Что может быть проще времени - Клиффорд Саймак

А потом настал день, когда Человек со всей его пресловутой техникой и всемогущими машинами был вышвырнут с небес назад на Землю. В тот день божество науки утратило часть своего ослепительного блеска, и чуть ослабла вера в него.

Когда же Человек сумел достичь звезд без помощи каких-либо машин, культ механизмов окончательно рассыпался в прах. Наука, техника, машины все еще существовали, играли важную роль в повседневной жизни, однако им больше не поклонялись.

Человек лишился своего бога, Но Человек не может жить без идеалов и целей, ему надо поклоняться какому-то абстрактному герою. А тут образовался вакуум, невыносимая пустота.

В эту пустоту, несмотря на всю свою необычность, идеально вписывалась паранормальная кинетика. Наконец-то появилось объяснение и оправдание всем полубезумным культам; наконец пришла надежда на конечное исполнение всех чаяний; наконец родилось нечто достаточно экзотичное, или что можно было сделать достаточно экзотичным, чтобы удовлетворить человеческие эмоции во всех их глубине, – что никогда не было под силу простой машине.

Наконец-то человечество – слава тебе, господи! – овладело магией.

Мир охватил колдовской бум.

Как обычно, маятник качнулся слишком далеко и теперь несся в обратную сторону, распространяя по земле ужас и панику.

И опять Человек потерял кумира, а взамен приобрел обновленные суеверия, которые, подобно вздымающейся волне, понесли его во мрак второго средневековья.

– Я много размышлял по этому поводу, – сказал отец Фланаган. – Мимо подобной темы не может пройти даже такой недостойный слуга церкви, как я. Все, что касается души человеческой, интересует Церковь и папу.

Как бы в признательность за искренность Блэйн слегка поклонился, однако с долей обиды заметил:

– Так, значит, вы пришли меня изучать. Вы пришли меня допрашивать.

– Я молил бога, чтобы ты так не подумал, – печально произнес старый священник. – Видимо, у меня ничего не вышло. Я шел к тебе, надеясь, что ты сможешь помочь мне, а через меня – церкви. Ведь церкви, сын мой, тоже иногда нужна помощь. А ты – человек, умный человек – часть загадки, которую мы не можем разрешить. Я думал, ты мне в этом деле поможешь.

– Ну что ж, я согласен, – помолчав, ответил Блэйн. – Хотя и не думаю, что от этого будет какая-то польза. Вы заодно со всем городом.

– Не совсем так, сын мой. Мы не благославляем, ни осуждаем. Мы пока слишком мало знаем об этом.

– Я расскажу о себе, – сказал Блэйн, – если это вас интересует. Я путешественник. Путешествовать по звездам – моя работа. Я забираюсь в машину, собственно, даже не в машину, а в своеобразное символическое приспособление, которое позволяет мне высвободить разум, а может, даже подталкивает мой разум в нужном направлении. Она помогает ориентироваться… Нет, святой отец, обычными, простыми словами этого не объяснить, получается бессмыслица.

– Я без усилий слежу за твоим рассказом.

– Так насчет ориентации. Описать это языком слов невозможно. В науке принято объясняться языком математики, но это и не математика. Суть в том, что ты знаешь, куда тебе надо попасть, и там и оказываешься.

– Колдовство?

– Да нет же, черт побери, простите, святой отец. Нет, это не колдовство. Стоит раз понять это, ощутить, и оно становиться частью тебя, все оказывается легко и просто. Делать это так же естественно, как дышать, и так же просто, как падать со скользкого бревна. Представьте…

– Мне кажется, – перебил отец Фланаган, – не стоит останавливаться на технических деталях. Лучше скажи мне, каково это: быть на другой планете?

– Ничего особенного, – ответил Блэйн. – Обычно я чувствую себя так же, как, скажем, сейчас, когда я сижу и беседую с вами. Только поначалу – самые первые несколько раз – ты ощущаешь себя до непристойности обнаженным: один разум без тела…

– И разум твой бродит повсюду?

– Нет. Хоть это и возможно, конечно, но не бродит. Обычно стараешься не вылезать из механизма, который берешь с собой.

– Механизма?

– Записывающая аппаратура. Этот механизм собирает все данные и записывает их на пленку. Становится ясна вся картина полностью. Не только то, что видишь сам, – хотя ты, в принципе, скорее не видишь, а ощущаешь, – а все, абсолютно все, что только можно уловить. Теоретически, да и на практике тоже, машина собирает информацию, а разум служит только для ее интерпретации.

– И что же ты там видел?

– На это потребовалось бы больше времени, чем есть в моем или в вашем распоряжении, святой отец, – рассмеялся Блэйн.

– Но ничего такого, что есть на Земле?

– Редко, потому что планет типа Земля не так уж много. Среди общего числа, естественно. Но планеты земного типа вовсе не единственная наша цель. Мы можем бывать везде, где сможет функционировать машина, а она сконструирована так, что работает практически всюду…

– И даже в ядре какого-нибудь солнца?

– Нет, машина бы там не выдержала. А разум, я думаю, смог бы. Но таких попыток еще не делалось. Конечно, насколько знаю я.

– А что ты ощущаешь? О чем думаешь?

– Я наблюдаю, – ответил Блэйн. – Для этого я и путешествую.

– А не кажешься ты себе господином всего мира? Не приходила ли тебе когда-нибудь мысль, что Человек держит всю Вселенную в ладонях рук своих?

– Если вы говорите о грехе гордыни и тщеславия, то нет, никогда. Иногда чувствуешь восторг при мысли о том, куда забрался. Часто тебя охватывает удивление, но чаще ты в растерянности. Все вновь и вновь напоминает о том, сколь ты незначителен. А иногда даже забываешь, что ты – человек. Просто комок жизни – в братстве со всем, что когда-то существовало и когда-либо будет существовать.

– А думаешь ли ты о боге?

– Нет, – ответил Блэйн. – Такого не было.

– Плохо, – произнес отец Фланаган. – И это меня пугает. Быть где-то в полном одиночестве…

– Святой отец, я ведь с самого начала объяснил, что не склонен исповедовать какую-либо религию. Я сказал об этом откровенно.

Некоторое время они сидели, глядя друг на друга, разделенные пропастью непонимания. Как будто мы из разных миров, подумал Блэйн. Со взглядами, лежащими друг от друга на миллионы километров, и все же оба – люди.

– А ты не колдун?

Блэйн хотел засмеяться – смех уже стоял у него в горле, – но сдержался. Слишком много было страха в этом вопросе.

– Нет, святой отец, клянусь вам. Я не колдун. И не оборотень. И не…

Поднятием руки старик остановил его.

– Теперь мы квиты, – объявил он. – Я тоже сказал то, что тебе было неприятно слышать.

Он с усилием встал с койки и протянул руку со скрюченными артритом или какой-то другой болезнью пальцами.