Нержавеющий клинок - Фока Бурлачук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то на привале Овчаренко услышал разговор двух солдат бригады. Одного из них он знал, а другой, очевидно, был новичок.
После обеда солдаты разлеглись на траве у своего танка, смотрели в светлое небо и вели спокойную беседу.
— Степан, — говорил старый боец, — а ты знаешь, сколько наша бригада уничтожила немецких танков? Более двухсот, браток. Понял?
— Постой, постой, — оживился Степан, — зачем загибаешь? Помню, ты раньше называл совсем другую цифру.
— То, браток, по предварительным данным, а теперь точно…
Старый солдат почувствовал, что хватил через край, и перевел разговор на другую тему.
— А о талисмане слыхал? — спросил он новичка.
— О каком таком талисмане?
— Так ты, браток, и этого не знаешь! Есть у нас ротный Овчаренко, с первого дня войны в танке портрет Ленина возит. Рабочие завода ему подарили, когда провожали на фронт. На портрете подпись самого Ленина, брат. Я сам видел.
— А при чем здесь талисман?
— Да при том, что в какие только переплеты ни попадал танк ротного, а на нем нет ни царапинки, словно завороженный, понял?
— Сказка, — усомнился Степан.
— Нет, браток, в бригаде каждый это знает, понял? Не берет немецкий снаряд танк старшего лейтенанта — и все тут.
Видимо, солдатам очень хотелось, чтобы это было именно так, ведь в танке — портрет самого дорогого на земле человека.
Конечно, пожилой солдат не мог не знать, что прошлой зимой в бою осколком вражеского снаряда в танке Овчаренко перебило гусеницу, но об этом он промолчал. А было так. Во время атаки Овчаренко бросился на выручку танку взводного. Выручить-то он его выручил, но в самый последний момент у его танка осколком снаряда сорвало правую гусеницу. Экипаж быстро оставил танк, выбравшись из него через нижний люк, и сразу попал в объятия мороза и сыпучего, как песок, снега. Когда они отползли от танка метров на пятьдесят, Михаил вспомнил, что второпях забыли взять портрет. Будь что будет, но он не может оставить его там. Решил испытать судьбу. Приказал экипажу выбираться с поля боя, а сам повернул назад, в сторону танка. Не успел он проползти и десяти метров, заметил, как танковый тягач, словно корабль из волн, выскочил из заснеженной балки и на полном ходу устремился к подбитому танку. Когда танк, взятый на буксир, спустился в лощину вместе со своим спасителем, Овчаренко облегченно вздохнул.
Стояла морозная ночь. Сосновые ветки, припорошенные снегом, освещаемые луной, выглядели сказочно нарядными. Ребята оборудовали землянку. Пол застлали толстым слоем сосновых веток, поставили печурку, затопили ее. Туда поочередно забегали обогреться и передохнуть. Так как места для всех не хватало, отдыхали сидя.
Поздно ночью Овчаренко тихо пробрался в переполненную бойцами землянку, остановился у дверей, подыскивая глазами место, где бы присесть. Глаза его радостно расширились: в углу землянки, рядом с тускло горевшей лампой-гильзой, висел портрет Ленина, тот самый, который был в танке. Чуть в стороне сидел сержант Воробин, он глядел в сторону ротного и довольно улыбался.
— Ваша работа? — тихо спросил Овчаренко.
— Моя, товарищ командир, — признался Воробин. — Пусть хоть несколько минут ребята побудут в домашней обстановке…
Окруженный теплом и приятным запахом хвои, приправленным дымом от тлевших в печке сосновых чурок, Овчаренко присел и тотчас уснул, но вскоре проснулся от ужасного сна. Во сне он видел деревенский пруд, на середине которого тонула его мать. Она, пытаясь спастись, хваталась руками за опрокинутую лодку, звала на помощь, но вокруг не было ни одной живой души. «Неужели ее постигла беда? — думал Овчаренко, смахивая со лба холодный пот. — Может, заболела и некому ей помочь…»
Овчаренко взглянул в сторону дверей, увидел на пороге рядового Константинова, поднялся, молча указал ему рукой на свое место и, осторожно ступая между дремлющих солдат, вышел из землянки.
…Гитлеровцы продолжали «выравнивать» свою линию фронта уже за пределами советской территории. Танковая бригада вела бои на земле Чехословакии. Впереди был город Ческе-Будеевице.
Рота Овчаренко получила задание — стремительным броском выйти на правый фланг обороны немцев и ударить по ним с фланга. В спешке наша разведка допустила промашку. Она не обнаружила немецких танков, закопанных на опушке леса вдоль дороги, по которой предполагалось идти роте Овчаренко. Грозный гул снарядов и мин, треск пулеметных очередей и вой самолетов разбудили утро. Заволакиваемые густым дымом и пылью танкисты ринулись вперед. Они уже были на полпути к цели, когда перед танком Овчаренко, словно из-под земли, вырос незнакомец в штатском. Размахивая шляпой, он настойчиво требовал остановиться. Приоткрыв люк танка, Овчаренко строго спросил:
— В чем дело?
— Товарищи, туда нельзя, там немецкие танки. Я покажу, где их можно обойти.
Овчаренко вылез из люка, помог мужчине подняться, а сам лихорадочно думал: «Не провокация ли это?» Но какое-то чувство подсказывало, что перед ними друг. Незнакомец указывал направление движения, и вскоре засада немцев была обойдена. Танк на минуту остановился.
— Кто вы? — спросил Овчаренко.
— Чех. Коммунист. Коминтерн…
Михаил обнял незнакомца.
— Спасибо, еще раз спасибо, — повторил он, а мозг лихорадочно работал: чем бы его отблагодарить? И вдруг его осенила мысль: — Константинов, подайте мне портрет.
Овчаренко взял дорогую реликвию, протянул ее чеху:
— Это самое дорогое, чем мы располагаем…
Чех дрожащими руками развернул бумагу и увидел портрет Ленина, прижал его к груди, на его глазах появились слезы:
— Спасибо. Я знал Ленина… Коминтерн…
После боя солдаты окружили командира, и на их глазах он прочитал немой вопрос: как же теперь мы без портрета?
Вечером командир бригады, подводя итоги боя, сказал:
— Что касается роты Овчаренко, то, думаю, вы, товарищи, согласитесь со мной, что она действовала сверх похвалы…
— Ему талисман помог, — бросил реплику кто-то из офицеров.
Ежедневные сводки Совинформбюро радовали солдатские сердца. Наши войска успешно продвигались на всех участках фронта. Полковник Шауров на своем «газике» носился по подразделениям бригады, добрым словом воодушевляя бойцов. Но сегодня он прибыл в батальон с другой целью. Накануне пришел приказ о назначении его в другую часть, с повышением. Заехал проститься с офицерами и солдатами, с которыми пройден долгий боевой путь. Поздравив Овчаренко с присвоением ему капитанского звания, он спросил:
— Какие вести из Ленинграда?
Оказывается, помнил о малолетнем внуке Журавлевых, потерявшемся летом прошлого года.
— Пока ничего не известно, — ответил Овчаренко и тайно устыдился своего ответа, потому что еще не написал письмо в Ленинград дочери Журавлевых. Несколько раз собирался написать, да все откладывал. Сообщить человеку радость — легко и просто, а как сообщить горе, к тому же такое огромное?..
Нигде люди не сближаются так быстро, как на войне, в бою. Бой раскрывает человека, обнажает все его достоинства и недостатки. Говорят, чтобы узнать человека, надо с ним пуд соли съесть. Может, это верно в мирной жизни, но не на войне. Здесь все на виду.
Шаурова с первых дней полюбили в бригаде за его простой, веселый нрав. Он знал по имени и отчеству всех офицеров бригады, знал по фамилии многих солдат. Весть о том, что Шауров уезжает из бригады, быстро разнеслась, и солдаты вслух высказывали свое сожаление. Вот и сейчас, как только Шауров вышел из машины, его обступили солдаты. Им хотелось услышать его всегда интересный рассказ о событиях на фронтах, остроумную шутку. И хотя звание комиссара было давно упразднено, в бригаде полковника Шаурова звали только комиссаром.
Повеял южный ветерок, и сразу потеплело, ветер разогнал тучи, небо прояснилось. Полковник беседовал с солдатами.
К группе собравшихся подошел солдат Евдокимов, которому несколько дней назад был вручен орден Славы II степени. Полковник взглянул на него, заулыбался:
— Вот, товарищ Евдокимов скоро получит еще один орден Славы, полным кавалером приедет в свое село. От девчат отбоя не будет…
Неожиданно прозвучала команда «воздух». Послышался гул приближающихся самолетов.
— По местам, ребята! — распорядился полковник и отошел под высокую сосну.
Солдаты бросились во все стороны. Затрещали зенитки. Полковник взглянул на небо и увидел, как вражеские самолеты сбросили бомбы. Черные точки, быстро увеличиваясь, стремительно неслись к земле. Шауров сделал еще несколько шагов вперед, залег возле сосны. Сотрясая землю, начали рваться бомбы. Враз все вокруг затянуло дымом, запахло гарью, воспламенились верхушки деревьев.
Отбомбившись, самолеты улетели. Овчаренко стряхнул землю с комбинезона, протер запорошенные глаза, посмотрел туда, где лежал полковник, но его там не было. Наверно, успел куда-то отползти, подумал он. Сделал несколько шагов к воронке, образовавшейся на месте сосны, но, почувствовав боль в правой ноге, присел на землю, снял сапог. Открытая рана залила кровью портянку. И вдруг, словно ножом, полоснули по сердцу слова: «Комиссар убит!» Забыв о ране, Овчаренко бросился туда, откуда раздался голос, и увидел бездыханное тело полковника.