Падение сквозь облака - Анна Чилверс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Виамунд выдал секрет?
— Виамунд заболел. Он понял, что находится при смерти, и не захотел унести тайну Сюркота в могилу.
— Он рассказал о нем императору?
— Рассказал. Он передал на хранение императору шкатулку и просил его присмотреть за парнем, в жилах которого течет монаршая кровь. Вскоре после этого Виамунд умер, Сюркот переехал во дворец в Риме на попечение императора.
— А его мать, жена Виамунда? Она была еще в живых? Неужели она на это никак не отреагировала?
Лицо Кэт выражало негодование, а Гевину вдруг захотелось смеяться. Он хотел смеяться и хотел поцеловать ее. Чувствовал душевный подъем, легкость, которой не ощущал так долго, что не помнил, когда она возникала. Он понимал, что Кэт не отрывает взгляда от его лица, потому что излучает на него свет и стремится перехватить его взгляд, находясь в ожидании. В один момент все могло измениться. Нужно было только придвинуться ближе, нежно привлечь ее к себе, взяв за руку, и их отношения приобрели бы совершенно иной характер.
Он улыбнулся:
— В книгах ничего не сообщается об этом. Может, она переехала во дворец вместе с ним.
— Значит, обе мамаши побоку, как только он вырос. У меня есть сомнения по поводу этой истории, Гевин. Он безразличен к своим женщинам.
— Так и было тогда с женщинами. Пользовались ими и бросали. Передавали своим приятелям.
Она шлепает его по руке и смеется.
— Теперь моя очередь, — говорит, — заложить за воротничок.
Он просыпается от этого видения. Ноги запутались в простыни узкой постели. Он покрылся легкой испариной из-за виски, который выпил прошлым вечером с Мел. Не такого уж большого количества, по его меркам. Шейла пришла в два часа ночи, когда хохот Мел раздавался слишком громко. Выгнала Гевина, с мрачным лицом увела мужа спать.
Гевин смотрит на тыльную сторону своей руки. Она болит и покраснела от выколотых контуров пятиконечной звезды с кружком посредине. Теперь, очнувшись ото сна, он чувствует, как контуры пульсируют по мере того, как циркулирует кровь по поврежденным венам. После изрядно выпитого виски у Мела появилось желание сделать это, хотя он отказывался в тот первый день в студии.
— Сожалею, никаких наколок ни на руках, ни на лицах. Боюсь полиции.
Тогда Гевин отстал от него, но возвращался туда каждый день с той же самой просьбой, пока однажды Мел не сказал:
— Уверен, что откуда-то знаю тебя.
Как раз Шейла, вошедшая с чашкой чая, когда он стал чисто одетым и выбритым, узнала его:
— Гевин! Боже мой! Рада видеть тебя. Что у тебя?
— Пока ничего. Пытаюсь уговорить эту дубину, твоего мужа, сделать мне наколку, а он не соглашается.
Мел закрыл лавку и достал бутылку виски. Шейла приготовила им котелок тушеной чечевицы, и они предались воспоминаниям пятнадцатилетней давности, вспоминая эпизоды во всех подробностях, рассматривая прошлое через увеличительное стекло. Годы между тем временем и нынешним игнорировались.
Гевин заметил мимоходом, что Шейла с любопытством рассматривает его. Чтобы избежать ее взгляда, он стал рассказывать очередную историю о подвиге, девочке, любительнице татуировок, из далекого прошлого.
Около одиннадцати часов Шейла ушла спать. Мела не надо было долго уговаривать, чтобы он взялся за иглу для наколок.
Гевин скатывается с постели и освобождает тело от простыни. Идет голым через комнату и становится под душ. Зуд от наколки на руке доставляет ему некоторое удовольствие. Он прижимает тыльную сторону руки к бедру, и зуд усиливается. Вода обжигает его затылок. Он кладет правую ладонь на тыльную сторону левой руки и надавливает. Это более похоже на боль. Он усиливает давление до тех пор, пока боль становится почти невыносимой. Почти, но не совсем. Нельзя давить так сильно. Вспоминает ощущение от работы иглы, при помощи которой Мел загонял чернила ему под кожу. Нервное напряжение, раздражение, но не настоящая боль. Подлинная боль — это то, что тебя ломает, развязывает узлы, которые делают тебя тем, что ты есть. Боль от наколки такого рода, что ее можно переносить с гордостью. Реальная же боль мгновенно упраздняет гордость.
Он намыливает тело и думает о Кэт. Она сидит на земле около своей палатки, ее светлые волосы блестят, голые ноги загорели на солнце. К бедрам ползет нежный пушок, ведущий во тьму. Он вспоминает, как, потеряв стыд, старался рассмотреть ее трико. Воображал теплую влажную нежность. В мечтах его рука следует за мыслями, пока она еще стоит у плиты, подогревая воду для кофе. Лишь когда он запускает в нее два-три пальца, она поворачивается, улыбается, сближает свои губы с его губами.
Чудесные ночи. С тех пор как он покинул ее, лишь немного такого счастья примешивалось к сплошным ночным кошмарам. А вчера было получено сообщение по электронной почте.
Гевин нашел работу в большом отеле близ замка. Работу обычного работяги. Убирать хлам, загружать посудомоечную машину, помогать смотрителю в рутинных делах. Во время личного общения хозяйка оглядывала его сверху вниз, явно удивленная его правильной речью.
— Вы работали прежде, господин?..
— У меня достаточный опыт. Я собираюсь честно работать в течение лета при условии обеспечения меня едой и жильем на время пребывания. Я не собираюсь делать карьеру в отельном бизнесе и не столь податлив, как шестнадцатилетний парнишка. Но трудолюбив, буду выполнять любую работу, какая вам понадобится, какой бы грязной она ни была.
Она приняла решение мгновенно:
— Ладно. Можете приступать к работе завтра в 7.30 утра.
Назавтра ему пришлось пропустить завтрак в заведении «постель и завтрак», так как хозяйка гостиницы так рано не встает, поэтому он решил подыскать себе другую комнату.
После работы он отправился в библиотеку посмотреть газеты и заглянуть на сайт электронной почты. Имелось несколько писем от Эгги с заголовками такого содержания: Беспокоюсь о тебе. Пожалуйста, прочти это. Где ты? Он стер эти письма, не читая. Было также одно письмо от Кэт, которое он открыл.
«Гевин, надеюсь, ты не будешь сердиться за мое электронное послание. Я встретила Эгги в Солкомбе после твоего отъезда. Она разыскивала тебя (как и я) в библиотеке и дала мне твой электронный адрес. Сейчас я вернулась в Лондон. Кажется все не так после твоего ухода.
Эгги рассказала мне, конечно, кое-что о тебе. Понимаю твою потребность побыть одному и не хочу мешать. Хочу только сообщить тебе, что никогда не встречала парня, который вызывал бы у меня такие чувства, какие вызвал ты. Мы не понимали друг друга. Были как настороженные зверьки, посаженные в одну клетку, но сейчас я понимаю, почему так было. Не позволяй себе попасть в ловушку. Знаю, тебе нужно завершить свое дело, но оставь для себя пути спасения. Ты не один, если пожелаешь, я буду рядом.
Прошлая ночь была одной из лучших в моей жизни, несмотря на ее плохое начало.
Не чувствуй себя обязанным ответить на мое письмо. Я просто хотела, чтобы ты знал о моих чувствах.
Надеюсь, ты в порядке.
С любовью. Кэт».
Обтираясь после душа, Гевин перечитывает по памяти электронное письмо. Он помнит каждое слово из него. В библиотеке его пальцы зависли над клавишами ответа. Он знает, что она приедет, если он попросит. Но он не тот, кого она заслуживает. Гевин напрягает руку, сжимает пальцы в кулак так, что они хрустят.
Когда он идет в отель по берегу моря, ярко светит солнце. Рыбацкие лодки далеко в море, у самого горизонта, но уже возвращаются к берегу. Запах соли и свежесть раннего утра бодрят его. Он чувствует себя вольготно. Воображает, что Кэт идет рядом и они держатся за руки.
Неожиданно из-за угла появляется машина, едущая на большой скорости. Гевин прыгает с мостовой на тротуар, в то время как машина маневрирует, чтобы избежать столкновения. Водитель, молодой парень, сердится. Орет из окошка на Гевина:
— Чертов кретин. Шляется по мостовой, идиот.
Гевин не заметил, что идет по дороге. Его нервы напряжены, сердце учащенно бьется. Он закуривает сигарету и продолжает путь, понурив голову.
В отеле ему поручена чистка флигеля, расположенного за кухней. Хозяйка хочет использовать его под склад, но там полно хлама: старые деревяшки, оставшиеся после реконструкции отеля, ящики из-под мыла, пустые контейнеры разных форм и размеров. Пыльная и грязная работа.
К ланчу Гевин все вынес на свалку. Его организм разгорячен, в легких полно пыли, которой он надышался. Флигель пуст, но грязь осталась. Окон в нем нет, дневной свет проникает через открытую дверь. В углу разлито машинное масло из канистры, которая упала сверху и дала течь. Он берет метлу, моющее средство и щетку. После того как вымел на двор основную грязь, он опускается на колени и начинает оттирать масляное пятно.
Едва он начал тереть, как какие-то незнакомцы, насвистывая, прошли мимо. Они, походя, пнули дверь флигеля, которая с шумом захлопнулась, оставив Гевина во тьме. Мгновенно ему стало холодно. Он припал к земле. Дверь плотно подогнана к коробке, перекрыта досками снаружи и не пропускает света. Тьма начинает пробираться в промежутки между пальцами, в глаза, нос и рот, в легкие и кровеносную систему. Он слегка раскачивается на пятках взад и вперед.