Студия пыток - Лиза Уэлш

– Звучит забавно.

Я пожал плечами:

– Это заработок.

– Да, но интересно. Вы работаете с тем, что вам нравится. А что вам сегодня нужно было от Трэппа?

– Ничего особенного. Чтобы он взглянул на фотографии, которые я нашел. Надеялся, что он сумеет что-нибудь мне о них сказать.

– Должно быть, у вас хорошие связи, раз он согласился тратить время на это. А что он сказал?

– Сказал, что они не такие уж редкие, как я предполагал. Попытался доказать это, демонстрируя разные иллюстрации, а потом предложил за них хорошую сумму.

– И теперь вы хотите, чтобы и я окинул их своим опытным взглядом. Вот к чему эта пинта пива?

Не совсем.

– Ты попал прямо в точку.

– Ну, тогда заказывайте еще кружку, и я посмотрю. Не так уж часто приходится выступать экспертом.

Я отодвинул наши пустые кружки:

– Сначала посмотри.

В первую очередь я показал снимки со смертью. Он изучал их долго, не произнося ни звука. Мне показалось, будто толпа отпрянула от нас и гул голосов затих, когда снимки появились на столе. Он рассматривал их один за другим и раскладывал жутким триптихом, потом возвращался к каждому по отдельности, подносил к глазам, с расширенными зрачками, стараясь охватить увиденное.

– В этом есть что-то красивое. – Его слова нарушили колдовские чары, и вокруг нас снова зазвенели стаканы и забормотали пьяные голоса. – Знаю, что это ужасно, но это какая-то ужасная красота. – Я поднял брови. – А если вспомнить всю историю нашего искусства? Ведь нас методично обучали получать удовольствие от подобных сцен. Сколько благовещений? Дева Мария, ждущая Гавриила, который наполнит ее семенем бога, – самое первое право первой брачной ночи. Сколько бледных женщин распластано на картинах, будто умершие? Эти фотографии, конечно, – уже на шаг дальше, вы скажете – слишком далеко, но ведь это в традиции западного искусства. Невинность, теряющая кровь. Жертва вампиров. «Смерть прекрасной женщины – самая красивая вещь на свете», как сказал Эдгар Аллан По.

– Интересно.

– Но не то, что вы хотели бы услышать, так ведь?

– Просто с такого угла зрения я на это не смотрел. Значит, ты видишь в этом искусство?

– Но ведь не я, а вы показываете мне эти грязные картинки. А я просто говорю о том, что вижу.

– Извини.

– Это будет вам стоить еще одной кружки. Да нет, ничего страшного, я, конечно, не одобряю таких вещей – если хотите знать, вообще против. Я лишь хотел сказать, что можно смотреть на такую мерзость и даже в ней видеть красоту, ведь так?

– Я тебя понял. Но я хочу узнать: убийство на самом деле имело место, или здесь просто умелая инсценировка?

Он поднял на меня недоверчивый взгляд:

– А почему вам так хочется это знать – у вас тяга к развратной жизни?

Я подкинул ему объяснение, в которое и сам старался поверить:

– Эта распродажа могла бы стать очень выгодной для нас. Если я покажу это полиции, им придется начать расследование, а это значит – никакого аукциона. С другой стороны, меня могут обвинить в утаивании сведений об убийстве. Я решил сначала проверить, стоит ли вообще волноваться, а потом уже думать, что можно сделать.

Он принял все без вопросов.

– Вполне справедливо. Но о снимках сказать нечего. – Он снова оторвал от них взгляд. – Ведь так и он вам ответил, да? – Я кивнул. – Вы спрашивали меня, чем бы я мечтал заниматься. Кино. Глупо, да? Я делаю короткометражки, показываю их тем, кто занимается этим же, рассылаю на конкурсы и никуда не могу пробиться. Только об этом и думаю. О сценариях к фильмам. И вижу весь мир через такую рамку. – Он соединил большие и указательные пальцы и посмотрел через них на меня. – Когда я на что-то смотрю, я представляю себе, как это будет выглядеть на экране. Автобус проезжает мимо, и я рассчитываю, с какого угла буду его снимать. Динамичный монтаж – раз, раз-раз. – Он стал резать воздух пальцами. – Вот так или один долгий план? Если я знакомлюсь с кем-нибудь, в голове я даю ему роль. Вот вам, например… – Должно быть, в моем взгляде просквозило нечто, и он остановился. – А, ерунда все… Самый грустный звук – стук кассеты о дно почтового ящика – еще один отказ. Кому это надо? Это моя личная трагедия. Но мой опыт может пригодиться вам. Я делаю фильмы ужасов. Специализируюсь на крови.

– Ну и что ты думаешь по поводу снимков?

– Думаю, Трэпп прав. Здесь нельзя быть уверенным на сто процентов. Но если это подделка, они проделали просто великую работу. – Он приблизил к глазам снимок с убитой и стал пристально, с энтузиазмом его рассматривать. – Хорошая работа. – Он поймал мой взгляд. – Но они ведь очень нехорошо поступают, да? Наверное, нет. – Он снова взял в руки снимок – перерезанное горло, кровоточащая грудь, слепые закатившиеся глаза, откинутая голова. Он понизил голос, словно разговаривая с самим собой: – Но такое действительно могло случиться. – Его передернуло. – Бр-р-р, по крайней мере, нервы от этого портятся. А что на остальных? Расчлененка? Пиры каннибалов?

Я передал ему весь конверт и стал наблюдать, как он равнодушно рассматривает остальные, содержание которых – ничто по сравнению с журналами, проходящими через его руки день за днем. Он помолчал, потом медленно положил фотографии на стол, словно проиграл в покер. Возбужденное лицо Маккиндлесса смотрело на нас в упор.

– Снимок сделан давно, но это он – точно он. Старый пердун.

Я взял нам еще по кружке. Толпа, собравшаяся после работы, начала расходиться по домам, бар затих, и мы перебрались за маленький столик.

– Откуда ты его знаешь?

– Догадайтесь.

– Ценный клиент?

– Что-то вроде. Точно не знаю. Похоже на ваш визит сегодня. Он входит, и меня отправляют за дверь, пока они обсуждают свои дела. Меня это вполне устраивает.

– Ты считаешь, знать такое – себе дороже?

– Бог знает. Мне плевать.

– А что ты делал с компьютером?

– Как вы думаете? Веб-сайт обновлял, его сортимент в базу данных вбивал. Ничего интересного. Лично мне все это наскучило до безобразия. Если честно, я подумываю уже слинять, найти работу в нормальном видео-магазине. – Он скривился. – Засиделся я тут.

– Короче, ты считаешь, что меня никуда не приведет простое разглядывание этих снимков.

– Да. Этих – да. Проблема любых изображений: в них намеков больше, чем смысла. Видишь фигуру в тени за углом, но никогда не сможешь зайти за этот угол. А есть еще что-нибудь, кроме них? – Он заговорщицки понизил голос. – Какие-нибудь улики?

Я покачал головой, потом вспомнил про карточку фотоклуба. Отыскал ее в кошельке и протянул ему:

– Вот разве что…

– Анна-Мария! – рассмеялся он.

– Знаешь ее?

– Знаю? Да она как привет с того света.

7. Фотоклуб

Дизель такси жалобно взвыл, когда мы поднимались на почти перпендикулярный Гарнет-хилл. Водитель снизил скорость, и мы поползли медленнее. Я откинулся на сиденье, стараясь забыть головокружительное падение вниз по Саучихол-стрит. Дерек повернулся ко мне.

– С вами все в порядке?

– Да нормально, просто я не очень люблю высоту?. Может, избавишь меня от догадок и объяснишь, куда мы направляемся?

– Я говорил вам, что снимаю видео.

– Да.

– Ну вот, мои фильмы – в основном десятиминутные зарисовки. Современные видеокамеры и технологии восхитительны, мы делаем то, о чем двадцать лет назад профессионалы могли только мечтать. Но ведь и это сейчас дорого.

– Думаю, да.

– Обычно после того, как берешь напрокат необходимое оборудование, у тебя уже не остается денег на актеров. Вот так я и познакомился с Анной-Марией.

– Она актриса?

– Да. Ну, такая же актриса, какой я режиссер. Играет хорошо, но успех к ней еще не пришел, и потому она бесплатно снимается у ребят, вроде меня: артистичных, со вкусом и непризнанных. Мы познакомились, когда она пришла в магазин повесить объявление. Разговорились. В моем последнем фильме она сыграла женщину-вамп. Она была классная – действительно классная.

Слева нарисовалось массивное здание художественной школы с уже включенной подсветкой. Из машины мы могли видеть только фрагменты структуры – слишком уж она монументальна. Водитель опять сбавил скорость, и такси потащилось черепашьим темпом.

– Так что же такое «Фотоклуб»?

Он улыбнулся:

– Подождите, увидите.

Судя по адресу, который Дерек дал водителю, мы оказались где-то на Бакклеч-стрит. Выйдя из машины, парнишка стал напевать:

– «Ах, на Баклече заняться нечем…» Нет, вы сейчас увидите, что заняться есть чем. – Он посмотрел на часы: – Семь двадцать. Придем вовремя. – Он на секунду задумался. – Надеюсь, Анна-Мария не будет возражать, что мы вот так неожиданно нагрянули.

Дверь была закрыта, но не заперта, и домофона тоже не было. Дерек толкнул ее и провел меня в коридор, где пахло аммиаком и тайными свиданиями. На лестнице скопился мусор. Внизу к перилам двумя тяжелыми цепями пристегнут велосипед. На висячем замке, скрепляющем цепи, было что-то написано мелкими розовыми буквами. Я осторожно нагнулся и прочитал надпись: «Отъебись».