Я, Легионер - Георги Лозев

Фудзисава сидел молча рядом со своим отцом в маленькой скромной столовой их квартиры, а мать подавала традиционные суши. Телом он был там, но мысли завели его на далекие поля сражений, где солдаты Иностранного легиона сражались, защищая честь своих предков. Независимо от того был ли конфликт религиозного или политического характера, легионеры всегда участвовали в битвах в далеких и экзотических странах. Они были настоящими профессионалами в глазах молодого сержанта.

— У тебя проблемы, сынок? — прервал мысли Фудзисавы пожилой отец. — Я вижу твое лицо озабочено.

— Нет, папа — ответил, вздрогнув Фудзисава, который моргал, как будто только что проснулся. Однако его отец зорко за ним наблюдал, ожидая правды.

— Единственное, что я должен тебе сказать, это то, что я прекратил мой контракт с армией. Я решил изменить свою судьбу.

— Ты давно повзрослел, и только ты один можешь решить, что делать со своей жизнью.

— Да, именно поэтому хочу тебе сказать, что через две недели я уезжаю в Европу. Там я попытаю свою удачу.

— Почему ты решил, что удача от тебя отвернулась?

— Я просто хочу попробовать свои силы в армии, где собираются добровольцы со всего мира. Это элитный корпус, который участвует в каждой более или менее серьезной настоящей битве на нашей планете. После всех тренировках и годах в нашей армии хочу увидеть, действительно ли я достоин быть воином. Я хочу участвовать в настоящей миссии, с настоящим врагом.

— Настоящая битва, сын мой, — это битва за жизнь, а не за смерть. Истинный воин не просто солдат, который ищет славы, — он уверенный в себе человек, у которого нет необходимости постоянно доказывать свою силу, не имея на то существенных причин.

— Ты говоришь так только потому, что хочешь уберечь меня от опасности, папа, но я уже принял решение, и ничто не может меня остановить!

— Хорошо, сынок, я надеюсь, ты останешься в живых, и желаю тебе стать не только храбрым, но и мудрым воином. Я дам свое благословение тебе, но я хочу, чтобы ты обещал мне что-то до того, как ты уехал.

— Да, папа, что ты хочешь, чтобы я тебе обещал?

— Когда покончишь со своими приключениями, с этой армией иностранцев, не оставайся в Европе, вернись сюда заботиться о матери. Я стар, и скоро наступит день, когда ты будешь главой семьи. Счастье нашего дома зависит от тебя.

— Ты не настолько стар, папа, но я обещаю вернуться живым и здоровым, и ты увидишь меня снова, как сейчас, и мы вместе займемся домом.

— Я надеюсь, что будет так.

Через две недели после этого разговора бывший сержант японской армии сидел, удобно расположившись, в самолете из Токио в Париж. У него был с собой небольшой словарь, откуда заучивал французские выражения. Японец говорил немного по-английски и знал латинский алфавит, но произношение французских слов было очень трудным для него. Согласно прочитанной Фудзисавой брошюре о Легионе, язык не являлся обязательным условием при приеме кандидатов. Во время этого длительного перелета он был настолько погружен в свой словарь, что не сомкнул глаз ни на миг.

Японец усердно оформлял французские предложения, означающие, что он доброволец, который хочет служить в Легионе, и ищет дорогу к казармам. Он записывал фразы в блокнот и повторял: «Je Suis volontaire!», «Je servir Légion Etrangère», «Оù trouver caserne Légion». Когда бывший танкист прилетел в Париж, в его голове был какой-то странный набор французских слов и фраз: «Je Légion, caserne et volontaire servir, armée».

Париж — самый посещаемый город в мире. Улицы были полны туристов.

Японские группы гуляли организованно по Елисейским полям, но Фудзисаву не интересовали достопримечательности. Он прошел мимо Эйфелевой башни, даже не поднимая головы, чтобы посмотреть на нее. Перешел мост «Альма», не обращая внимания на переполненные туристами катера, проплывающими под ним. Мечта многих японцев была увидеть Париж, но молодой человек шел к своей единственной цели — Обань, казармы Иностранного легиона. Японец имел при себе только адрес Alma mater Иностранного легиона в Обани и понятия не имел о существовании Форта де Ножен, центра вербовки в Париже. Таким образом, из всех достопримечательностей и памятников японца интересовал только Лионский вокзал, откуда на юг Франции отправляются поезда. Когда он наконец добрался до кассы, то положил большие усилия сказать грамматически правильно, что ему нужен поезд в Обань: «Voyage Aubagne, train Aubagne». Ему несколько раз объяснили, что он должен пересесть на другой поезд в Марселе, и когда ему показали время пересадки, отпечатанное на билете, японец кивнул, что понял и снова с большим усилием воли, сказал: «Compris, compris».

Потомок самураев ехал уверенно к своей мечте. За его спиной остался Париж с толпами туристов, красивыми зданиями, мостами над Сеной и художниками рядом с ними. У японца не было времени вникнуть в средневековую европейскую культуру. Его дух был уже в рядах легионеров, и теперь тело просто догоняло дух.

Обань

Вероятность быть принятым в Легион была примерно десять процентов, иногда даже и меньше. Каждую неделю из разных уголков мира в Обань прибывало кандидатов триста, из которых после тестов военная комиссия выбирала человек 30. Эти тридцать выбранных еще не становились легионерами. Для них все настоящие испытания были еще впереди. Они должны были пройти четырехмесячное обучение в школе Иностранного легиона. Статистика показывает, что в ходе обучения, который был и естественным отбором кандидатов, еще двадцать процентов выбывали из борьбы за место в Легионе.

Было шесть утра, и автобус из казармы имени Виено приехал забрать нас с вокзала в Обани. Я и мои новые товарищи горели нетерпением попасть в первый настоящий полк Иностранного легиона. Автобус остановился у ворот Alma mater легионеров. Старшина, который сопровождал нас по дороге из Страсбурга, отдал честь постовому, и автобус пересек порог казармы «Виено». Как только мы вышли из автобуса, мы были переданы невысокому капралу ирландского происхождения. Он говорил очень быстро и с сильным акцентом, так что я ничего не понимал из того, что он говорил. Мои спутники привыкли полагаться на меня в качестве переводчика и ждали моего ответа или объяснения. Какой-то русский спросил меня, что мы должны делать, но на этот раз и я не понимал.

Ирландец начал нервничать.

— Зыткнись, бордель! Говорящие по-французских есть, да? — он смотрел и ждал, чтобы кто-нибудь отреагировал. Видимо, он хотел знать, говорит ли кто-нибудь из нас по-французски. Мы стояли, как вкопанные, пока я не решился заговорить.

— Я понимаю по-французски, но если можете, говорите медленней.