тем, до чего он дошел сам.

— Но, однако, вы ему немало разболтали.

— Тем или иными способами, он многое узнал об этом деле.

— Я позвонил вам и сообщил, что миссис Каддо вышла на тропу войны, сказал Мейсон.

Марлин кивнула.

— Я велел вам предупредить Розу Килинг.

— Да.

— Вы сделали это?

— Не сразу.

— Почему?

— Произошли изменения — ситуация осложнилась.

— Ради Бога, прекратите со мной играть, — раздраженно воскликнул Мейсон. — Вы разболтали все, что можно совершенно незнакомому человеку, который втерся к вам в доверие, а сейчас пытаетесь что-то скрыть от своего адвоката. Выкладывайте карты на стол.

— Ситуация сразу же изменилась.

— Как?

— Я получила письмо.

— От кого?

— От Розы.

— Где оно?

Марлин открыла сумочку, достала конверт и протянула Мейсону. Адвокат посмотрел на погашенную марку, написанный от руки адрес и почтовый штемпель, на котором значилось «19:30» от вчерашнего вечера.

— Когда оно пришло?

— Сегодня утром.

Мейсон достал из конверта лист бумаги. Письмо было написано от руки и подписано Розой Килинг. Пробежав его глазами, он еще раз прочитал его вслух для Деллы:

«Дорогая Марлин!

Мне очень не хотелось отправлять это письмо. Мы были близкими друзьями с твоей матерью. Я готова была все для нее сделать, но пойти на лжесвидетельство не могу. Когда я первый раз давала свидетельские показания, я наврала. Я хотела помочь твоей матери. Меня на самом деле не было в палате, когда Эндикотт подписывал завещание, если он вообще его подписывал. Я пыталась тебе это объяснить, но ты думала, что я хочу денег или чего-то еще. Ничего подобного. Я дружила с твоей матерью и это заставило меня исказить правду, когда я выступала в суде, и с тех пор меня мучает совесть. Мне хотелось как-то облегчить для тебя эту новость, но я не смогла этого сделать, так что сейчас я сообщаю тебе горькую правду.

Искренне твоя, Роза.»