Золотые яблоки - Виктор Московкин

Уйма сколько требовалось бетона под фундамент ТЭЦ. Одна за другой подходили машины, а в траншеях почти не прибывало.

В самый разгар работы из кабины только что подошедшего самосвала вышел опрятно одетый старик, а за ним легко спрыгнула с подножки девушка. Веселый, черный шофер улыбался им вслед. Не успел Илья оглянуться, девушка, стремительно подбежав, обняла его за шею и чмокнула в щеку. Генка растерянно и с завистью присвистнул. Тогда девушка поцеловала и его.

— Здорово, племянничек, — сказал старик Илье.

— Добрый день, дядя! — удивленно выговорил Илья. — Что это вы сюда приехали?

— Ольгу определял на работу, — гордо сказал старик.

Ольга тем временем наклонилась над вибратором и осторожно потрогала его пальчиком. Потом защебетала, как над игрушкой.

— Интере-ес-но-о! — пропела она, всецело поглощенная прибором. — А как работает?.. Неужели?

Генка, еще не совсем оправившись от изумления, бережно стер рукавом фуфайки грязь с вибратора и стал показывать, как им пользоваться.

— Неужели? — опять произнесла девушка, своим возгласом повергнув в восторг бедного Генку. Он почувствовал, что с ним происходит нечто похожее, как тогда в цирке.

— Сначала вырыли траншеи, а перед тем как заливать бетоном, медяки бросали, — сказал он, не совсем соображая, почему говорит именно это, а не другое.

— Неужели медяки? — спросила Оля, пошарила в карманах и швырнула мелочь в траншею. — А зачем? — полюбопытствовала она.

— Традиция, — напыщенно сказал Генка. — Все порядочные строители так делают. Чтобы здание крепче стояло.

— Дедушка, у тебя есть мелочь? — спросила Оля. — Брось в эту яму, здание будет стоять крепче.

Генку даже не покоробило ужасное слово — яма. Он проследил, как дед разбрасывает монеты, и опять перевел изумленный взгляд на Олю.

— Трудитесь, молодые люди, — в тон Генке, так же напыщенно сказал дед, приподняв, как для приветствия, руку, и прикрикнул: — Ольга, пошли, ЗИЛ ждет.

Илья оглянулся на ЗИЛ и узнал в шофере Ивана Чайку, весело смотревшего на него.

— Что я говорил! — крикнул Иван Чайка. — По всей стройке гоняю, везде встречу. Бывай здоров!

— Счастливо! — махнул ему Илья, глядя, как неохотно идет за дядей Оля. Ей хотелось побыть еще немного, но спорить с суровым стариком она не решалась.

— Интересно! — тонко пропел Генка, стараясь подражать ее голосу. — Она нас любит, да?.. Неужели? Зря я ей не сказал, что снимался в кино.

Илья взглянул на него в крайнем удивлении, пожал плечами.

— Это ты мне? — спросил он.

— Дед, у тебя есть медяки? — спросил Генка, склонив голову и прислушиваясь к собственному голосу, потом приблизил лицо к носу Ильи и сказал:

— Слушай, посмотри мне в глаза. Ничего не видишь?

И еще повторил:

— Почему же я не сказал ей, что снимался в кино?

В субботу Генка, заляпанный бетоном, в заскорузлых, как корка, штанах, в смятой кепчонке, но оживленный и бестолковый, пристал к Илье, упрашивая пойти в клуб на танцы.

— Послушай, — говорил он, — ты что-то все помалкиваешь. В первый день тебя не остановить было. Пойдем потанцуем, веселее станет.

Илья сначала не соглашался: не особенно хочется танцевать, когда приходишь с работы разбитый, с мозолями на руках, когда с блаженством еще во время еды поглядываешь на чистую постель, но в конце концов не устоял перед мольбами Генки и согласился. Но это оказалось еще не все: Генка как ни в чем не бывало сказал:

— Знаешь, пригласи Олю. Я бы и сам, да неудобно. Тебе по-родственному смелее.

— Какой я ей родственник, — усмехнулся Илья, догадываясь, что творится в Генкиной душе.

— Так она у твоих родственников квартирует, — нашелся Генка. — Значит, ближе.

Илья был не против. В самом деле, у Ольги еще нет подруг, она будет рада.

— Серега, пойдем с нами, — позвал Генка рабочего, щепочкой очищавшего грязь с сапогов.

— Куда, Гена? — спросил Серега, выпрямляясь и посмотрев на ребят усталым взглядом.

— На танцы.

— У-У, — протянул Серега. — Была нужда, за свои деньги да ноги вертеть. Я лучше собственный дом пойду строить. Отделываем уже. Скоро будем заселяться.

Не собственный, а своими руками, — поправил его Генка, вспоминая, что и Василий говорил так же. — До собственности сами не свои, кулачки проклятые. Атавизма в вас полно.

— Какого, Гена, атавизма? — заинтересованно спросил Серега.

— Самого обыкновенного. Все старинушкой живете, все бы себе.

— Что ты напустился на человека, — вмешался Илья. — Он строит после работы, и, конечно, собственный это дом. Тут даже гордость есть — сам делал. Это и есть собственность в широком понятии. Вот строим мы завод, я тоже могу сказать — наш собственный, хотя он и не собственный, если разобраться.

— Видали, теоретик выискался, — насмешливо заявил Генка. — Вся беда, что он — как небо от земли от этого самого широкого понятия.

— Ты, Гена, совсем не признаешь меня за человека, — с горечью сказал Серега. — Я, когда говорил, думал то же, что и Илья: собственный дом, собственный завод, земля, на которой стою, — собственная. А ты к словам придираешься. Атавизм приплел, хотя и не знаю, что такое атавизм. У меня это самое широкое понятие в горбу с потом и кровью въелось, мне ведь не с твое годков-то. — Взглянул на Илью: так ли, мол, я объясняю. Понял, что так, и удовлетворенно добавил: — Идите и танцуйте. В свое время я тоже танцевал. Правда, нынешние танцы — простое топтанье: взад-вперед, взад-вперед. Мы красиво танцевали. — И Серега, к веселью ребят, растопырив руки, прошелся на носочках. — Идите, а завтра ко мне в гости. У меня Аня приедет.

— Что ты говоришь? — обрадовался за него Илья. — Когда?..

Дома Илья торопливо поел, а потом долго стоял перед зеркалом, завязывая галстук. Галстук попался плотный, как из клеенки, узел получался кривой, некрасивый.

— Когда тебя ждать? — спросила Екатерина Дмитриевна, наблюдая за сыном. — Ты идешь с Галей?

Илья сразу потемнел лицом. Со злостью отшвырнул галстук в сторону, выправил воротник рубашки поверх пиджака. Так было проще и свободнее.

«Собственно, и одеваться-то не для кого, — подумал он, — а еще прихорашиваюсь».

— Вы поссорились?

Он опять не ответил, но мать поняла его.

— Раньше ты все рассказывал, — с грустью сказала она, — даже о том, с кем подрался. Я чувствую, что тебя гнетет не работа. Хорошо, — покорно вздохнула она, — я от тебя ничего не требую.

— Самое странное, что мы с ней совсем не ссорились, — сказал Илья, расчесывая жесткие, торчащие волосы. — Мы говорим с ней, когда видимся, но все как-то не так… — Он бросил расческу и перевел разговор на другое. — Я приду после двенадцати, возьму ключ, чтобы не тревожить тебя.

— Возьми, хотя я все равно услышу. — Она придирчиво оглядела его и осталась довольна. Все в нем было ладно, все шло ему, а белый воротничок рубашки красиво оттенял загорелую мускулистую шею. И ей стало обидно, что Галя предпочла кого-то другого.

Генка ужинал с братом. В комнате было прибрано, но как-то без уюта. Едко пахло красками. Илья с любопытством оглядывал стены, завешанные небольшими этюдами.

— Вот ты какой! — воскликнул Василий. Он сидел на табурете, неловко вытянув под столом протезы, — Генок каждый день рассказывает о тебе, но все же я представлял не таким. Знаешь, что он сказал о тебе?

— Вася, — недовольно остановил его Генка.

— А ты не скрывайся. И в глаза и по-за глаза о друзьях говорят одинаково. Он сказал о тебе, что ты длинный, как журавль, и теленок. Журавлиного в тебе ничего не вижу. Это он на свой рост мерял…

— Вася! — опять сказал Генка.

— Не нравится, друг мой? Другим перемывать косточки ты мастер. Объясни-ка, что в нем от теленка?

Генка, насупясь, сказал Илье:

— Ты не слушай. У него дурацкое настроение. Взялся два ковра нарисовать, вот и злится.

— Если тебе не хочется, чтобы я их делал, — откажусь!

— Не мне — тебе не хочется! Не рисуй, раз противно. Проживем и без них, не первый раз без денег. А ты: возьму, возьму. И нечего на других зло срывать.

— Он всегда прав… — Василий жалко улыбнулся. — Ты извини, Илья, если что не так. Он ведь тобой бредит. А про теленка я просто так…

— Мне иногда хочется кого-нибудь стукнуть и обругать и на свое место поставить, а потом сдерживаюсь. Хочется, чтобы так было понятно.

— Ничего, — успокоил его Василий. — Главное, ты знаешь, за что и кому следует. Чутье есть. Все остальное с годами приложится.

Генка усмехнулся, сказал от двери:

— Научишь, пойдет всем носы квасить. Тоже, деятели.

— Генок у нас тупой, как доска, — заметил Василий. — Он все понимает буквально… Ребята, а не сходить ли мне с вами в клуб? Разрешите?