Шоу гремящих костей - Татьяна Луганцева

— Что вы так нервничаете, мужчина? Сразу видно, что вы не из местных.

— Да, вы правы.

— Вот и я о том же. А у нас так, если автобус едет — это уже хорошо!

Пришел автобус с задержкой по расписанию в три часа. Карл вышел на темной площади провинциального автобусного вокзала и осмотрелся. Несъедобный бутерброд давал о себе знать болью в животе.

«Куда теперь ехать? — подумал Карл, зябко кутаясь в плащ. — Я же ничего здесь не знаю…»

— Вас подвезти? — спросил подошедший к Карлу мужчина в затертой дубленке и низко надвинутой на глаза шапке и пояснил: — Я занимаюсь частным извозом.

— Мне надо до местного театра детского, то есть юного зрителя, — объяснил Карл, смотря в свои записи в блокноте.

— Сто рублей.

— Хорошо. А ехать долго?

— Час, так как сейчас дорога очень плохая, а общественного транспорта вы до утра не дождетесь, — лаконично ответил мужчина, позвякивая ключами от машины в руке, давая понять Карлу, что он его последняя надежда.

Карл залез в какую-то странную, по его понятиям, машину, уже в третий раз ощущая неудобство оттого, что он никак не может втиснуть в тесное пространство свои длинные ноги. Машина тронулась, Карл грустно смотрел на зимний пейзаж за окном. Унылые, серые люди с котомками в темной, какой-то одинаковой одежде медленно ползли по тротуару, увязая в снегу. Улицы освещались плохо, дома были все однотипными, пятиэтажными или девятиэтажными. Только одна мысль согревала душу Карлу, что он скоро встретится с Яной, которую не видел почти год и которую так и не смог забыть как ни старался. Карл погрузился в свои мысли и отвлекся от созерцания пейзажа за окном. А зря! Городской пейзаж постепенно сменился промышленной зоной и лесопосадками. Последнее, что запомнил князь Штольберг, была острая боль в голове, затем темнота поглотила его сознание.

Очнулся Карл от холода. Казалось, мороз сковал его всего, начиная от кончиков пальцев рук и ног и заканчивая мозгом. Карл лежал в снегу. Он приподнялся на локтях, пытаясь почувствовать свои онемевшие конечности. От сильной боли в голове у него потемнело в глазах, а когда зрение восстановилось, он увидел большое, красное пятно на снегу. Князь потрогал голову и посмотрел на свою ладонь, она тоже окрасилась в красный цвет. Карл, стиснув зубы, поднялся на ноги, держась за обледенелый ствол дерева, и осмотрелся. Он стоял по колено в снегу в лесу, недалеко от какой-то дороги, на которой не наблюдалось никакого движения. Карл с ужасом заметил, что на нем нет ботинок, кожаного плаща и, естественно, нигде не наблюдалось сумки. Он, шатаясь, вышел на дорогу, кругом не видно было ни души. Только свежие следы от машины отпечатались на девственно чистом снегу. Он понял, что попался, как осел. Его оглушили, обокрали, раздели и выкинули. И еще он понял, что родился в рубашке, так как вовремя очнулся, а не замерз, провалившись в беспамятство.

Он побрел по дороге, надеясь, что встретит попутную машину. Машин не было, а ступни свои он уже перестал чувствовать. Карл периодически опускался на снег и пытался размять окоченевшие пальцы. Когда это уже перестало помогать, он увидел впереди несколько деревянных домиков, вытянутых вдоль трассы. Подойдя к крайнему дому, он постучал в ворота. Громко залаяла собака, и послышались шум хлопнувшей двери, шаги с хрустом по снегу и лязг засова. Дверь открылась, и перед Карлом предстала пожилая женщина в валенках, тулупе и с ружьем в руках. Она сердито посмотрела на незваного гостя.

— Че надо? Ходют тут всякие по ночам.

Карл хотел что-то сказать, но не смог. Он, словно отдав все силы для своего последнего марш-броска, повалился на землю, обдирая тонкую шерстяную водолазку о доски забора. Организм отключился, выполнив свою главную миссию, дотащив окоченевшее тело до людей. Женщина посмотрела на Карла и, чертыхнувшись, пошла назад в избу.

— Тихон, Лида, там какой-то пьяница дошел до нас и упал.

— Ну и пусть лежит! — ответила кудрявая полная девица с цветом лица, как говорят, кровь с молоком, лузгающая семечки и смотрящая какой-то эротический фильм по телевизору.

— Что это значит, пусть лежит? — возмутилась женщина с ружьем. — Он же замерзнет, на улице-то, чай, не тепло, а ночью сейчас мороз вдарит, и все…

На печке раздался какой-то шорох и кашель.

— Че, звери, что ли, мы? Надька, это не Толян?

— Да нет, не из местных, башка вся в крови, раздетый…

— Час от часу не легче! Не иначе опять браток с бандитских разборок, они иногда развлекаются в заповеднике. Не окажем помощь, его же дружки нас потом и пришьют, — пробурчал мужчина и слез с печки, — пойдем хоть в сени его положим.

Все семейство — мать, отец и великовозрастная незамужняя дочка двадцати семи лет от роду — высыпало на улицу. Надя осветила фонарем Карла. В глаза бросались его бледность и волосы в крови, на морозе превратившиеся в сосульки.

— Симпатичный, — протянула дочка Лида.

— Да он же замерз совсем! — всполошился Тихон. — Надька, истопи человеку баню, а то, не ровен час, богу душу отдаст. А ведь еще молодой парень-то!

— Вот мне еще возни на ночь глядя прибавилось! — проворчала жена, но мужа ослушаться не решилась.

Тихон при помощи двух женщин поволок тело Карла в баню, где Надежда сразу же начала растапливать печь.

— Тяжелый черт… — выругался Тихон, взваливая Карла на скамейку в предбаннике. — Эка у него голова раскроена… надо бы перевязать, а то в парилке-то кровотечение усилится, — зацокал он языком.

— Мы не медицинский пункт! — отрезала жена, но дочку послала в избу за чистыми тряпками и перекисью водорода.

Тихон отнесся к бездыханному телу Карла с трепетом, проявляя высший пилотаж мужской солидарности. Кто знает, может, когда-нибудь кто-то вот так же с чуткостью отнесется к нему пьяному и уснувшему по дороге домой. Он раздел Карла, аккуратно стянув джинсы, плавки и рваную водолазку. Лида, появившаяся в дверях с предметами для первой медицинской помощи, замерла на месте.

— Что пялишься, бесстыдница?! Голых мужиков не видела, что ли? — ругнулась мать и, взяв из ее рук чистые тряпки и перекись, начала обрабатывать Карлу рану на голове. Лида зарделась.

— Точно — бандит! Видишь, в какой отличной спортивной форме находится! Да еще эта татуировка на груди каких-то ножей и птицы!

— Похоже на ворона… — ответил Тихон, разглядывая татуировку фамильного герба рода Штольбергов, которая представляла собой два перекрещенных клинка и черного ворона.

— Боже мой, кого мы втащили в дом! — запричитала мать. — У них там, на зоне, каждая татуировка что-то означает…

— Ну и что? — не понял Тихон.

— Что? Кранты нам всем! Наверняка перед нами наемный убийца. Ножами зарежет, а черный ворон поклюет наши трупы.

— Типун тебе на язык, предсказательница ты наша, — отмахнулся глава семейства.

— Здорово его кто-то по голове приложил, — между тем озабоченно проговорила Надежда, промокая рану на голове князя, начавшего свое знакомство с Россией весьма неудачно.

Надежда склонилась над его лицом и понюхала.

— Чем это от него так пахнет? Какой-то гадости напился, что ли?

Лида нагнулась над бледным лицом молодого мужчины.

— Ну вы и темные люди, предки! — фыркнула она. — От него пахнет дорогой туалетной водой.

— Ее пьют? Зачем дорогую-то покупать, деньги девать, что ли, некуда? — оживился Тихон.

— Ну ты даешь, батя! Это чтобы пахло приятно! У меня был ухажер из города, он тоже душился такой водой. А этот парень, похоже, и не пьяный вовсе, просто сильно избитый. По крайней мере, вашим перегаром, батя, от него не разит, — громко сказала Лида, снова краснея.

— Все придумают что-нибудь эти городские, — недовольно произнес Тихон, словно расстроившись, что помогает не собрату по несчастью.

Карл застонал и начал что-то говорить в бреду на чешском языке вперемешку с английским.

— Что это он?! — испугалась Надежда. — Это на каком он языке лопочет?! Вы кого в дом принесли, ироды?!

— Этот парень что — не русский? — всполошилась Лида. — Точно, батя, он — шпион!

— Цыц, бабы! — гаркнул Тихон. — Насмотрелись фильмов про Штирлица! Че в наших местах шпионить-то? Самогонный аппарат если только искать! Кем бы он не был — человек есть человек! Может, по нему сейчас с ума сходит жена, мать, дети?! А как же дружба между народами?

Карлу перевязали голову, внесли в парилку и начали растирать тело жиром и спиртом. Постепенно в ледяные конечности вернулась кровь, щеки Карла порозовели, а из легких вырвался сухой кашель.

— Все-таки застудился, — вытерла пот со лба тыльной стороной ладони Лида.

— Так, бабы, открывайте ему рот, я туда двести граммов самогонки волью, и все как рукой снимет! — распорядился Тихон.

После проведенных внешних и внутренних процедур Карла завернули в простыню и отбуксировали в избу. Его сознание выбраться из темной ямы не могло, то ли от потери крови, то ли от ударной дозы самогона. Только на следующие сутки Карл открыл глаза и увидел довольное лицо пожилой женщины.