Соблазнительная обманщица - Селеста Брэдли

— Плохая!

Тут он повернулся к ней:

— Почему же? Это чудесный шейный пла… то есть все, во что ты захочешь его превратить. — Он опустился на колени рядом с ней и начал что-то делать с тряпицей. — Смотри, ты можешь поучиться завязывать узлы. Пираты ведь вяжут узлы, знаешь ли.

— Пиратские узлы?

Он странно закашлялся.

— Ну, не совсем… Но я знаю несколько типов галстучных узлов. Вот этот называется «Осбальдстон». Смотри.

Мелоди посмотрела, но это оказалось похоже всего лишь на толстый узел — такой дядя Эйдан повязал себе на шею этим утром.

Дядя Колин распустил его и начал делать другой.

— А этот называется гордиевым…

Мелоди с визгом схватила завязанную ткань.

— Это кукла!

Дядя Колин нахмурился, но она так обрадовалась, что даже не обратила на это внимания.

— Смотри, у нее голова, ручки и ножки, и ей нужно личико. Дядя Колин, сделай личико, сделай личико!

Он издал странный звук, который всегда у него вырывался, когда он старался не засмеяться.

— А я-то боялся, что у тебя не работает воображение!

Колин встал, подошел к секретеру Эйдана, открыл его и пошарил внутри. Вернулся он с чернильницей и пером.

— Дядя Эйдан меня убьет, знаешь ли, — сказал он, рисуя на верхней части узла глаза и губы. — Кажется, это был его любимый галстук.

— Ее зовут не Галстук! — заявила Мелоди, отнимая у него куклу и прижимая к себе, не позаботившись уберечь передничек от свежих чернил. — Ее зовут Горди Энн!

Тайно провести в клуб «Браунс» ребенка под плащом оказалось куда проще, чем Незаметно доставить туда взрослую женщину. Наверное, ему следовало бы вынести наружу Мелоди… Но куда потом он ее денет?

Нет, прежде всего необходимо было разобраться с этим делом, раз и навсегда. И потом устраивать встречу давно разлучившихся матери и ребенка на улице казалось… ну, как-то неправильно.

— Ждите здесь, — приказал он Мэдлин. Его тон заставил ее глаза опасно сузиться. Проклятие! Он забыл, насколько ненавистно ей было все, хоть отдаленно на доминавшее властность. Эйдан стиснул зубы при виде того, как Мэдлин упрямо вздергивает подбородок. Сейчас у него нет времени вести с ней сражение. — Пожалуйста, — процедил он, скрипнув зубами.

Ее брови выгнулись, а уголки дивных губ чуть заметно приподнялись.

— Это было так трудно — произнести вежливое слово?

Она над ним издевается. Она всегда это делала. Он вспомнил, как она со смехом отклонила его предложение — легкомысленно отвергла сердце, которое он ей открыл.

Эйдан поспешно отвернулся, чтобы она не успела разглядеть на его лице душевную боль. До чего неприятно было то, что она так легко может заглянуть в его душу — словно он такой же прозрачный, как чистый ручей.

Путь освободился. Никогда еще он так не радовался тому, что в клубе остался только самый минимум прислуги. Они едва успели подняться на один этаж, когда Эйдан услышал пугающий звук торопливых шагов: кто-то спускался по лестнице с этажа над ними. Похоже, один из младших лакеев торопится укрыться от гнева Уилберфорса.

Времени на раздумья не было — надо было действовать. Эйдан поспешно открыл ближайшую дверь и втянул Мэдлин следом за собой…

…прямо в главный салон клуба!

Он застыл на месте. Мэдлин налетела на него сзади — и тоже замерла. Эйдан вздрогнул, ожидая неотвратимого скандала. Его не было. Немногочисленные джентльмены в громадном салоне продолжали читать, дремать или играть в шахматы, как будто ничего не случилось.

Мэдлин, которую он почти целиком заслонял своим телом, потянула его за рукав.

— Эти два джентльмена умерли? — шепотом спросила она.

Эйдан повернул голову в ту сторону, где лорд Бартлз и сэр Джеймс продолжали у камина свое шахматное сражение, которое, по слухам, шло уже десять лет.

— Они выглядят вполне естественно. Привычно для окружающих. Кажется, Уилберфорс время от времени их встряхивает, чтобы проверить, живы ли они.

Она чуть слышно хмыкнула:

— Да, но когда он это делал в последний раз?

— Ш-ш!

Он почувствовал, как Мэдлин приподнимается на цыпочки, чтобы прошептать ему на ухо:

— Я спрашиваю просто потому, что один раз нашла за кухонной плитой жабу: она была сухая и твердая как камень, но выглядела совершенно как живая. А эти джентльмены сидят ужасно близко к огню!

Он почувствовал, как она опустилась на пятки, но в следующую секунду снова приподнялась и тесно прижалась к нему, стараясь дотянуться до его уха:

— И оба ужасно морщинистые!

У него зашумело в ушах, а шею начало жечь в том месте, где её нежное дыхание коснулось его кожи. Да, все было слишком давно. Заведя обе руки за спину, он нашел ее талию (после секунды, неловкого ощупывания, которое заставило ее быстро втянуть в себя воздух и еще сильнее ускорило его пульс) и мягко отодвинул от себя.

Чуть повернув голову, он тихо сказал:

— Проверь лестницу… Приоткрой дверь чуть-чуть. Он услышал тихий щелчок открывающейся позади него двери, а потом его дернули за фалду фрака. Осторожно пятясь, он вышел следом за Мэдлин на лестницу и повернулся к ней лицом.

Она смотрела на него, поджимая губы.

— Тебе тут самое место, — объявила она. — Похоже, все тут какие-то окаменевшие и зачерствевшие. Это — обязательное требование ко всем членам клуба? Живая жизнь тут не в почете?

Эйдан не удостоил это нахальное замечание ответом. Он молча схватил ее за руку и поднялся с ней по черной лестнице, а потом прошел по пустынному коридору к своей двери.

Мэдлин была полна любопытства. Очень может быть, что она — единственная женщина, нога которой ступила в этот клуб! У нее возникало такое чувство, словно ей следовало бы подмечать все особенно тщательно, как представительнице своих сестер со всего света.

Клуб выглядел весьма импозантно. Масса полированного дерева. Похоже, мужчины обожают такого рода комфорт.

Коридор был обит красивыми планками — синими с золотом. Узорчатая ковровая дорожка была расстелена по всей его длине и заканчивалась у окна с темными бархатными занавесками. Вдоль коридора шли двери, что делало элитный клуб похожим на отель. Если уж на то пошло, то тут все было похоже на гостиницу.

Вот вам и мужские тайны!

Эйдан открыл дверь, расположенную ближе всего к лестнице. Мэдлин с интересом подалась вперед.

За дверью оказалась просторная гостиная с большим окном. Светлился на ковер, выдержанный в строгих синих тонах. Она увидела диван, обтянутый бархатом, и глубокое кресло коричневой кожи. Круглый стол из розового дерева с четырьмя стульями занимал почетное место у окна. Комната показалась ей удобной, но немного чопорной.

А потом краем глаза она заметила красное пятно, притянувшее ее взгляд через дверь в дальней стене, за которой оказалась спальня. Ее брови изумленно взлетели при виде роскошного парчового балдахина ярко-малинового цвета над кроватью, которая оказалась словно в рамке дверного проема. На огромной постели было многозначительно сбито шелковое покрывало в тон драпировкам, смело открывавшее край белоснежных простынь таких тонких, что, возможно, они тоже были шелковыми.

«Боже мой! Это кровать распутника!»

Мэдлин издала тихий возглас протеста, когда: Эйдан втолкнул ее в свою комнату, но тут же замолчала, как только увидела крошечную фигурку, сидевшую на коленях у незнакомого мужчины, почти такого же привлекательного, как Эйдан (для тех, кому нравятся роскошные блондины). Но несмотря на свою импозантную внешность, он не мог соперничать с чернокудрым ангелочком, уютно устроившимся у него на коленях.

Ребенок Эйдана! Шелковистый волосы, такие же темные, как у него, большие глаза, светлее его собственных, длинные густые ресницы, упрямый подбородочек…

Возможно, это и был ребенок Эйдана — но никак не ее!

Глава 8

Эйдан оставил Мэдлин стоять у двери, а сам встал на колени рядом с малышкой:

— Мелоди, милая, эта леди…

«Ой нет! Я соврала. Не произноси этого слова, не говори ей…»

Честность требовала, чтобы она немедленно об этом сказала, но опасность, ждавшая ее за этими стенами, заставила ее промолчать.

Эта леди — твоя мать.

Огромные детские глаза устремились на нее. Мэдлин застыла на месте. Но ведь ребенок должен помнить свою мать, верно? Хотя… откуда ей знать? Что она знает о детях, не считая того, что сама была ребенком целую вечность назад?

Оба мужчины явно ожидали, что она упадет на колени и прижмет к груди этого маленького растерянного человечка.

«Прошу прошения, джентльмены, но, видите ли, я солгала».

Но даже в состоянии крайней неловкости она ощущала, как респектабельность клуба «Браунс» окружает ее, словно теплый плащ, укрывая от холодного ливня разоблачения.

«Я солгала, но если бы вы все равно могли позволить мне остаться…»