Евангелие от Тимофея. Клинки максаров. Бастионы Дита - Юрий Брайдер

– А болотник не запутается под водой в репьевке? – встревожился Головастик.

– Не должен. Он даже и не почувствует ничего. А когда выберется наверх и увидит, что за ним тянется побег, просто оторвет его. Со мной такое сто раз было. Побег сразу возьмет силу. А когда репьевка обоими концами укоренится, она уже не считается опасной, – объяснил Яган.

Шар опять заплясал на месте, и натянутая как струна нить метр за метром заскользила в колодец. Дойдя до тысячи, я прекратил счет. От шара остался жалкий комок величиной не больше кулака. Затем нить внезапно ослабла и начала петлями всплывать в колодце.

– Что бы это могло значить? – спросил я в полном недоумении.

– Откуда я знаю. Может, болотник пошел дальше, не отцепив траву. Может, ее подцепила какая-нибудь зверюга, – не очень уверенно ответил Яган. – Все может быть.

– Плавать никто из вас, конечно, не умеет?

– Разве мы жабы? Или болотники? Где это на Вершени мы могли плавать научиться?

– Ладно. Я пойду первым. Если все будет в порядке, подергаю за стебель. Потом немного отдохну и вернусь. Выведу вас по очереди. Можете пока бросить жребий.

Я со всех сторон подоткнул плащ, чтобы он не мешал в воде, плотно затянул манжеты на запястьях, в большой карман на спине сунул последний факел, а в маленький на боку – кресало. Кисти рук обернул тряпками. Яган подал мне стальное лезвие:

– На, возьми на всякий случай.

Экипированный подобным образом, я встал на край колодца, несколькими глубокими вдохами прочистил легкие, потом набрал полную грудь воздуха и ухнул в стоячую прохладную воду. Время от времени касаясь рукой стебля цепляки, я со всей возможной быстротой поплыл по узкому тоннелю, задевая головой, локтями и коленями его мягкие илистые стены. Порой тоннель расширялся, пересекался с другими подземными норами, и я попадал в холодные, почти ледяные потоки. Иногда я приоткрывал глаза, надеясь в черной, взболтанной мути разглядеть хоть какой-нибудь просвет. Я досчитал уже до ста, но ничего не говорило, что выход из тоннеля близок. Более того, сделав несколько крутых поворотов, тоннель пошел под уклон. Борясь с выталкивающей силой воды, я буквально полз вниз, перебирая руками колючий стебель. Возвращаться было уже поздно. Спасение могло ожидать только впереди. Спасение, а в равной степени и гибель. Воздух маленькими порциями покидал легкие, и его становилось все меньше и меньше. В груди появилась резь, в голове глухо зашумело.

Главное – без паники, только без паники, заклинал я самого себя, чувствуя, что дыхания осталось всего секунд на пять-десять…

Тут меня резко увлекло вверх, и я, выпустив стебель, пробкой вылетел на поверхность. Кислая вонь спертого, застоявшегося воздуха показалась мне чуть ли не райским благоуханием. Совершенно обессилевший, я барахтался в воде и жадно, с хрипом и стонами насыщался кислородом.

Сначала я не мог понять, почему так темно вокруг. Может, я ослеп? Или это уже наступила ночь? Самые разные мысли крутились в моей голове, но специфический запах сырой земли и неподвижный, пропитанный тлением воздух свидетельствовали, что это место ничем не отличается от того, которое я совсем недавно покинул.

Попытки нащупать край колодца не увенчались успехом. Я плавал в центре довольно большого озера, и какой-то продолговатый, слегка притопленный предмет – не то гнилое бревно, не то оторвавшаяся от берега торфяная глыба – время от времени тыкался в меня. Опершись о него локтем, я вытащил факел и щелкнул кресалом. Брызнули сине-фиолетовые искры, факел зашипел и занялся жарким, трескучим пламенем. По низкому своду пещеры заметались огромные мрачные тени. Багровые отсветы задрожали на черной как тушь воде. То, что я сначала принял за бревно, выскользнуло из-под меня. Странный предмет напомнил собой огромную бобину, туго обмотанную чем-то вроде пенькового троса. На одном конце бобины торчали мучнисто-белые, чисто отмытые человеческие ступни со скрюченными пальцами, на другом разметались в воде длинные космы волос. Каждый квадратный сантиметр троса покрывало множество мелких кривых колючек. Несомненно, это было тело болотника, плотно обмотанное пробудившейся от спячки, набрякшей репьевкой. Превозмогая себя, я ухватился за холодную, твердую, как дерево, щиколотку. Пульс в большеберцовой артерии отсутствовал. Даже когда я прижег пятку факелом, ни одна мышца не отреагировала на это. Жизнь безвозвратно покинула тело болотника, и прямая вина за это лежала на мне.

Совершенно удрученный случившимся, я не сразу почувствовал, как шероховатые, эластичные щупальца коснулись моих лодыжек, обвились вокруг бедер, заползли под плащ. Опомнившись, я изо всей силы рванулся к берегу, но проклятое растение, успевшее повсюду разбросать корни, удержало меня на месте. Я нырнул, вынырнул, опять нырнул, едва не захлебнувшись, и только тогда вспомнил о стальном лезвии. Побеги были прочными, как проволока, на смену каждому оборванному тут же приходило несколько новых, но я упорно рубил, резал, кромсал их, отвлекаясь лишь на то, чтобы вдохнуть очередную порцию воздуха. Почувствовав наконец свободу, я не раздумывая нырнул в глубину. В тесном горизонтальном тоннеле я вновь отыскал путеводную нить – тонкую, безобидную, еще не успевшую проснуться.

Обратный путь я преодолел единым махом, как заправский диверсант-подводник. Однако прошло немало времени, прежде чем Яган и Головастик вытянули из меня правду об этом недолгом путешествии.

Здравый смысл подсказывал, что последнюю ночь мы должны провести в тесном приятельском кругу, всячески поддерживая и утешая друг друга. Но все вышло совсем иначе. Удрученные крушением последней надежды и озлобленные взаимными упреками, мы разбрелись по разным углам пещеры, и каждый остался наедине с уже начавшим приобретать реальность призраком смерти. Не знаю, о чем думали Яган и Головастик, а мои мысли, сумбурные и неясные, вертелись вокруг вещей второстепенных и прозаических: как расценят мое столь долгое отсутствие сослуживцы, а главное – начальник, скрепя сердце давший мне две недели отпуска без содержания; кому достанется моя библиотека, а кому мой любимый кот Кузя. Мне казалось, что я бодрствую, но скорее всего это было какое-то среднее состояние – тупое оцепенение, тягучий бред на границе между сном и явью.

Даже клокотание воды в колодце и свет множества факелов не вывели меня из ступора. Незваные гости прибывали один за другим и рядами выстраивались вдоль стен. Все это были угрюмые, иссеченные шрамами мужчины с гроздьями ножей на шее. Змеиный Хвост на этот раз явился один, без телохранителей.