Иронические юморески - Николай Носов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец стихотворение прочитано. Учительница велит достать тетради и выписать из стихотворения названия предметов, то есть слова, отвечающие на вопросы «кто?» или «что?».
Все достают тетрадки и начинают писать. У ребят возникает ряд недоумений, с которыми они обращаются друг к другу или к учительнице. Одному кажется, что надо выписать слово «растет», потому что можно спросить «Кто растет?» Другому кажется, что слово «дом» не надо выписывать, потому что нельзя сказать: «Кто дом?»
Aloe внимание привлекает ученик, сидящий в крайнем ряду у окна за последней партой. Он сидит один, без пары. Я его уже давно заметил, еще когда читали стихотворение и учительница задавала вопросы. Он сидел тихо, положив ручонки перед собой на парту, жмурился, словно котенок на солнышке, спокойно поглядывая то в окно, то на ребят, и ничем не обращал на себя внимания учительницы.
Это и был Калитин, которого учительница отрекомендовала мне как будущего второгодника. На его розовощекой, безмятежной физиономии по временам блуждала мечтательная улыбка. Трудно сказать, к чему она относилась. Может быть, он улыбался ответам ребят, может быть, собственным мыслям. Он ни разу не поднял руку, не ответил ни на один вопрос. Учительница «работала» с более активными учениками, а о нем как будто забыла. И он, видимо, забыл о ней и мечтал о чем-то своем. Теперь же, когда все ребята стали писать, Калитин тоже достал тетрадь и пишет. Работает он усердно. Стараясь поаккуратнее выводить буквы в тетрадке, он низенько наклоняется к парте, словно прислушивается к скрипу пера, и чуть ли не ложится на парту щекой. Время от времени он нагибается и исчезает с головой в недрах парты, после чего появляется с промокашкой или резинкой в руке.
Меня начинает удивлять, что у Калитина не возникает никаких вопросов. Он ни разу не обратился за помощью к товарищам или к учительнице. Ведь если более успевающие ученики в трудных случаях прибегают к помощи учительницы, как может отстающий Калитин обходиться без нее.
Задание между тем выполнено. Занятия окончились, и ребята стали расходиться. За партами оставались только те, кто не успел списать с доски задание на дом. Я подошел к заинтересовавшему меня Калитину. Учительница неодобрительно взглянула в мою сторону.
— Вы на него не смотрите, — сказала она.
— Почему? — удивился я.
— Да что на него смотреть! Он — плохой ученик, отстающий! — бросила она, уходя из класса.
Но, признаюсь, я не послушался ее и заглянул в тетрадку Калитина. Оказалось, что малыш честно трудился, но вместо того чтобы выписать из стихотворения пять-шесть слов, он проделал огромную для него работу: переписал все стихотворение целиком.
— Что же ты, дружочек, наделал? — сказал я, приходя в замешательство. — Ведь надо было выписать только названия предметов, а ты все стихотворение переписал.
Он посмотрел на меня, приоткрыв рот, виновато улыбнулся и, ничего не ответив, принялся списывать с доски упражнения на дом. В трехзначных числах номеров задач по арифметике он запутался, и я стал помогать ему разобраться. Малыш пристально вглядывался в цифры, написанные на доске, но все равно делал ошибки.
— Тебе, наверно, плохо видно отсюда? — спросил я его.
— Плохо.
— А ты бы попросил учительницу, чтоб она пересадила тебя поближе.
— Он отстающий, — сказал мне мальчик в голубой рубашке, который так старательно прыгал, когда учительница задавала вопросы.
— Что же такого, что отстающий? Разве ему не надо учиться?
— Он все равно на второй год останется.
— Что ты, на второй год! — деланно удивился я. — Еще до конца года далеко. Он успеет выправиться. А вы бы помогли ему. Разве у вас товарищи не помогают друг другу?
— Почему не помогают? Мы занимаемся с отстающими.
— Как же вы занимаетесь?
Ко мне подскочил шустренький мальчишка с рыжими волосами и веснушками по всему лицу.
— У нас сегодня будет занятие с отстающими, — доложил он мне и вдруг заорал пронзительным голосом — Не расходись! Не расходись, говорят!
Погнавшись тут же за кем-то из отстающих, он выскочил за дверь и ускакал в неизвестном направлении.
Я решил остаться и посмотреть на занятия с отстающими. Интересно было, как такие маленькие ребята справляются с делом, которое не удается даже их преподавателям В это время несколько малышей (а это была бригада по озеленению класса) принесли в кружках воды и принялись поливать на окнах цветы. Пока я разговаривал с ними, остальные ученики понемножечку расходились. Потом вдруг снова прискакал этот рыжеволосенький и закричал:
— Где же отстающие? Ты куда, Соколов? Не расходись! Ты же отстающий!
Он нагнал Соколова в дверях и со всего размаха треснул его сумкой с книжками по спине. Соколов на это даже не оглянулся и удалился с невозмутимым видом. Рыжеволосый выскочил на середину класса, трагически расставил руки и закричал:
— Ну вот! Все отстающие разошлись! С кем теперь заниматься?
Я огляделся вокруг. В классе, кроме поливальщиков цветов, никого не было. Я попрощался с ними и тоже пошел домой.
«Отстающий» Калитин, однако ж, не выходил у меня из головы. Все мои мысли почему-то возвращались неизменно к нему. Он, на мой взгляд, вовсе не был каким-нибудь умственно отсталым ребенком, которому не место в нормальной школе. С начала учебного года прошло лишь каких-нибудь три месяца, а Калитин за это время научился и читать, и писать. Стихотворение он переписал в общем-то хорошо для его возраста: не посадил в тетради ни одной кляксы, не измазал в чернилах пальцы, в то время как у некоторых более успевающих учеников чернильные пятна были не только на руках, но и на щеках, а один маленький остроносенький мальчишка умудрился перепачкать губы и даже зубы, потому что имел привычку совать, в задумчивости, перо с чернилами в рот. Книжки и тетради у Калитина аккуратно лежали в сумке, карандаш, ручка, перья — в пенале. Если ему казалось, что нужно сменить перо, он доставал из парты сумку, из сумки вынимал пенал, из пенала — перо, потом клал пенал обратно в сумку, а сумку прятал в парту. По всем его методически рассчитанным действиям было видно, что ребенок он аккуратный, собранный, смирный, дисциплинированный и к тому же вполне серьезный.
Дома этому мальчику, должно быть, никто не помогает учиться. Возможно, родители его считают, что, отдав ребенка в школу, они сделали все, требовавшееся от них, и не проверяют, выполняет ли он домашние задания, не думают о том, что ему могут потребоваться какие-нибудь объяснения. В результате Калитин отстал, может быть, вовсе не потому, что был менее способным, а в силу того, что пришел в класс без той подготовки, которую имели другие ученики. Учительница же, вместо того чтоб помочь ему, слишком поспешно махнула на него рукой и авансом оставила на второй год. Она решила, что он досидит, как говорится, этот год в ее классе, а в следующем году с ним будет заниматься уже не она, а другая учительница. К тому времени он подрастет, наберется побольше ума, и ему будет легче учиться.
Но учительница не подумала все же о том, как отразится на ребенке такое бесцельное сидение на уроках в качестве постороннего наблюдателя. Думая, что для него еще не все потеряно, он пытается учиться как следует, но так как его фактически никто не учит, он учится сам, делает все не так, получает за это двойки, теряет уверенность в своих силах. Он, конечно, замечает, что учительница относится к нему не так, как к другим ученикам, у него появляется недоверие к ней, а может быть, и вообще к учителям, может быть, даже вообще к взрослым людям.
А когда наступит новое первое сентября и Калитин, сложив свои книжечки в сумку, будет идти в первый класс во второй раз, на душе у него будет уже не так радостно, как было в первый. Он будет чувствовать себя изгнанным из коллектива, словно совершил что-то ужасное, скверное, словно заболел какой-то страшной болезнью, вроде проказы, и ему теперь не место, где все. Много в течение его жизни еще будет нанесено ему обид, но с этой обидой уже ничто не сравнится. Ему со всей убедительностью будет доказано, что он и есть самый глупый, самый неспособный, самый плохой, никудышный из всех, а никогда человеку так не хочется быть хорошим, как в тот год, когда он учится в первом классе.
Когда он явится второй-раз в первый класс, у него уже будет твердо установившаяся репутация неспособного ученика (что-то вроде неполноценного, дефективного, дегенерата с замедленной реакцией, который по недоразумению попал в нормальную школу). К тому же предыдущий год, проведенный в состоянии вынужденной пассивности, все же как-то скажется на его характере, и ему нелегко будет сразу превратиться в активного ученика, полноценного члена школьного коллектива. Новая учительница будет считать, что в лице второгодника получила плохое наследство. Она будет стараться подтянуть его, но если не найдет правильного подхода к нему, начнет подтягивать не его, а его отметки. Не сидеть же мальчишке третий год в первом классе! Этого учительнице могут и не позволить: скажут, что она с ним плохо работала. В результате он перейдет в следующий класс с недостаточными знаниями. Разница в развитии между ним и его одноклассниками увеличится еще больше. Поспевать за ними будет еще трудней. К тому же он увидит, что переползать из класса в класс можно и так: не учась. В дальнейшем ему надоест сидеть на уроках смирно. Не участвуя в жизни всего коллектива, он начнет шалить, чтобы как-нибудь поразвлечься. Учителя и учительницы будут мучиться с ним. И директор школы, будет мучиться тоже. Тогда помочь Калитину будет гораздо трудней, чем сейчас.