Лев Яшин. Блеск сквозь слезы - Александр Соскин

Сочувствие Яшину после ампутации ноги выразила королева Нидерландов. А свой президент не нашел получаса, чтобы поддержать его в еще более тяжком положении, пусть даже вручение Звезды Героя первому среди спортсменов не могло его утешить. «Зачем мне эта звезда, Гена, я же умираю…» – этот шепот, сам неузнаваемый вид Льва Ивановича заставил находившегося рядом Геннадия Хазанова сильно напрячься, чтобы сдержать готовые хлынуть слезы.

Нервное и безрезультатное ожидание президента и последовавшая затем процедура награждения даже при добродушной размягченности явно вошедшего в положение Нишанова, вероятно, лишь усилили стресс и, не исключено, приблизили смертный час Героя. И через много лет не может скрыть оскорбленных чувств, обиды за друга обычно невозмутимый и корректный Никита Павлович Симонян: «В какой еще стране мог так поступить глава государства?»

В той самой стране, где через пять лет после кончины величайшего из вратарей мирового футбола в его квартире объявился гонец из Музея спорта, куда, как положено, были сданы Золотая Звезда и прилагаемый к ней с присвоением звания Героя орден Ленина. Гонец объявил, что теперь эти награды не представляют собой музейной ценности и вернул вдове. Обидело ли это ее? Нет, скорее покоробило: «Разве плевки в собственное прошлое способны осчастливить страну?» А что награды Яшина нежданно-негаданно вернулись домой, так Валентина Тимофеевна даже обрадовалась: уж она-то с дочерьми их точно сохранит.

Покушение на правду

Прежняя власть, расщедрившаяся на высшие награды первому футболисту страны, давно уже не в почете, а вместе с ней усердные «искатели правды» пометили черной меткой многих из тех, кто был ею обласкан. Попервоначалу накинулись даже на таких корифеев, как лучший мелодист советской песни Исаак Дунаевский и могучий актер Михаил Ульянов. Стали цеплять и Льва Яшина. При этом «полемисты-вольнодумцы» не желали отдавать себе отчет, что фабрикация искусственных героев вроде некоторых стахановцев, которым создавались особые условия труда, или административных шишек союзного (Л.И. Брежнев) и локального масштаба (писательский патрон Г.М. Марков), равно как отказ в официальном признании, а то и преследование Эрнста Неизвестного, Владимира Высоцкого или Альфреда Шнитке никак не означает отсутствия реальных заслуг перед страной многих людей, отмеченных наградами, премиями, званиями.

Разве высокие государственные отличия Константина Симонова, Александра Твардовского, Роберта Рождественского, Тихона Хренникова, Георгия Товстоногова, Олега Ефремова, Алексея Баталова, а в спорте – Михаила Ботвинника, Лидии Скобликовой, Ирины Родниной, Льва Яшина не совпадало с народным признанием, не отражало общественных предпочтений? И не подобным ли образом поступают западные демократии, прославляя деятелей искусства и спорта знаками государственного внимания типа орденов Британской империи и Почетного легиона? Но в той же Британии никому не втемяшется в голову на этом или подобном основании взять под подозрение сэра Бобби Чарльтона и попрекать его недавно скончавшимся Джорджем Бестом – безусловным талантом со скандальной репутацией.

Лев Яшин не дал ни малейшего повода, ни даже зацепки для пересмотра общественных оценок, а тем более для издевок («партийный вратарь»). Но, видно, глубоко права была Наталья Гундарева, как-то сказавшая, что «нет талантливых людей, которые не имели бы недоброжелателей». И такие вот недобросовестные интерпретаторы живой, еще пульсирующей футбольной истории, не забывая дежурно расшаркиваться перед Яшиным (иначе вовсе откажутся понимать), сыплют упреками, развенчивают за «партийное обожание», пытаются умалять достижения. Особенно обидно, что среди них встречаются свои же коллеги – вратари, списывающие собственную мифическую недооцененность на чрезмерные симпатии к Яшину сверху, а не на очевидный проигрыш ему в классе игры.

Затеял в 90-х годах эту мышиную возню ради запоздалой и оголтелой саморекламы Владимир Маслаченко, снедаемый желанием называться конкурентом, а не всего лишь дублером Яшина и эту свою претензию не постенявшийся озвучить. Безнадежного претендента на такую честь вовсе не смущает, что из 12 лет их параллельного пребывания в большом футболе он лишь один-два года пытался составить конкуренцию основному вратарю сборной страны, да и то, когда Яшин испытывал проблемы со здоровьем. Целые пять сезонов полировал скамейку запасных сборной, да так и не сумел его вытеснить. Вот почему иначе как дублером Яшина, увы, не воспринимается. Правда, потянул за собой еще одного охотника выбраться из-за его широкой спины.

Честно говоря, я был немного удивлен, что примкнул к тезису о катапультировании «одного из равных» другой его дублер – Борис Разинский. Вхожий в дом Яшина, подававший себя его другом, обычно находивший для Льва Ивановича только теплые слова, да и в этом прискорбном случае сказавший их немало, он тем не менее подхватил ложную версию о равноценности группы сильных советских вратарей, из которых то влиятельные силы искусственно выпячивали, то обстоятельства выделяли лишь одного счастливца.

«Он был и остается нашим лидером, правофланговым в длинном строю стражей футбольных ворот», – писал Разинский в автобиографической книжке «Футбол и судьба» (1996). В интервью еженедельнику «Футбол» (2003) заявил: «Я горд и счастлив, что близко знал великого Яшина, дружил с ним многие годы. Не припомню, чтобы Лев сыграл плохо. Я даже иногда по-доброму завидовал ему, его стабильности, надежности». Заметим про себя, что время, когда все это произносилось, уже не нуждалось в перехлестах, таких, как якобы выпавшие из памяти случаи действительно плохой игры Яшина.

И вдруг чуть позже, в том же 2003 году, в пространной беседе с корреспондентом «Футбольной правды» (обстоятельного, острого аналитического журнала, просуществовавшего, увы, всего два года) Борис Давидович несколько меняет ориентиры и тональность. На вопрос, был ли Яшин стабильнее остальных, отвечает: «Я бы не сказал. Просто эпоха была такая, ей требовались герои». Вот видите, вопреки фактам и прежним высказываниям отрицается уже и общепризнанное преимущество вратаря № 1 в стабильности, плюс к этому дается понять, что Яшин был назначен героем, а не стал им, как произошло в реальности, заслужив почет и уважение трудами праведными.

Однако же футбол, вершимый на виду у всех, не позволяет произвольно отбрасывать неугодных и назначать героями любимцев богов: в конечном счете игра все расставляет по своим местам. И разве не остается признать, что боги – даже неважно, «большие люди» или тренеры – сделали единственно верный выбор, убедительно подтвержденный что неизгладимыми впечатлениями, что объективными результатами, которые оставил Яшин. Отважусь на аналогию с решением выдвинуть космонавтом № 1 Юрия Гагарина. Только кажется, что С.П. Королев угадал с кандидатурой. Нет, его предпочтение было глубоко продумано и обосновано – учитывались, почти в точности как в футболе с «назначением» Яшина, и лучшая готовность, и профессиональные свойства, и человеческие…

Продолжая высочайшим образом оценивать человеческие качества Яшина («это даже не обсуждается, прекраснейший был человек, просто великий»), вратарское его величие Разинский позже предпочел заменить более чем сдержанной оценкой: «Как профессионал, как мастер своего дела, он был вратарь высокого класса. Но вратарей такого класса в то время было несколько…» То есть уже не «лидер, правофланговый в длинном строю», которому автор «по-доброму завидует»…

Какой же из оценок верить? Я вовсе не ловлю Разинского на слове – каждый вправе менять позицию. Я пытаюсь лишь понять, почему кульбит на 180 градусов совершен в данном случае. И не нахожу иного ответа, кроме того, что и приличный человек может оказаться слаб. Допускаю, что Разинский, вероятно, даже подсознательно, поддался искушению выйти из тени Яшина, предоставленному массированной кампанией, которую развернул Маслаченко по пересмотру вратарских рейтингов и оценок. Не исключаю, что клюнул еще и на его персональные комплименты в собственный адрес, ощутил свой больший калибр, успокоил мирно дремавшее самолюбие. Поэтому на просьбу «Футбольной правды» прокомментировать вызывающую реплику Маслаченко «я не играл в эпоху Яшина – я играл в свою эпоху» Разинский уклонился от прямого ответа.

Между тем Владимир Маслаченко развил нешуточную активность в своем запоздалом возвышении. Учитывая склонность публики к острой пище в «смях», как забавно покарежил несклоняемую аббревиатуру известный журналист Андрей Черкизов, эти самые СМИ периодически кормят ее откровениями Маслаченко, потешая весь честной народ («Спорт-экспресс» – 1994, 1995, «Московский комсомолец», «Известия» – 2003, «Отечественный футбол» – 2006), а то и потешаясь, даже насмехаясь («Огонек» – 2002) над маниакальным стремлением, коли не получилось в реальности, взгромоздиться на вратарский пьедестал истории.