Лето двух президентов - Чингиз Абдуллаев

На октябрьском Пленуме заседание вел Лигачев. Когда Пленум уже заканчивался, он обратился к залу, есть ли вопросы. Горбачев увидел, как пытается поднять руку Ельцин, и тут же решил, что нужно покончить с этим вопросом. Как всегда, желая уйти от личной ответственности, переложив осуждение Ельцина на других членов Политбюро, он предложил дать слово Ельцину. Лигачев не посмел возражать.

Сумбурное и не очень внятное выступление Ельцина вызвало мгновенный отклик у других членов Политбюро, участников Пленума. С каким долгожданным удовольствием они топтали своего бывшего товарища! Первым начал Лигачев, который заявил, что выступление Ельцина – грубая политическая ошибка. Потом подхватили остальные. Яковлев назвал выступление Ельцина «политически ошибочным и безнравственным». Шеварднадзе под гром аплодисментов собравшихся патетически воскликнул, что Ельцин выступил безответственно и ему не удастся поссорить Центральный комитет с Московским горкомом. Председатель КГБ Чебриков прямо заявил, что выступление Ельцина – это удар в спину и подобные заявления нужны только врагам Советского Союза, всем, кто выступает против перестройки и разрядки. Остальные соревновались в выпадах. Вспомнили все – и смерть Коровицына, и его манеру работы, один из секретарей обкома даже назвал его «дезертиром». Все претензии к Ельцину концентрированно изложил первый секретарь московского обкома Месяц, который заявил, что давно нужно было прекратить встречи Бориса Николаевича с иностранными журналистами и дипломатами, словно это был главный упрек первому секретарю горкома. «Он не такой, как все», – сквозило в каждой фразе Месяца.

По большому счету, Ельцин считал, что его заявление вызовет другую оценку собравшихся, рассчитывая на свою популярность в Москве и на поддержку Горбачева. Но Генеральный секретарь выступил на Пленуме и тоже обрушился с критикой на опального чиновника. Более того, назвал его авантюристом, не понимающим характера перестройки и ее темпов. Ельцин понял, что перегнул палку. Он не хотел уходить; он был уверен, что его заявление вызовет дискуссию и различные оценки в партии, и никак не ожидал подобного единодушного осуждения. Именно тогда он и написал униженное письмо Горбачеву с просьбой оставить его секретарем горкома. Но маховик власти уже закрутился, и на его место в Политбюро готовили его преемника Зайкова. Все было решено бесповоротно.

В полной прострации и растерянности Ельцин вернулся к себе собирать документы. По уже сложившейся традиции попытался снять напряжение достаточно солидной дозой алкоголя, прекрасно понимая, что это конец его карьеры. Для амбициозного и сильного человека слишком тяжелый удар. Он взял ножницы для разрезания бумаг и с силой ударил себя в грудь. Ножницы скользнули по ребру и вошли в тело. Рана была глубокая, но, учитывая принятую дозу алкоголя, она оказалась не слишком опасной. Удар был несмертельным, хотя и вызвал большую потерю крови. Ельцина отвезли в больницу, и из кремлевской поликлиники доложили Горбачеву, что опасности для жизни нет.

На следующий день решением Политбюро Ельцина сняли с должности. Горбачев заявил, что Борис Николаевич всего лишь симулировал попытку самоубийства. Еще через день состоялся пленум Московского горкома. Здесь уже бывшие подчиненные Ельцина демонстрировали все, на что способна человеческая низость и неблагодарность. Вечное стремление «рабов станцевать на могилах своих хозяев». Ах, с каким удовольствием они пинали поверженного гиганта! Любые обвинения в адрес Ельцина, которого привезли из больницы, казались им недостаточно сильными. Он «изменник», «предатель», «зарвавшийся дилетант», «политический авантюрист», «случайный попутчик», «враг перестройки», «ненавидящий столицу провинциал». Даже Горбачев понимал, что обвинители слишком увлеклись. Подобные публичные распятия были хороши в конце тридцатых, но не в конце восьмидесятых. Тогда Горбачев впервые задумался. Для чего нужны все эти слова о «новом мышлении», если толпа партийных чиновников готова растерзать своего товарища по первому зову? Он принимает решение отправить Ельцина министром в Госстрой. Возможно, под влиянием именно этих позорных и неумных выступлений.

Но в условиях объявленной гласности Ельцин из изгоя, затравленного партийным аппаратом, постепенно превращается в героя. По стране рассказывают невероятные слухи о его выступлении на Пленуме. Придумывают, что он высказался против засилия партийных чиновников, против войны в Афганистане, даже посмел покритиковать Горбачева за его жену, ненависть к которой в обществе уже зашкаливала. Умная, образованная, начитанная Раиса Максимовна просто не могла понять, как сильно она раздражает людей одним только своим появлением рядом с Генеральным секретарем. Она не стеснялась вмешиваться в его разговоры, постоянно сопровождала его, даже в поездках по стране. Ее наряды и костюмы обсуждали, кажется, все женщины одной шестой части света. На фоне усиливающихся экономических трудностей и политических катаклизмов это вызывало еще большее раздражение. Но Ельцин никогда и ни о чем подобном не говорил. И не стал бы говорить. В нем было слишком много мужского, подлинного, настоящего, чтобы опускаться до такой грязи, рыться в семейном белье Генерального секретаря.

К слову сказать, его собственная супруга Наина Иосифовна сделает надлежащие выводы из его неудачного самоубийства. Самоубийцы всегда одинокие люди, которые в момент суицида меньше всего думают о близких. Ельцин всю свою предыдущую жизнь делал карьеру, на семью у него просто не оставалось времени. Именно поэтому со временем рядом с ним появится его младшая дочь, которая будет одним из самых близких его советников и помощников. Другим негласным «цербером» станет Александр Коржаков, начальник службы безопасности президента. До девяносто шестого года именно они будут оберегать Ельцина от непродуманных шагов, принимаемых под влиянием все более и более увеличивающихся доз алкоголя, вызванных сильнейшими стрессами.

Но сейчас, весной девяносто первого года, ему необходимо сделать выбор, чтобы найти подходящую кандидатуру для выдвижения в вице-президенты. Пройдет немного времени, и станет ясно, что Ельцин по своей натуре – человек, не терпящий рядом с собой «второго консула». Он просто органически не готов с кем-то разделять власть. Чувство абсолютной власти развратило его еще в Свердловске. И дело не только в том, что он не сработается со своим будущим вице-президентом Руцким. Он не сработается и с руководителем парламента, которым позже станет Хасбулатов. Уберет премьера Черномырдина, когда тот, по его мнению, наберет слишком большой политический вес, становясь очевидным преемником. Уберет и Примакова, который будет явно переигрывать уже находящегося в больнице президента.

В качестве партнеров Ельцину нужен Рыбкин, как показательный персонаж безволия и полного отсутствия амбиций, или Путин, которого он выдвинет в конце своего правления. После первого разговора Путин откажется от этой должности и этим еще больше укрепит Ельцина во мнении, что именно этому исполнительному и дисциплинированному сотруднику он может поручить столь ответственный пост. К любому, кто изо всех сил рвался на эту должность, он испытывал традиционное недоверие. Ельцин слишком много пережил из-за этой власти, чтобы отдавать ее в случайные руки. Для того чтобы остаться президентом, он расстреляет парламент в девяносто третьем, пойдет на прямой подлог выборов в девяносто шестом, когда о его тяжелой болезни не сообщат избирателям; наконец, откажется от своих главных советников и близких людей перед вторым туром, чтобы гарантировать свою победу. В этом человеке удивительно сплелись невероятная жажда власти, тщеславие, природная сила и интуитивное чутье.

Ельцин услышал нарастающий шум за дверью и прислушался. Интересно, что там происходит? Кто это так шумит? Дверь открылась, и в его кабинет буквально ворвались два человека. Он удивленно взглянул на них. Это спичрайтеры, которые обычно готовят тексты докладов для председателя Верховного Совета. Обоих он знал уже давно, еще по Свердловску, – Людмила Пихоя и Геннадий Харин. Почему они в таком возбужденном состоянии? Они никогда не позволяли себе врываться к нему в кабинет.

– Что случилось? – спросил Ельцин.

– Нашли подходящую кандидатуру, – радостно объявила Людмила Пихоя.

– Кого? – заинтересовался он.

– Руцкой. Александр Владимирович Руцкой, – торжественно объявил Харин, руководитель фракции «Коммунисты за демократию». Полковник, летчик, Герой Советского Союза. Был в плену, потом его обменяли на пакистанского разведчика.

Ельцин молчал. Он понимал перспективность этого кандидата. С одной стороны, летчик и герой, а с другой – руководитель фракции коммунистов. Теперь у его оппонентов не останется ни одного шанса. И российские коммунисты встанут перед выбором, кого поддержать.