За глянцевым фасадом - Катрин Панколь

Ее возмущает, когда женщины афишируют близкие отношения с тем, кто принадлежит ей одной. Не хватало еще, чтобы второсортная голливудская актриса обращалась с ней как с простушкой. Ведь это ей он сделал предложение! Она больше не колеблется. Отметает прочь страхи и сомнения и отвечает ему «да».

Этот брак должен был стать для Джеки испытанием, обрядом посвящения во взрослую жизнь. Если бы она заглянула себе в душу, то поняла бы: рану, нанесенную уходом отца из семьи, нельзя излечить замужеством. Но Джеки не склонна к самоанализу. Иди вперед, не оглядывайся — и горе забудется, думает она. Только в конце жизни, когда у нее хватит смелости обратиться к психотерапевту, она осознает истинные мотивы своего решения.

А сейчас, в двадцать четыре года, она еще слишком молода.

Остальное уже стало частью легенды. Джеки хотела, чтобы свадьба состоялась в узком кругу; Джон рассылает две тысячи приглашений и созывает представителей прессы. За пятнадцать дней до счастливого события он уезжает вдвоем с приятелем, чтобы распрощаться с холостяцкой жизнью: этот мальчишник целиком затянется ровно на две недели. Мать Джеки приходит в бешенство и твердит дочери: порядочные люди так себя не ведут, жених не должен отлучаться перед самой свадьбой. И вообще он ей не пара. У этих Кеннеди скверная репутация. Они такие неотесанные, их не интересует ничего, кроме денег. Это выскочки, нувориши, втолковывает она Джеки, начисто забыв о собственном происхождении. Все говорят, что старый Джо — отъявленный жулик, что в высшем обществе Бостона его на порог не пускают.

Отец Джеки испытывает противоречивые чувства. Конечно, ему горько, что его дочь будет принадлежать другому, но вместе с тем он совершенно очарован будущим зятем. У этих двоих оказалось так много общего, что они поладили с первой встречи. Разговор шел о женщинах, о спорте, о болях в спине и лекарствах, которые от этого помогают. А Джеки слушала — и приходила в восторг. «Они одной породы, породы мужчин с горячей кровью». То обстоятельство, что ее избранник удивительно похож на ее отца, не вызывает у нее тревоги. Наоборот: она настолько идеализирует Блэк-Джека, что это сходство ее даже радует. Для Джеки отец все еще пребывает на той высоте, куда она вознесла его в детстве. Рассказывая о самых постыдных его выходках, она заливается счастливым смехом. В ее глазах Блэк-Джек был и остается героем.

Джек Бувье тщательно готовится к свадьбе дочери. Соблюдает диету, занимается гимнастикой, принимает солнечные ванны, чтобы загореть, выбирает портного, который сшил бы ему безупречный костюм, — он должен быть одет так, чтобы бедный Хьюги рядом с ним казался деревенщиной. Он продумывает все, вплоть до самых мелочей вроде носков или кальсон, которые сам старательно отглаживает. Ведь он выдает замуж свою принцессу, а значит, должен выглядеть словно принц. За всей этой лихорадочной суетой скрывается тревога: эта свадьба, как и предыдущая, состоится на вражеской территории. Ему предстоит встретиться с Дженет и Хьюги, присутствовать на пышной церемонии, оплаченной не им, а супругами Очинклос. Дженет дала понять, что не пригласит его ни на один из приемов, которые устраивает перед свадьбой, а будь ее воля, не пригласила бы и на свадьбу. Но Джеки настояла. Блэк-Джек нервничает. Он хотел блистательно сыграть свою роль. Похоже, однако, что и на этот раз праздник превратится в сведение счетов.

Блэк-Джек не смог повести дочь к алтарю: в день свадьбы, утром, он валялся в гостиничном номере мертвецки пьяный. Его место занял Хью Очинклос, и Джеки кусала губы чуть не до крови, чтобы не заплакать. Окружающие не увидят ее страданий — так было, есть и будет. Когда Блэк-Джек проснулся, разъяренный и униженный, все уже было кончено и новобрачные успели улететь в Акапулько. Вернувшись в Нью-Йорк, он заперся у себя в квартире и не высовывал носа много дней подряд. Даже не подходил к телефону. Целыми днями сидел в гостиной, задернув шторы, пил и плакал. Теперь он никогда не осмелится взглянуть дочери в лицо. Из этого состояния его вывело письмо Джеки, отправленное из Акапулько. Письмо, полное любви, нежности и прощения. Она не сердится, она любит его по-прежнему, он всегда будет ее дорогим папочкой. Она понимает: у него просто не выдержали нервы. Она-то ведь представляла, какой пыткой обернулась бы для него эта церемония. Письмо возвращает его к жизни. Впервые за несколько недель Джек Бувье раздвигает шторы в гостиной и одевается.

На самом деле Джеки была глубоко обижена на отца, но не подала виду. Безмятежная, великолепная — такой появилась она перед трехтысячной толпой любопытных, ожидавшей новобрачных у церкви. Два с половиной часа она принимала поздравления — и ни разу не выказала усталости.

На торжественном обеде, который состоялся после венчания, Джон подарил жене бриллиантовый браслет: проходя мимо, небрежно уронил его ей на колени. И при этом ничего не сказал, не поцеловал ее. Джеки взглянула на него с удивлением. Он произнес очень странную речь. Сказал, будто женился на Джеки потому, что она в качестве журналистки стала для него слишком опасной. В ответ она произнесла тост, выразив надежду, что Джон в качестве мужа проявит себя лучше, нежели в качестве жениха. За все время ухаживания он не прислал ей ни одного любовного письма, если не считать жалкой открытки с Бермудских островов, на которой была наспех нацарапана единственная строчка: «Жаль, что тебя здесь нет. Джек».

Этим она ясно дала понять: ему придется с ней считаться. Каким бы блестящим человеком ни был ее муж, она не позволит ему затмить себя. Наконец обед заканчивается, и новобрачные отправляются в свадебное путешествие. Однажды, когда Джеки была еще маленькой и воображала себя Королевой цирка, она с родителями побывала в Акапулько. И решила: сюда, и никуда больше, отправится она в свадебное путешествие с красавцем гимнастом. А жить они будут вот в этом розовом дворце, заявила она, показав пальцем. Именно в этот розовый особняк привез ее Джон после свадьбы. Там они провели медовый месяц.

V

Что знала Джеки о своем муже?

Не так уж много. Она влюбилась в искусственно созданный образ, невероятно схожий с ее отцом. Однако в отличие от Джона Кеннеди у Блэк-Джека была лишь одна любовь: его дочь. Он любил ее по-своему, эгоистично и безрассудно, обращался с ней, как с дорогой любовницей, не сумел устроить свою жизнь так, чтобы дочь могла занять в ней достойное место, — но все же любил. И для Джеки эта безмерная любовь стала отправной точкой, своего рода трамплином. Ради отца она захотела стать первой в классе, научилась пробуждать в мужчинах желание, сделалась безупречной во всем. Любовь отца питала ее душевные силы, помогла выковать незаурядный характер, который позволял ей жить, ни на кого не оглядываясь, из-за которого ее иногда называли черствой, алчной, жестокой. Она не признавала препятствий на своем пути. И точно знала, чего она не хочет.

А вот что она хочет, она в точности не знала. Джеки умела дать отпор, но не умела действовать сообразно своим желаниям. Ей не хватало материнской любви, которая помогает человеку понять себя, поверить в себя, осознать собственную неповторимость. Будь у Джеки чуткая, ласковая мать, она стала бы уравновешенной, сильной женщиной, способной принести счастье себе и другим. Но Дженет вечно была недовольна дочерью. Что бы ни делала Джеки, она всегда оказывалась виноватой. Мать ругала ее за слишком короткие платья, за непослушные волосы, за то, что ее поклонники недостаточно богаты или происходят из малопочтенных семей. Ни одну ее мелкую оплошность мать не оставляла без внимания, но и в случае успеха на похвалу можно было не рассчитывать. Причем насколько строгой и требовательной была Дженет по отношению к Джеки и Ли, настолько же мягко и терпеливо относилась она к своим детям от второго брака. Она так и не простила Джеки за то, что ее отцом был Блэк-Джек. Когда дочь вышла замуж за самого завидного жениха в Соединенных Штатах, мать нисколько не обрадовалась. Она осудила шумиху, поднятую вокруг этого события, расценив это как вторжение в ее частную жизнь. Если ее спрашивали, как дела у Джеки, она только отмахивалась, словно отгоняя назойливую муху, и отвечала: «О, у Джеки все хорошо», — и в развитие темы начинала рассказывать о других своих детях.

Джон Кеннеди тоже был обделен материнской любовью. Найджел Хэмилтон в своей книге[7] описывает детство и отрочество будущего президента в преимущественно мрачных тонах.

Рассказывая о рождении Джона, своего второго ребенка, Роз Кеннеди с точностью указывала, во сколько обошлись услуги акушера-гинеколога и медицинской сестры, однако признавалась, что значение слова «эмбрион» было ей неизвестно. Она рожала детей потому, что так положено замужней католичке. Об удовольствии речь не шла. Половой акт сводился к исполнению тягостного супружеского долга, в данном случае — тягостного вдвойне, ибо супруг не отличался деликатностью и к тому же не испытывал к ней влечения; это был холодный и грязный секс. А потом появлялись дети, на которых уходили все силы. После рождения третьего ребенка Роз Кеннеди, устав от измен мужа, покидает его и детей и уезжает к родителям. Через три недели чувство долга и отцовские увещевания заставляют ее вернуться к семейному очагу. Вскоре, правда, она поймет, что все ее домашние ей глубоко опротивели. Но не подаст виду: истинная католичка должна быть тверда духом и покорна своей участи, ибо в Евангелии сказано, что мужа и детей надо любить. Однако она будет все чаще ездить за границу, подальше от семьи.