Под нами - земля и море - Сергей Курзенков

В часы, свободные от боевых дежурств и полетов, Алешу редко - кто видел в землянке. Он полюбил Заполярье - край бесконечных сопок, гранита, озер, быстротекущих рек с прозрачной водой.

- Красота, красотища-то кругом какая, - говорил Алеша, рисуя этюды и делая наброски.

И вот друга не стало...

Наш воздушный разведчик подтвердил результаты штурмовки. Как показала фотопленка, мы нанесли врагу существенный урон.

Так начиналась первая фронтовая весна, с печалями и победами. Большинство участников штурмовки были отмечены наградами. Мне впервые выпала высокая честь - сфотографироваться при развернутом Знамени нашего гвардейского полка.

После налета на аэродром Луастари наступило затишье. Наш удар оказался ощутимым. Фашисты долго не показывались в небе. Мы дежурили в готовности, летали на разведку, прикрывали караваны кораблей-транспортов, которые приходили в Мурманск издалека.

Очередной конвой союзников входил в Кольский залив. С капитаном Маркевичем мы вылетели на прикрытие кораблей.

Все небо было затянуто серыми облаками. Под крыльями самолетов проплывали хорошо знакомые сопки, озера. И, как всегда, был суров своими темными водами никогда не замерзающий Кольский залив. Широкой лентой он огибал скалы и уходил к северу, где вечно шумело прибоем неспокойное Баренцево море.

Мы летели с Алексеем крыло к крылу. Изредка переглядываясь через стекла кабин. Иногда казалось, что самолет ведущего неподвижно висит в воздухе. Между тем стрелка высотомера показывала две тысячи метров, а самолеты держали скорость 350 километров в час.

Противника в воздухе не было. Радиостанция командного пункта молчала. Вдруг самолет Маркевича стал резко дергаться, из выхлопных патрубков появились клубы сизо-белого дыма.

- Что случилось? - спрашиваю Алексея по радио.

- Падают обороты, - услышал я его спокойный, как всегда, голос.

- Пока не поздно - возвращайся!

- : А кто будет выполнять боевое задание? - грубовато спросил он.

- Напрасно сердишься. Патрулировать буду один. Понадобится помощь вызову.

Алексей продолжал полет. Мотор по-прежнему давал перебои. Зная упрямый характер Маркевича, я решил, что спорить бесполезно. А между тем его самолет заметно стал терять высоту. Алексей энергично ввел истребитель в разворот и вышел на обратный курс.

"Не перетянет широкий Кольский залив", - подумал я и крикнул по радио:

- Садись на озеро!

- Ломать самолет? Не хочу! - отрывисто ответил Алексей и потянул на аэродром. А за ним уже стелился дым.

Над заливом мотор остановился, Алексей, видно, еще надеялся дотянуть до берега, но было уже поздно.

"Самолет ведущего садится на воду в губе Грязная. Немедленно вышлите катер!" - передал я шифром на командный пункт.

Тем временем самолет Марковича стремительно скользнул по зеркальной поверхности залива и скрылся под водой. Я вздрогнул, будто сам ощутил обжигающий холод воды.

Но вот на поверхности залива показался темный шар. Это был Маркович. Он неуклюже бил по воде руками.

- Греби! Греби! Иначе замерзнешь! - кричал я, как будто Алексей мог услышать меня.

Медлить нельзя ни секунды: Маркович к берегу не доплывет, замерзнет. Я передал уже открытым текстом:

"Маркович плавает в заливе Грязная. Немедленно вышлите катер!.. Катер!.."

А катера стояли совсем недалеко.

Чуть не задевая мачт, мой истребитель вихрем пронесся над их стоянкой. Уходя ввысь, я дал длинную пулеметную очередь, потом бросил самолет в пике, пронесся низко над Маркевичем и снова помчался к стоянке катеров.

Моряки не понимали моего сигнала. Катера стояли неподвижно у пирса. Меня душила злость.

Снова пролетел, но теперь вдоль улицы городка, заставив пригнуться от страха прохожих. В конце улицы мой истребитель с бешено ревущим мотором круто взмыл, и тут же две длинные пулеметные очереди осветили вспышками темнеющее небо, И снова я кружился над Марковичем.

Моряки поняли меня. Катер отвалил от пристани. Минуты через три мне удалось навести его на плавающего Алексея.

А часа через два я сидел возле него у госпитальной койки. Алексей лежал почерневший и сильно изменившийся. Он с трудом протянул свою горячую руку и молча пожал мою. Часто заморгал глазами.

- Упрямый дурак!.. Самолет утопил, - чуть слышно сказал он.

- Ну что ты, Алеша! Жив, и это главное... А самолет поднимут. Отлежишься и опять будешь на нем летать, - успокаивал я его.

Алексей с упреком посмотрел на меня.

- Самолет, Сергей, утонул. Ну что я без самолета? А ты говоришь, жив...

И он, повернувшись к стене, умолк. Я укрыл его одеялом и тихо вышел из палаты...

...В полк пришло радостное известие: Алеша Шведов, которого мы считали погибшим, находится в Мурманском госпитале.

Вместе с сержантом Савиным, которого спас в своем последнем бою Алеша, я немедленно поехал в Мурманск. Однако состояние нашего товарища было тяжелое, и к нему не допустили.

Только недели через две Алеше стало легче. Шведова перевезли из Мурманска в авиационный госпиталь, и мы узнали историю его спасения.

...Очередь поразила мотор истребителя. Шведову пришлось садиться в узком длинном ущелье. Фашисты сразу кинулись добивать наш самолет. Замкнув над ущельем круг, "мессершмитты", как на полигоне, один за другим падали в пике, хладнокровно, в упор расстреливали истребитель Шведова.

Три "мессершмитта" с желтыми носами прекратили свою безнаказанную штурмовку лишь после того, как кончился боезапас. Напоследок они "победителями" пронеслись вдоль ущелья, оглушив тяжелораненого Шведова гулом своих ревущих моторов, и скрылись за вершинами невысоких, заваленных снегом сопок.

Затухающим эхом таял гул улетевших самолетов, и, когда все стихло, залитый кровью Алексей с трудом оставил кабину изрешеченного истребителя.

Шведов торопливо достал из фюзеляжа лыжи, борт-паек, аптечку. Все что можно рассовал по карманам, встал на лыжи и пошел на восток. Уже первые сопки скрыли за собой ущелье, где остался изуродованный истребитель, как вдруг Алексей со страхом вспомнил, что, уходя, забыл побить уцелевшие самолетные приборы, а главное - радиостанцию.

Ноги не хотели идти назад. К месту вынужденной посадки могли уже нагрянуть фашисты. Но Алеша все же вернулся к своему самолету и выругался от досады... Все приборы оказались побитыми, а радиостанция живого места не имела...

...Было совсем темно, когда Шведов сделал привал.

Осторожно дотрагиваясь пальцами до лица, определил раны. Одна была возле оторванного уха, вторая - в щеке. Во рту не хватало передних зубов.

Из-за сильной боли в ноге с трудом снял унт. Брюки пришлось разрезать. На голени - рваная рана. Перевязал, кое-как надел унт и - в путь.