Не будь дурой, детка! (СИ) - Козырь Фаина

Когда градус радости коллег достиг нужной кондиции, прижившийся совсем недавно в офисе сисадмин Володька Голдник врубил Меладзе. И весь офис нестройным пьяненьким хором запел:

— Но я тысячу раз обрывал провода, сам себе кричал — ухожу навсегда, непонятно, как доживал до утра, — и заканчивали в орущий унисон: — Салют, Дара!

Горянову тискали. Подруги искренне, другие дамы из вежливости, мужчины с явным удовольствием. Пошляк Маркелов, уже существенно набравшийся, вообще заявил, что Горянова похорошела и даже переплюнет сейчас, правда, ненадолго, Савеловскую курицу. Его слова Горянову смутили. Она растерянно обернулась. Действительно, в офисе не было трех человек (Завирко не в счет — Олька сегодня сдавала анализы): Резенской, Савелова и той черноволосой зайки. Как она могла забыть о них? А все потому, что в офисе все стояло именно так, как было до ее отъезда. Вот он, ее стол, незачехлённый, и даже степлер лежал слева, там, где она любила. А белого столика, того, на котором она собственноручно приклеила похабную скульптурку, не было.

— А где зайкин стол? — спросила она у Ирки Шапутко.

— На помойке, — фыркнула та, — Ромка лютовал, ты его чуть не застала, как дал по той скульптурке моим дыроколом, тот в дребезги, а похабщине твоей хоть бы хны, только у зайки хвостик отлетел. Вот он и отправил столик целиком на помойку. Его в тот же день кто — то увел. А курица Ромкина только глазками хлопала. Какая же она дура — дурой! И где Роман их находит?

— Их? — попыталась уточнить Даринка.

Ирка только рукой махнула.

— Слушай! — влезла в разговор Надька Навицкая. — Ты, говорят, чуть кони не двинула в тот приезд?

Ирка повернулась к пьяной коллеге:

— Надь, иди! Тебе еще проект доводить, презентация на носу! Вот иди, займись! Нечего о дури всякой говорить!

— А я что? Спросить уже нельзя? — и Надька, обиженная в лучших чувствах, поплелась к столику налить чего — нибудь для поднятия увядшего настроения.

Ирка тоже метнулась за добавкой и протянула Горяновой стаканчик с вермутом:

— Давай за твое возвращение, Дарин. Пусть у тебя все будет хорошо! А Надьку ты извини! Мы тогда всем офисом перепугались за тебя. Анна Марковна, паникерша, вечно в соцсетях сидит, страничку «Моего города» в поисках сезонных скидок просматривает. Она как заорала тогда на всю Ивановскую: Горянова разбилась! Мы смотреть! А там на страничке видео, и твоя машина — вид сзади, а потом стекло разбитое, девушка черноволосая в окне. Кровь! Это ж надо было так снять! Хорошо потом секунд через десять и твое лицо белое, перепуганное, но живое показали. Ромка тогда сказал, что если кто тебе позвонит, собственноручно вышвырнет без всякого выходного пособия. А сам курить пошел. Да мы все струхнули. Так что давай, подруга, выпьем за долгую жизнь и крепкое здоровье!

И они выпили. И все выпили.

— А где Савелов? — все — таки не удержалась и спросила Горянова.

Ирка расплылась в сальной улыбочке:

— Сейчас приедет твой Роман Владимирович. Они с Резенской ее папашу с юбилеем поздравляют!

— А!

Но Шапутко не спешила уходить, стояла и ехидно посматривала на Горянову.

— Ты чего, Ир? — не выдержала та.

— Да вот думаю, почему это ты про савеловскую зайку ничего не спрашиваешь? Неужели неинтересно?

— Не интересно!

— А!!! Ну тады ладно! — и Шапутко снова пошла к столу — допивать и доедать.

А через полчаса народ вообще разошелся. Вскоре остатки съестного безобразия перекочевали в холодильник, и уборщица баба Маша, кляня всех на чем свет стоит, собирала противно жужжащим пылесосом остатки былого празднества.

А Горянова, удобно устроившись в своем кресле, открыла страничку заявок с новыми проектами. И уже по четко сформировавшейся привычке, прежде чем сделать выбор, девушка полезла изучать все, чем занималась контора в ее отсутствие, а также принялась листать в интернете новые, успешно реализованные проекты конкурентов. Даринка настолько погрузилась в работу, что даже не заметила, как рабочий день подошел к концу. С ней прощались, она кивала, улыбалась, но продолжала работать так, словно и не уезжала вовсе. Воронеж окончательно испортил ее махровым трудоголизмом. Когда она посмотрела на часы, было уже половина восьмого. На столе лежали, сложенные по порядку, записи с выкладками, элементами для анализа рынка и распечатанными фотографиями наиболее интересных тенденций в сфере производственных интерьеров.

— И почему я не удивлен? — Роман Владимирович застыл в дверях.

Буйная радость, не поддающаяся контролю, вспыхнула, заставив сердце Даринки биться сильно — сильно. И Горянова с трудом усидела на месте. Она, чтобы не натворить дел, прикрыла лицо руками, словно от усталости и старалась продышаться. А Савелов в дверях стоять не привык, и ждать ответов тоже, поэтому, схватив первый попавшийся стул и перевернув его спинкой к себе, усел на него в непосредственной близости от Горяновой, а точнее, прямо напротив ее стола.

Они с минуту молчали, просто разглядывая друг друга.

— Тебя там совсем не кормили что ли? Кожа и кости остались!

— Вот еще! — обиделась Даринка.

А потом рассмеялась. Она вдруг вспомнила, как восхищенно сегодня застыла, глядя на Истомина, и испытала самое настоящее дежавю. Потому что этот Савелов сегодня был тоже невероятно красив. Такой брутальный и такой родной!

Горянова снова рассмеялась.

— Ты чего? — не понял Савелов.

— Я сегодня от всех знакомых мужчин не армянской наружности просто млею.

Савелов посмотрел на Даринку с явным сочувствием:

— Ты одурела?

— Ага! — Горянова снова беспричинно рассмеялась. — Ром, ну честно, ты сейчас такой! Я даже слов подобрать не могу! И я ничего с собой поделать не могу. Ты мне безумно нравишься! Сейчас. Честно — честно! Так бы и затискала.

— Ты идиотка, Горянова! Влюбчивую ворону смотрела?

— Угу!

— Так вот она плохо кончила!

— Угу!

— Плохо кончила, говорю!

— Все мы периодически плохо кончаем! — философски изрекла Горянова и неприлично рассмеялась.

Савелов сглотнул.

— Ты вообще слышишь, что говоришь?

— Угу!

— Ногу!

Стремительное сердцебиение пришло в норму.

— Ром! А я есть хочу! Накормишь работника?

Савелов вздохнул, посмотрел на часы:

— Накормлю, куда ж я денусь! — потом вынул телефон. — Максим? Добрый вечер, это Савелов. Забронируйте нам столик. На двоих. Да! Подальше от нормальных людей. Почему? Нужно накормить одну странную особу. Она в Воронеже прожила слишком долго. На людей кидается. Шучу! Просто очень голодная девушка. И Николаю Егоровичу передайте, что я звонил.

Савелов убрал телефон.

— Ну что, Даринела Александровна! — он, наконец, тоже улыбался. — Пойдем, сделаем тебе сюрприз ради твоего долгожданного возвращения. А? Хоть посмотришь на свое детище со стороны. Заодно и покушаешь!

Горянова уже догадалась, куда они пойдут, и от радости вся засияла. На открытие ресторана Николая Мамелова она тогда не смогла приехать. О чем очень жалела. И вот сейчас их там ждут. Ее ждут! Даринке хотелось неприлично прыгать, словно подростку. Горянова вздохнула, напомнила себе, что ей давно перевалило за, и тут же пообещала самой себе вести себя прилично. Громко не смеяться и руки не распускать.

А между тем в Горяновском воображении тетушка Ануш поджала губы:

— Чем хаватум! — строго сказала она, что означало «не верю!»

— Чес слово! — заверила ее мысленно Горянова и снова хмыкнула. — Это просто ужин! Боже! Как хорошо! Почему хорошо? Потому что хорошо! Все хорошо!

Глава 10

Не бывает в этой жизни «просто ужинов». Ох, не бывает! Тем более после долгой разлуки. Как в этом не убедиться? Даринка за всю дорогу до ресторана мысленно постоянно уговаривала себя перестать разглядывать Романа Владимировича, но ничего поделать с собой не могла. Она им любовалась. И самое странное, ей действительно в данный момент нравилось в Савелове все: и красивый профиль, и смешливые морщинки в уголках глаз и даже его по — мальчишески длинные ресницы, бывшие в стародавние времена предметом обсуждения офисных девчонок. И гладко выбритый четкий подбородок, и знакомый, родной, такой вкусный запах савеловского одеколона…