Золотые патроны(Рассказы) - Ананьев Геннадий Андреевич

Постояв несколько минут у входа, Малыгин и Борисов вошли в ущелье, чтобы проверить службу пограничного наряда. И почти сразу же, как вошли, услышали хриплое карканье ворон.

— Орут, — проговорил старший лейтенант. — Особенно когда к могиле подходишь.

— Здесь и похоронили председателя?

— Здесь.

Борисов уже слышал об убийстве Капалина и о загадочном исчезновении банды от инструктора политотдела майора Данченко, когда собирался в командировку. Майор предупредил тогда: «Всякий, кто впервые попадает в Подгорновку, пытается распутать клубок. Смотри, затянет и тебя Шакирбай».

Действительно, лейтенанта заинтересовала эта история, и вчера он сам попросил начальника заставы назначить его на проверку наряда в ущелье, чтобы и выполнить задание начальника политотдела — проверить службу на отдаленном участке, — и побывать в ущелье, о котором так много говорят.

Когда офицеры, проверив наряд, возвращались, уже светало. Солнца еще не было видно, но лучи его серебрили дальние снеговые вершины гор, полукольцом окружавшие долину.

Лейтенанта Борисова недавно назначили помощником начальника политотдела по комсомольской работе; приехал он с дальневосточной границы и не знал еще этого участка. А участок отсюда, у выхода из ущелья, был как на ладони. Лейтенант стал рассматривать его, запоминая тропы, дороги, ориентиры.

Слева — полоса тальника. Это речка Подгорновка, огибающая единственную гору на участке заставы. От речки доносится шум водопада. Дальше начинаются горы — вначале низкие, с густой порослью кустарника и редкими деревьями, затем горы поднимаются все выше и выше, на многих вершинах лежит снег. Из лощины, разрезающей горы, змеится дорога, у дороги — кустарник, за ним — речка Шалая, по которой проходит граница. Речка Подгорновка впадает в Шалую. Справа, у подошвы горы, белеют беспорядочно раскиданные домики села Подгорново.

На окраине села, почти под самой горой, — крытый соломой ток с буграми желтой пшеницы. Немного левее тока большим четырехугольником чернеет развалившийся глинобитный дувал, обросший кустами татарника и лебедой.

— Что это? — показывая на развалины, спросил Борисов у Малыгина.

— Кошары Шакирбая. Хозяином этой долины был.

— Кошары Шакирбая, — задумчиво повторил лейтенант, вспомнив о той загадочной истории, что рассказал ему майор Данченко. — Так и не узнали, как банда ушла?

— Нет. Никому это не нужно…

Борисов внимательно посмотрел на Малыгина. Невысокий, широкоплечий. Шинель как влита в фигуру, а на шинели — зеленые, от полевого обмундирования, пуговицы. Борисов вспомнил, что и на кителе у Малыгина тоже зеленые пуговицы, он видел вчера, а сейчас подумал: «Обленился. Пришил, чтобы не чистить».

— Нравятся, что ли, зеленые?

Этот вопрос для старшего лейтенанта был неожиданным. Он удивленно посмотрел на Борисова, потом на свои пуговицы и усмехнулся.

— Сойдут. А в штаб ехать — у меня другая шинель есть, — ответил Малыгин и сразу же добавил: — Пора на заставу.

Немного помолчав, Малыгин еще раз повторил: «Пора» — и, не ожидая, что скажет на это Борисов, пошел по тропе.

«Что ж, на этой заставе сделано вроде бы все, — думал Борисов, шагая за старшим лейтенантом. — Комсомольское собрание проведено, секретарь проинструктирован, лекция прочитана, служба нарядов проверена, ну и… все. А любопытно, почему не задержали банду? Даже следов не обнаружили. Майор Данченко говорил, что многие пытались распутать клубок. Да, загадка…»

— Кто ни приедет — сразу в ущелье, — как будто угадав мысли Борисова, заговорил Малыгин. — Каждый со своей версией: потайной ход, пещера. Искали многие.

— Ну и что?

— А-а-а! — старший лейтенант махнул рукой. — Ерунда все это. Делом заниматься надо.

Но Борисов продолжал расспрашивать о том, кто пытался узнать о банде, каким путем шли поиски. Малыгин отвечал неохотно, но подробно. В ущелье, по его словам, был изучен каждый камень.

— А что за водопад под горой?

— Валун поперек реки.

— Наряд, товарищ майор, проверили. Нарушений нет, — доложил старший лейтенант начальнику заставы майору Рудкову, когда они с Борисовым вошли в канцелярию.

— Хорошо, иди, Вениамин, отдыхай. После обеда проведешь занятия и будешь высылать наряды, — выслушав Малыгина, сказал начальник заставы.

Когда старший лейтенант вышел, Рудков, поглаживая зеленое с чернильными пятнами сукно, обратился к Борисову;

— И вам, лейтенант, тоже кровать приготовлена. Дежурный покажет.

— Хорошо. Да, а заместитель ваш не по форме одет — пуговицы зеленые. Солдаты смотрят. Личный пример — важный фактор. Поговорили бы с ним.

— Говорил.

— Приказать можно.

— Можно и приказать… Человека знать надо. Я с ним не первый год. Хороший офицер. Но вот в одном не повезло: девушка не поехала с ним. Вначале: «Университет закончу». Теперь: «Не знаю». Пишет, а не едет. Переживает он. А ведь спортсмен: самбо, конный, гимнастика… В училищной самодеятельности пел. — Майор улыбнулся, вспомнив, как впервые после училища Малыгин прибыл на заставу. — Горяч был вначале, подавай ему нарушителей — и все тут. А их нет. Так он легенду о нашем озере записал. Любопытная. Хотите, в трех словах расскажу?

«Хозяин этой долины, богатый, уважаемый всеми бай Биндет, был в дружбе со своим соседом, не менее именитым и богатым Курукбаем. Биндет не кочевал, зимой и летом люди его рода пасли скот в долине и в ущельях гор. Курукбай зимой уходил в степь, летом пригонял скот в эти горы. Тогда начинались празднества. То бай Биндет режет барана в честь дорогого гостя, устраивает состязание певцов, то барана режет Курукбай и проводит скачки, состязание богатырей-борцов.

Когда у Курукбая родился сын, а у бая Биндета — дочь, они нарекли их женихом и невестой. Таков был обычай у казахов — девочку сватали, когда она была еще в колыбели. Отец жениха платил за невесту выкуп — калым.

Дамеш, дочь Биндета, была нежна, как ягненок, стройна, как ветка тальника, прекрасна, как эти горы. Сын Курукбая, Кенжебулат, рос крепышом. Смелость его восхваляли все. Когда ему было десять лет, он уже объезжал строптивых жеребцов из отцовского табуна, смирил даже пойманного охотниками кулана. Кенжебулат вырос надменным, любящим только себя и свою смелость юношей.

Настал день смотрин. Это тоже обычай — за год до свадьбы жених знакомится с невестой и проводит у нее несколько дней. Но Дамеш любила другого юношу — джигита-табунщика — и в день приезда жениха убежала с джигитом в горы. Их искали и люди Биндета, и джигиты, приехавшие с Кенжебулатом, но найти не смогли. Оскорбленный, разгневанный Кенжебулат бросил все привезенные невесте и ее родным подарки — коримдик — в озеро. С тех пор озеро и называется Коримдик-Куль.

Курукбай и Кенжебулат начали мстить. Они грабили аулы бая Биндета, захватывали его земли… Это было много лет назад».

— Так бы подробно о Шакирбае знать, — заметил Борисов, когда майор закончил читать.

— О нем легенд нет, — улыбнулся Рудков.

— Но есть факт, есть живые люди, которые могут помочь.

— Да, есть. Сын Семена Капалина — Илья Семенович. Линейный надсмотрщик отделения связи. В селе живет. Дом его рядом с правлением колхоза.

Илья Семенович Капалин налил чай из кипящего на столе пузатого самовара в большие, ярко раскрашенные фаянсовые кружки.

— Все помню. Мне тогда двенадцать лет было. Особенно запомнились глаза и редкая черная бородка. Как сейчас вижу, — Капалин подал Борисову чай, пододвинул ближе к нему сахар. — Крепким мужиком отец был. Не совладали бы с ним. Сонного оглушили. На сеновале любил спать. Кто-то сказал бандитам.

Говорил Капалин неторопливо. Лицо его было хмурым. Когда он замолкал, упругие желваки вздувались на скулах. Большими узловатыми руками он бесцельно передвигал кружку с чаем.

— Насиловать начали мать и сестренку, — говорил он. — Отец веревки силился разорвать — не мог. Стонал, а бандиты смеялись. Я тоже пытался вырваться. Подскочил ко мне один. Глаза блестят, лицо красное. Прошипел сквозь зубы: «Лежи, щенок!» — и нож в бок. Когда в себя пришел, слышу — спорят. Один говорит: пора уходить за реку, другие настаивают переждать несколько дней, пока успокоятся пограничники, доказывают, что кто-нибудь уже на пост сообщил и пограничники выставят заслоны. Вот и все.