Медведь для Маши (СИ) - Золотницкая Дарья

Девушка разрезает пирог и улыбается. Чёрт! Как я смогу её отпустить? Не хочу этого лишаться. Я привык жить бирюком, но теперь совершенно нет желания снова в свою одинокую, унылую жизнь возвращаться.

Руки ломит от желания её обнять и попробовать эти розовые пухлые губы на вкус. Кажется, я влюбился. И что мне теперь с этим делать?

Маша чувствует мой настрой и мгновенно зажимается. Выпрямляется на стуле так, будто палку проглотила.

— Очень вкусно! — хвалю её пирог с капустой. И не лукавлю. Я готов его целиком проглотить. — И не стоило так себя нагружать. Помнишь, что ты ещё болеешь? Воспаление лёгких так быстро не проходит.

По традиции наши уютные посиделки прерывает звонок в дверь.

— Это психолог. Ты должна с ним наладить контакт, если хочешь здесь остаться. Понимаешь? — весь напрягаюсь, ощущая, как внутренности холодом тревоги обдаёт. А ведь правда, если Машу сочтут слишком травмированной, то могут забрать в клинику, сделав только хуже. Но психолог ведь должен это понять. Верно?

— Здравствуйте, меня зовут Нина Олеговна, — представляется средних лет женщина в строгом пальто и юбке-карандаше. Она деловито поправляет очки и протягивает мне портфель, чтобы раздеться.

— Здравствуйте. Михаил. Нина Олеговна, вы же в курсе, какая особенная Маша пациентка? С ней надо мягко. Она мгновенно закрывается из-за любой мелочи.

— Ваша забота похвальна, но я как-нибудь сама разберусь, — кивает психолог. — Где мы можем уединиться?

— В этой комнате, — указываю на Машину спальню.

— Отлично. Нам нужно примерно полтора часа. Займитесь чем-нибудь. И прошу, не отвлекайте Марию.

Хмурюсь. Пришла ко мне в дом и тут же командовать начала. Профессионал и просто стерва. Эту характеристику даю Нине Олеговне практически мгновенно.

Маша встретила женщину настороженно. Всё время кидала на меня испуганные взгляды и жалась к стенке.

— Я прогуляюсь, Машуль, — говорю ласково. — Ты главное не бойся. Если что-то нужно сказать — пиши. Не стесняйся. Ладно?

Девушка кивает, но взглядом практически умоляет не уходить и не бросать её наедине с незнакомым человеком.

— Нина Олеговна попросила вас вдвоём оставить. Она просто с тобой поговорит. Ещё раз повторяю, что тебе бояться нечего.

Но смятение во взгляде не исчезает, а, напротив — усиливается. Маша в одном шаге от истерики.

— Мария, я просто задам несколько вопросов, — подключается стерва. — Вы напишите мне ответы, только и всего. Это не страшно. Мы поговорим как подружки. У тебя была подружка?

Маша отрицательно мотает головой. Нашлась подружка, блин. Ты дружить в принципе умеешь? Я всегда считал, что психологи другими должны быть. Более мягкими, что ли.

— Ничего. Я постараюсь ей стать для тебя. Михаил Анатольевич, — стерва смотрит на меня, поджав губы.

— А, да. Я вас оставлю, — бурчу, накидывая куртку.

Хотя уходить от Маши и вкусного пирога совершенно не хочется. В зал на сытый желудок не пойдёшь, поэтому решаю просто прогуляться по району. Свежим воздухом подышу, остыну немного, а то уже как мамочка-наседка — готов каждого растерзать, кто к Маше ближе, чем на два метра подходит.

Глава 15

Михаил

Нина Олеговна встречает меня на пороге.

— Выйдем? Я хочу с вами поговорить.

Коротко киваю, ощущая внутренний тремор.

— Сразу скажу, что немота Маши — это не следствие пожара. Девушка замолчала гораздо раньше. И, скорее всего, она была такой не с рождения.

— Это как вы поняли? — приподнимаю бровь. Хотя были у меня и у самого схожие подозрения.

— Я провела с Машей несколько психологических тестов. А ещё мы рисовали. То, что изображала Маша, было, мягко говоря, депрессивным. Но рисунки относились не к событиям после пожара, а до него. Мне кажется, у неё был деспотичный отец.

— Не могу утверждать, но она из поселения староверов. Там в принципе воспитание строгое. Возможно, вы приняли аскетизм и жёсткие порядки за деспотизм?

— Возможно. Одного сеанса недостаточно. Но мне кажется, что Маша была очень несчастной девушкой. У неё море комплексов и каких-то диких установок. Она себя ненавидит.

— Это тоже из рисунков стало понятно? — хмыкаю.

— Вы недооцениваете этот приём. Да, по изображению, выполненному человеком, можно довольно точно составить его психологический портрет. И ещё одна странность, которую я пока не могу объяснить. Маша неоднозначно реагирует на вас. Такое ощущение, что у неё полная каша в голове. Сплошные противоречия касательно вашей персоны. Но, что удивительно, когда я попросила сосредоточиться на времени «после пожара» она выдала совершенно иной рисунок. Более позитивный, хотя, казалось бы, всё должно быть наоборот. Девушка потеряла дом и семью…

— Вы хотите сказать, что над ней издевались?

— Нет-нет! Не совсем так. Мне нужно с ней плотно поработать. Очень тяжело из-за её немоты, но я думаю, что нам с ней удастся достигнуть определённых успехов.

— Хорошо. А что насчёт бандитов?

— Я решила пока не затрагивать эту тему. Девушка ещё не доверяет мне, постоянно закрывается. Хочу провести хотя бы два-три сеанса, прежде чем перейду непосредственно к событиям того злополучного дня. Но знаете, у меня появилось ощущение, что вы стали для Маши отдушиной. Она к вам тянется. Вас она изобразила на своём рисунке оранжевым пятном, что весьма красноречиво говорит о её отношении, — Нина Олеговна замолчала.

— Сказать честно, мне этот цвет ни о чём не говорит, — нахмурился.

— Смотрите, она не изобразила вас в тёмных тонах — это означает, что Маша не видит в вас угрозы.

— Но она всё время смотрит на меня испуганно. Как же не видит?

— Возможно, поначалу так и было. Маша вас боялась, но не сейчас. Теперь её страшат, скорее, чувства, которые вы в ней вызываете. Не вы сами. Понимаете?

— Это сложно, — вздыхаю.

— Оранжевый — это не красный. Обычно им рисуют в двух случаях: если ощущают угрозу или любовь к объекту. Да, вот такой противоречивый цвет. И всё зависит от палитры, находящейся в непосредственной близости к нему. Скажем, если бы рядом с красным был рисунок в тёмных тонах — то это в любом случае агрессия, в жёлтом или зелёном — тёплые чувства.

— К чему вы ведёте?

— К тому, что оранжевый — это симпатия. Маша воспринимает вас как друга. Пока ещё не влюблена, но на грани. Потому что рядом с оранжевым расположились красный, зелёный и синий цвета. Это уверенность, спокойствие, признательность, благодарность.

Внутри разливается тепло, когда это слышу, а по роже непроизвольно расползается улыбка.

— Михаил, вы же понимаете ответственность? Эта девушка особенная. Её легко ранить. Если вы не испытываете к Маше подобных чувств, то лучше отстранитесь, выстройте безопасную стену. Она совершеннолетняя, но в некоторых моментах как ребёнок. Я даже не знаю, как с ней поступить…

— У вас ещё несколько сеансов впереди. Уверен, что Маша покажет себя вполне приспособленной к жизни. Она быстро обучается, постепенно перестаёт дичиться. Девочке просто нужно время.

— Но как она сможет жить? Как будет обеспечивать себя? Маша абсолютно асоциальна.

— Значит, я стану её ниточкой в социум, — говорю уверенно. — Мы справимся.

— Вы её любите, — внезапно улыбается суровая Нина Олеговна, а я даже теряюсь. Как эта тётка так быстро меня раскусила? И вообще, не такая уж она и грымза, получается?

— Я…

— Любите. Это хорошо. Маша не сможет справиться в одиночестве. Вы будете для неё опорой и якорем. Только это непростая задача. Потянете?

— Я умудрился ей уколы сделать. Вот где была невыполнимая задачка. Всё остальное — незначительные мелочи.

Нина Олеговна хмыкает, жмёт мне руку и уходит. Следующий сеанс послезавтра, а до него у меня ответственное задание — приучить Машу к телевизору. И откуда психологичка узнала о её фобии? Всего полтора часа наедине с девчонкой побыла.