Гарри Поттер и философский камень - Джоан Роулинг

Долгое время они неслись через лабиринт расходящихся и сходящихся извилистых тоннелей. Гарри пытался запомнить дорогу — налево, направо, направо, налево, посередине, направо, налево, но скоро сбился. Вагонетка выбирала ветки сама — Крюкохват ничем не рулил.

Глаза у Гарри слезились от студёного ветра, но он старался их не закрывать. В каком-то боковом тоннеле он увидел столб пламени и выкрутил голову назад — а вдруг это был дракон? — но было уже поздно, вагонетка промчалась мимо. Они спускались всё глубже, мимо подземного озера, меж гигантских сталактитов и сталагмитов, росших из пола и потолка.

— Я всегда путаю, — крикнул Гарри Хагриду, пытаясь перекрыть грохот вагонетки, — которые из них сталактиты, а которые сталагмиты?

— Сталагмиты — это те, в которых буква «м», — слабо ответил Хагрид. — И не приставай ко мне сейчас, мне и без тебя дурно.

Он и в самом деле выглядел позеленевшим. Когда вагонетка наконец остановилась у небольшой дверцы в стене тоннеля, он вылез и некоторое время стоял, прислонившись к стене и пытаясь унять дрожь в ногах.

Крюкохват отпер дверцу. Сейчас же вокруг них заклубилось огромное облако зелёного дыма, а когда дым рассеялся, Гарри ахнул от удивления. В открытом сейфе лежали груды золотых монет. И столбики серебряных. И кучки маленьких медных кнутсов.

— Всё твое, — улыбнулся Хагрид.

Всё — его! Поразительно! Дурсли наверняка не знали, а то бы они отобрали у него это богатство, не успел бы он и глазом моргнуть. Сколько раз они повторяли, как дорого им обходится содержать Гарри! И всё это время глубоко под улицами Лондона было схоронено целое состояние, и оно принадлежало ему.

Хагрид помог Гарри собрать несколько горстей монет в мешок.

— Золотые называются галеоны, — пояснил он. — Семнадцать серебряных сиклей на галеон, двадцать девять кнутсов на сикль — куда уж проще[15]! Ну, этого тебе на первое время хватит, а остальное пусть тебя здесь поджидает, в сохранности.

Он обернулся к Крюкохвату.

— Теперь, прошу вас, к хранилищу семьсот тринадцать, и можно на этот раз помедленнее, а?

— Скорость у нас одна, — ответил тот.

Казалось, вагонетка всё набирала и набирала ход, стремясь ещё глубже. Колёса визжали на крутых поворотах, воздух вокруг становился холоднее и холоднее. Потом они прогремели по мосту через пропасть; Гарри перегнулся через борт, пытаясь разглядеть, есть ли у неё дно, но Хагрид застонал и втащил его за шиворот обратно.

В дверце хранилища номер семьсот тринадцать не было ни ручки, ни дырки для ключа.

— Попрошу отойти, — важно произнёс Крюкохват.

Он нежно погладил дверцу своим длинным пальцем, и она попросту растаяла в воздухе.

— Если кто-нибудь кроме гоблинов Гринготта попробует сделать то же самое, его втянет сквозь дверь, и назад он уже не выберется, — сказал он.

— А вы когда-нибудь проверяете, нет ли внутри кого-нибудь? — спросил Гарри.

— Непременно. Каждые десять лет, — ответил Крюкохват, ухмыляясь.

Гарри сообразил, что в хранилище, окружённом такой невероятной секретностью, наверняка находилось что-то удивительно ценное, и с нетерпением наклонился вперёд, ожидая увидеть по меньшей мере драгоценные камни сказочной красоты — но на первый взгляд ему показалось, что внутри было пусто. Приглядевшись, он заметил в дальнем углу невзрачную маленькую коробочку. Хагрид подхватил её и засунул глубоко в недра своего необъятного плаща. Гарри ужасно хотелось спросить, что это такое, но он благоразумно сдержался.

— Ну, давай, залазь обратно в эту адскую повозку, и со мной по дороге лучше не заговаривай — может, если я помолчу, оно и обойдётся, — сказал Хагрид.

Ещё одно головокружительное путешествие в вагонетке — и они стояли на улице перед дверями Гринготта, жмурясь от яркого света. Теперь, с мешком, полным денег, Гарри не мог сообразить, куда бежать прежде всего. Даже не зная, сколько галеонов было в фунте стерлингов, он прекрасно понимал, что у него было сейчас больше денег, чем ему когда-либо доводилось держать в руках. Даже, наверное, больше, чем Дадли когда-либо держал в руках.

— Начать можно со школьной формы, — сказал Хагрид, кивая на «Ателье мадам Малкин — мантии на все случаи жизни». — Слушай, ты как насчёт пойти туда сам, а я сбегу на минуточку освежиться в «Дырявый Котёл»? Эти Гринготтские вагонетки — терпеть ненавижу.

Вид у него был всё ещё неважный, так что Гарри кивнул и вошёл в ателье один, хотя ему и было слегка не по себе.

Мадам Малкин была приземистая улыбчивая ведьма, одетая в лиловое.

— Для Хогвартса, дорогой? — перебила она Гарри, как только он открыл рот. — Не беспокойся, всё в наличии. Да вот, ещё один молодой человек сейчас в примерочной.

В дальнем углу ателье на табуреточке стоял мальчик с бледным, островатым лицом, и другая ведьма подкалывала на нём чёрную мантию. Мадам Малкин поставила Гарри на соседнюю табуреточку, облачила его через голову в мантию и тоже принялась подкалывать.

— Привет, — сказал мальчик. — Тоже в Хогвартс?

— Да, — ответил Гарри.

— Мой отец в соседнем магазине, покупает учебники, а мать через дорогу выбирает палочку, — сказал мальчик. Говорил он в нос, скучающим голосом. — Потом я их потащу смотреть на гоночные мётлы. Кто это придумал, что в первый год их запрещается приносить? Я думаю уломать отца, чтобы он мне одну купил, уж как-нибудь я её протащу.

Мальчик живо напомнил Гарри о Дадли.

— А у тебя своя метла есть? — продолжал мальчик.

— Нет.

— В квиддич играешь?

— Нет, — ответил Гарри, поскольку не имел ни малейшего представления, что это такое.

— Я играю. Отец говорит, что будет просто преступление, если меня не выберут играть за мой колледж, и надо сказать, что в этом я с ним согласен. Ты уже знаешь, в каком ты будешь колледже?

— Нет, — снова сказал Гарри, чувствуя себя всё глупее и глупее.

— Ну да, конечно, заранее никто не знает наверняка, но я точно знаю, что попаду в Слизерин, вся моя семья его кончала. Представь, каково учиться в Хафлпафе — я бы сбежал, а ты?

— Хм-м, — пришлось сказать Гарри, как ни хотелось ему придумать что-нибудь более содержательное.

— Эй, погляди-ка на это страшилище! — сказал вдруг мальчик, указывая в окно. Перед ателье стоял Хагрид; он широко улыбался и кивал на две здоровенных порции мороженого, которые он держал в руках, давая Гарри понять, что зайти он не может.

— Это Хагрид, — сказал Гарри, радуясь, что ему было известно что-то такое, чего мальчик не знал. — Он в Хогвартсе работает.

— А-а, — протянул мальчик, — слыхал. Он там вроде прислуги, верно?

— Он там смотритель, — поправил Гарри. Мальчик ему нравился всё меньше и меньше.

— Ну, вот же я и говорю. Говорят, он дикий какой-то — живёт в хижине на задворках школы, напивается время от времени до беспамятства, пытается колдовать и устраивает пожар у себя под кроватью.

— По-моему, он просто замечательный, — холодно ответил Гарри.

— Да ну? — сказал мальчик, фыркнув. — Он что, с тобой, что ли? А где твои родители?

— Умерли, — коротко сказал Гарри. Обсуждать с мальчиком эту тему ему не хотелось.

— Очень жаль, — отозвался тот, хотя было видно, что ему нисколько не жаль. — Они хоть были нашего сорта?

— Они были колдун и ведьма, если тебя это интересует.

— Я считаю, что прочих пускать и не следует. Как ни старайся, всё равно будет не то, их же никто не воспитывал должным образом. Представляешь, некоторые и про Хогвартс-то не знают, пока письмо не придёт. Нет, надо оставить только чистокровные, старые колдовские семьи. Кстати, а твоя фамилия как?

Гарри не успел ответить — мадам Малкин перебила его, провозгласив «Вот и всё, дорогой», и он, радуясь подвернувшемуся поводу прекратить неприятный разговор, спрыгнул с табуретки.

— Ну, значит, в Хогвартсе встретимся, — сказал гнусавый мальчик ему вдогонку.

Гарри поглощал мороженое, которое купил для него Хагрид (шоколадное пополам с малиновым, сверху посыпанное орехами), в полном молчании.

— В чём дело? — спросил Хагрид.

— Всё в порядке, — соврал Гарри.

Они зашли купить пергамент и перья. Найдя бутылочку чернил, которые на каждой букве меняли цвет, Гарри немного развеселился. Когда они выходили из магазина, он спросил:

— Хагрид — а что такое квиддич?

— Раздери меня напополам! Я всё забываю, Гарри, как много ты ещё не знаешь. Даже про квиддич!

— Мог бы и не издеваться, — мрачно заметил Гарри, и рассказал Хагриду о мальчике в ателье.

— …а ещё он сказал, что из муглевых семей никого и принимать не надо…

— Да только ты-то не из муглевой семьи! Знал бы он, кто ты такой… Ежели его родители — колдовской народ, он про тебя с детства слыхал. Ты вспомни, как в «Дырявом Котле» все ломанулись, тебя увидавши. Да что он вообще понимает! Из всех, кого я видал, наилучшие были из самых распотомственных муглей — возьми хоть твою маму! С такой-то сестрицей!