Невероятная мистика - Евгений Павлов-Сибиряк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре подошли к опушке леса и, не останавливаясь Славку дальше в глушь, повели. При этом всё время болтают без умолку. Сколько прошли, не заметил, но притомился Гусь немного. И тут видит впереди среди стволов берёз – поляна земляничная показалась, вся спелыми ягодами усыпана. Под ярким солнцем они как рубины сверкают. Почти пришли, рукой подать, немного осталось, метров тридцать.
И надо же такому случиться, именно в эту минуту захотелось Славке-Гусю передохнуть с дороги, самокрутку соорудить, дымком побаловаться. В те времена многие местные жители табачок ядрёный у себя на огородах выращивали. И Гусь тоже был в их числе. А ещё была у него привычка, перед началом любого дела – перекур устроить, чтобы значиться потом на перерывы время не тратить.
А молодушки не унимаются, зовут его, манят, за руки тянут и показывают ему место ягодное. Мол чего встал как истукан, пошли уже, потом на лужайке подымишь – ягод шибко богато уродилось, всё собрать успеть надо. А дальше в лесу полян земляничных ещё больше. Некогда стоять, прохлаждаться.
Но Гусь решил показать характер, не захотел изменять своей привычке. Сначала говорит, перекур, потом ягоды. И никак иначе. Остановился, уверенно руки из женских объятий освободил. Из нагрудного кармана небольшой замшевый кисет извлёк. Оттуда кусок нарезанной газетки достал, щедро душистого самосада насыпал, ловкими движениями закрутил приличную самокрутку. И прежде чем чиркнуть зажигалкой, по привычке осенил себя крестным знамением и произнёс: «Господи помилуй!»
И вдруг всё поменялось вокруг. Разговорчивые молодушки-хохотушки и большая лесная поляна исчезли, словно и не бывало их вовсе. Стоит Гусь с толстой самокруткой в зубах посредине заболоченного пруда по пояс в мутной воде. И, видимо, находится здесь уже давно. Продрог, руки и губы трясутся, а цепкое, илистое дно ноги вглубь затягивает. И тут слышит, со стороны берега ему кто-то кричит: «Славка! Ты чего дурень, удумал? А ну, выбирайся оттуда немедля!»
Оглядывается, а там бабка Матрёна из их деревни стоит, причитает, руками машет, зовёт. И тут нашего мужика жуткий страх пробрал, понял – а ведь только что чуть не утоп в проклятом пруду! Эвон как нечистая над ним поизмывалась. Наваждение попустила на него, хитростью заманила.
Слава Богу вовремя смог опомниться. Ведь у этого старого пруда давно плохая известность, никто из местных сюда не ходит. А вот городские в нём не единожды пропадали. Приедут в лес по грибы, по ягоды, увидят в жаркий день прохладную водицу, купаться, как заворожённые лезут. И всё, с концами. Лишь пустые машины на берегу стоят. Сколько их тут сгинуло, наверно, только водяному известно.
Ох, и натерпелся Славка жути, пока до спасительного берега добирался. Не помнит, как вылез, и как ноги до дому, до хаты унёс. Потом неделю со двора на улицу нос не показывал, даже на работу в лесопилку не выходил. Потом трошки пришёл в себя, да поведал деревенским приключившуюся с ним историю, ту самую, которую вы сейчас от меня узнали.
Верить в неё, или нет, вам решать, но ведь был один независимый свидетель случившемуся – баба Матрёна, которая подтвердила рассказ Гуся.
Баба Матрёна человек уважаемый, травница, серьёзный, в различных фантазиях ранее не замеченный. Так вот, по её словам, следующая картина вырисовывается. Она как раз, довольно-таки удачно для нашего Гуся возвращалась из ближайшего леса, где на рассвете разные нужные травы собирала.
Вышла к опушке, и тут слышит, где-то недалеко голоса звучат. А потом и Славку заметила. Идёт, подбоченясь через поле, вслух сам с собой беседует. Смеётся, головой кивает. Довольно необычное поведение. Она его несколько раз окликнула, однако Гусь не отозвался.
Так и разошлись, каждый своим путём. Прошла Матрёна немного по зелёному полю, и тут её тревожная мысль пронзила: «Батюшки святый! А ведь Славка-то прямиком к гиблому месту направляется. Словно заворожённый туда идёт! Видно, на него нечисть свой губительный морок навела».
Развернулась, и за ним пошла, что было сил. Но не смогла догнать. Уже посреди пруда обнаружила Гуся. И хорошо видела, как он перекрестился, перед тем как с него бесовское наваждение сошло.
Встреча с призраком немецкого танка на Кавказе. Осень 1998 года
Этот, без сомнения, мистический случай произошёл в конце осени 1998 года. В то время, когда мой взвод находился на одном из блокпостов, располагавшихся на административной «границе» с Чеченской Республикой.
По факту, тогда переходы на «границе» представляли собой типовые для того исторического периода контрольно-досмотровые сооружения. Деревянный шлагбаум, перекрывающий трассу, дорогу, тропу, переход на некоторых перевалах. Три – четыре ряда колючей проволоки «егозы», натянутой по внешнему периметру блокпоста. Чаще всего выдолбленные в каменистом грунте окопы, узкие щели для укрытия от миномётного обстрела, капониры для брони, наблюдательные посты, обложенные снаружи мешками с землёй и кирпичами из самана. Ну и, естественно, сам КПП – блокпост, сложенный из железобетонных блоков.
На нём в те дни питерский ОМОН службу нёс. Отличные ребята. Проводили досмотр проезжающего по дороге транспорта на предмет обнаружения в нём всевозможной «запрещенки» оружия, боеприпасов, наркоты и прочее.
К тому моменту в мятежной кавказской республике снова накалилась обстановка и нас, взвод «срочников», выделили на этот КПП для усиления стоящего на границе подразделения милиционеров. Для этого у нас была БМП- 2, АГС-17 и всё остальное, что полагается по штату.
Мужики из питерского ОМОНа грамотно делали свою работу по проезжавшему транспорту. А мы несли караульную службу на постах и на пунктах наблюдения за территорией, которая прилегала к периметру блокпоста.
Календарь отсчитывал вторую половину ноября. Дни ещё радовали мягким теплом, иногда солнце припекало по-летнему, даже можно было позагорать, а вот по ночам уже было довольно холодно, порой зубы выстукивали замысловатую чечётку. Поэтому мы периодически заводили движок у «бэхи», чтобы погреться в её железном чреве, да попить горячего чая. К специфике службы на блокпосте привыкаешь довольно быстро, как правило, там всё идёт однообразно, размеренно.
Когда эта мистика произошла, шли четвёртые сутки нашей командировки. Я сменился с дальнего поста после ночного дежурства. К тому моменту начало светать, линия горизонта на востоке окрасилась сочным апельсиновым цветом, который стремительно растекался по тёмно-синему небосводу. Здесь, на северном Кавказе рассветы и закаты, быстротечные. Особенно закаты, матушкой-природой на всё небесное шоу отводится времени совсем мало – всего-то минут десять – пятнадцать. И потом стремительно на землю опускается непроглядная, густая, как смола, тьма.
Моя
