Я болен тобой - Ирина Лунгу

— Всё в порядке, — уклончиво ответил он, передавая Соню на руки Саше и отходя к окну. — Я сегодня уезжаю, Саша, — отрывисто произнёс он, поворачиваясь к ней спиной и чувствуя жгучую боль в районе сердца, во много раз превосходящую привычную боль от опухоли.

В воздухе повисло молчание. Долгое, мучительное, гнетущее.

— Мы тогда собираться сейчас начнём, — проговорила Саша, начиная ходить по комнате, держа Соню на одной руке. — А куда мы едем?

Рома повернулся к ней. От такого простого вопроса в груди защемило ещё сильнее. Саша что-то вытаскивала из прикроватного столика.

— Саша, ты не поняла — я уезжаю. Не мы. Я. Между нами всё кончено, Саша. Сейчас приедет мой сын — Макс, он поможет вам первое время. Вы можете остаться здесь, а можете снять квартиру, любую. Макс поможет вам.

Он окинул Сашу и Соню взглядом, отчаянно гоня от себя мысль о том, чтобы кинуться к ней, умолять простить за эти жестокие слова, лишь бы только стереть с её лица это жуткое выражение непонимания, боли, обиды…Страшное выражение на лице любимой женщины. Страшное…То, которое ты всеми силами должен пытаться не допустить и то, виновником которого стал ты сам.

— Прости, — шепнул он, не зная, слышит ли она его в этот момент, и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Глава 14

Роман был зол и находился в постоянном состоянии отрицания. Вот, пожалуй, два основных чувства, которые охватили его сразу после того, как он покинул квартиру, в которой до этого счастливо жил с Сашей и Соней. Это было кратковременное, но такое нужное ему счастье, за которое бы он, не задумываясь, заплатил любую цену, если бы кто-то запросил её. Саша была молодой и не видавшей жизни девочкой. Она забудет его, едва он покинет её жизнь, и, как надеялся Рома, помочь ей в этом сможет Макс. А теперь Роман злился. Злился безудержно и яростно на то, что он вынужден был отказаться по собственной воле от своей любви.

Второе чувство, — чувство отрицания, — охватило его тогда, когда он стоял возле кабинета психолога. Перед ним была ничем не примечательная дверь с табличкой, которая гласила, что здесь принимает врач Гриленко Оксана Анатольевна. Надеялся ли на что-то Роман, стоя возле кабинета этого врача? Разумеется. На краю сознания светилась ярким пятном надежда, которую мужчина усиленно загонял подальше, чтобы только потом не было очень больно, если она вдруг окажется просто мифом. И когда он гнал её прочь, возникало чувство отрицания.

«Мне никто не поможет, — повторял и повторял он себе, одновременно злясь на то, что он всё же поддался уговорам, — Это всё полный бред!»

Ему до безумия хотелось ворваться в кабинет врача и высказать ему, точнее ей, всё то, что он думает о её способе лечения. Он даже заготовил несколько фраз о том, что шарлатанам самое место сидеть в тюрьме, и он собирается уведомить органы власти о том, что людей обманывают таким способом. В общем, стоя перед дверью в кабинет, Роман испытывал самую сумасшедшую по своему составу смесь эмоций.

Он распахнул дверь, не утруждая себя тем, чтобы предварительно постучаться, и вошёл внутрь уверенным шагом. Молодая женщина, сидящая за столом и что-то внимательно изучающая в раскрытой папке перед собой, при его появлении подняла голову и лучезарно улыбнулась ему. Но Рома от этой улыбки обозлился ещё больше, а ещё осознание, что он собирался доверить свою судьбу и жизнь в руки вот этой девочки, по возрасту немногим превосходящую Сашу, только усугубили злость.

— Добрый день, — поздоровалась Оксана Анатольевна, поднимаясь из-за стола и подавая вошедшему руку.

Роман протянутую ладонь проигнорировал и тут же расставил все акценты по местам.

— Добрый, — хмыкнул он, — Скажу сразу, что я нисколько не верю в ваши методы лечения и нахожусь здесь только по просьбе Лины, но готов потерять немного своего времени, коего и так осталось у меня чуть-чуть, чтобы только Лина успокоилась.

Сначала с лица Оксаны Анатольевны пропала улыбка, потом она нахмурила тонкие брови и поправила очки.

— Немного не понимаю, о чём речь и кто такая Лина, — ответила она, разглядывая мужчину, стоящего перед ней, — Но если вы присядете и расскажете о вашей проблеме подробнее, быть может, мне станет хоть что-то ясно.

Рома немного растерялся. Хорош же он был некоторое время назад, накинувшись на врача этаким ураганом! А доктор и знать ничего не знал о его визите.

Он поспешно присел на стул, и Оксана Анатольевна тоже опустилась на своё место.

— Я, видите ли, — Рома замешкался под спокойным взглядом Оксаны Анатольевны, — В общем, Лина и Феликс настойчиво советовали мне обратиться к вам. И вот я здесь, — немного неловко закончил он свою речь.

— Я поняла, — только и ответила Оксана, вытаскивая откуда-то тонкую папку, в которой лежал один единственный листок, — Роман, верно?

Рома кивнул. Похоже, Оксана Анатольевна и сама была в некоторой растерянности относительно его визита, что и подтвердила позже.

— Видите ли, я в курсе вашей проблемы, — начала она, снимая очки и потирая переносицу, — Феликс рассказал мне всё в общих чертах. Вот только это немного, как бы это сказать, — она замялась, возвращая очки на место, — Нестандартная ситуация для меня. Этот способ лечения ещё недостаточно изучен, и, скажем так, находится на стадии апробирования.

— Я уже говорил вам, что не верю в него, — повторил Роман своё заявление, правда, уже более мягким тоном, — Поэтому если вы сомневаетесь в чём-либо, то нам лучше сэкономить время друг для друга.

Оксана Анатольевна смотрела на него спокойно, не собираясь протестовать против его предложения, и когда он договорил, так же спокойно произнесла.

— Видите ли, Роман, всё дело в том, что наше физическое здоровье в большей степени зависит от психологического состояния. Причём любая нерешённая вовремя мелочь через годы может повлечь за собой совершенно потрясающие и непредсказуемые последствия. Например, в вашем случае причиной заболевания является обида, которую вы, грубо говоря, загнали глубоко в подсознание, и копили долгие годы. Например, это, — она взяла с стола стаканчик для ручек, — ваше подсознание. А это, — Оксана достала из сумки кошелёк, из которого извлекла горсть монеток, — Ваши обиды.

Она стала бросать монетки в стаканчик, рассказывая о том, что на всём протяжении жизни Роман был склонен копить эти обиды, откладывая в дальние уголки подсознания. При этом, не извлекая в определённый момент и не прощая их. Он просто удерживал их на месте, где они и находятся по сей день.

— Этих обид-монеток было гораздо больше, нежели сейчас есть в стаканчике. А в один момент стаканчик распух, — она сделала ударение на последнем слове, и взглянула прямо в глаза Роме, — и не выдержал.