Странствие за Фарадоунами (ЛП) - Форд Рик

— Мне? Хранить у себя? — переспросил он. — Я раньше никогда не видел ничего похожего. Где ты это нашла?

— Тебе, потому что это твое. Когда тебя оставили в лесу, ты был завернут в множество слоев ткани, потому что была холодная ночь и на земле лежал глубокий снег. Когда Брок принес тебя домой, я разворачивала наружные слои, пока не обнаружила прямо на твоем голом тельце эту шаль. Я зарыла ее в одной из стен логова, чтобы отдать тебе, когда настанет время. Так что, как видишь, ее оставили тебе твои отец и мать; она принадлежала им, а они отдали ее тебе. Это связь с твоими родителями.

Наб сел, крепко прижимая к себе шаль, и тихо заплакал. Тара подошла к нему и положила лапу ему на плечо.

— Как они выглядели? — спросил он. — Брок ведь видел их?

— Они были добрыми уркку. Рядом с ними Брок не чувствовал ни опасности, ни страха.

Она пересказала ему события первой ночи так, как их описал ей Брок. Сам Брок в этот момент обходил границы леса с Уорригалом; жаль, что его сейчас здесь не было, чтобы самому рассказать об этом, но мальчик может поговорить с ним позднее.

Когда она закончила, Наб обхватил рукой плечи Тары и зарылся лицом в мех на ее шее. Так он оставался довольно долго и, когда наконец поднял голову, то улыбнулся и в глазах у него сверкнула искорка. Он снял слои коры, составлявшей его одеяние, и, перед тем, как вернуть ее на место, повязал цветную шаль вокруг бедер.

Миновали зимы, и в Серебряный Лес снова вернулось лето. Казалось, оно будет длиться вечно. Дни становились слишком жаркими, так что животные только и могли, что лежать в тени у опушки, где веял легкий бриз. В глубине ни единое дуновение ветерка не смягчало силу зноя, и тяжко нависшая недвижность воздуха становилась почти осязаема. Раздавалось лишь постоянное жужжание насекомых, которые носились или зависали над высоким зеленым папоротником, заполнившим лес. Иногда, когда Наб лежал под ним и глядел в небо, он видел, как верхние ветви самых высоких берез тихо колышутся на ветру, дующем только в вышине, и смотрел на движение листьев, пока не засыпал. Временами что-то пугало черного дрозда, и он громко трещал, перелетая на другую ветку. Тогда Наб просыпался и решал немного прогуляться; идти сквозь папоротник было невозможно, поэтому он полз под ним на четвереньках, пока не находил другое место, где чувствовал себя в безопасности, и там снова засыпал.

Под пологом, образованным переплетавшимися листьями орляка, существовал другой мир — прохладные подземные джунгли, где зеленые стебли папоротника походили на деревья, а пол был из торфа насыщенного темно-коричневого цвета, укрытого светло-бежевым ковром из острых и колючих останков прошлогоднего мертвого папоротника. Когда Наб лез сквозь эти джунгли, «ковер» оставлял отпечатки на его руках и коленях, и мальчику приходилось быть осторожным, чтобы не загнать себе кучу заноз. Он видел пауков, снующих по своим делам, и металлически-зеленых жуков, медленно гуляющих по листьям папоротника. Двигаясь, он чувствовал, как потревоженная им папоротниковая пыль першит в горле, вдыхал запах и касался сырого торфа, все еще влажного под покровом из мертвых листьев. Иногда он набредал на островок кислицы с ее нежными белыми цветами, срывал листик и жевал его, чтобы освежиться.

Время шло, и Наб начал замечать первые предвестники осени: хотя солнце все еще сияло и днем было жарко, вечера, ранее такие теплые и приятные, становились сырыми и холодными, и на земле начала выпадать роса. У реки появился лабазник с высокими стеблями и соцветиями-головками из кремово-белых цветов, которые рассыпаются, когда потревожишь, а в лесу сквозь подстилку из сырых гниющих листьев вылезли осенние грибы: мухомор с алой шляпкой, покрытой белыми грубыми чешуйками, и большой оранжевый подосиновик, который ярко блестит от росы и чья мякоть, когда удалишь губчатые пластинки под шляпкой, — одно из осенних лакомств. По утрам и вечерам ложбины заполнялись туманом, который исчезал, когда сквозь него пробивалось солнце и освещало золотую листву. Наб полеживал на спине в тепле полуденного солнца под большим буком и наблюдал за тихо опадающими листьями; если они оказывались близко к нему, он забавлялся, угадывая, упадут они прямо на него или же нет, и всегда удивлялся, как редко, при сотнях падающих листьев, выходило угадать.

Животные опасались прихода осени, но не из-за ее естественной грусти и не из-за того, что она возвещала начало зимы. Причина была другая: после восхитительного летнего мира наступал сезон, когда уркку возмещали дни покоя временем самых ужасных в году убийств и резни. Набу теперь разрешалось наблюдать за уркку из его убежища в кустах, однако с ним постоянно был Брок, следивший, чтобы он не наделал глупостей. Хотя Набу и объясняли, когда он видел застреленных животных, что их смерть — дело рук уркку, этим летом он совсем запутался, потому что выстроенный им образ расы свирепых убийц никак не согласовывался с его новыми знакомыми, матерью и дочерью. Однако, когда он с растущим отвращением и стыдом смотрел, как существа его породы разносят по всему лесу боль и ужас, его замешательство сменялось закипающим гневом. С треском каждого раздававшегося в лесу выстрела он представлял себе причиненную им боль, и она откликалась во всем его теле. Броку постоянно приходилось сдерживать его порывы вылететь из кустов и напасть на уркку.

Той осенью положение с охотой сложилось особенно удручающее; похоже, в лес приходило куда больше уркку, и приходили они чаще обычного. Казалось, лес постоянно полон вонью пороха и сигаретного дыма, и куда бы ни пошел Наб, он всюду встречал следы уркку. Подлесок был растоптан, ветви переломаны, поганки выворочены пинками, а среди увядших коричневых листьев лежали клочки окровавленного меха и перьев. Лес выглядел оскверненным, и, не в силах вырваться из-под гнета почти постоянного присутствия уркку, Наб впадал то в тяжкую молчаливую депрессию, то в кипучую ярость.

Животные передвигались по лесу быстро и тихо, тайком прокрадываясь через кусты, так что казалось, будто весь лес вымер. Этой осенью кролики во главе с Пиктором пострадали особенно сильно по причине нового способа охоты, который означал, что теперь им грозит опасность даже ночью. Когда его применили впервые, Наб как раз выбрался в лес и наблюдал его в действии. Он сидел на корточках за старым гнилым пнем, подобрав гриб и осматривая его — нет ли червей, когда внезапно услыхал страшнейший шум, скрежет и лязг, идущий со стороны пруда. Подняв глаза, он увидел огромную громыхающую машину уркку, тяжело, вперевалку прущую через поле к лесу. Той ночью луну закрывали облака и было темно, но Наб различал контуры машины; на вид она походила на обычный трактор с большим прицепом, какие он видел в полях сотни раз, но отчего-то ночью трактор наводил ужас, словно огромный зверь. Достигнув середины поля, прилегающего к лесу, трактор остановился. И вдруг Наб ослеп от яркого столба света, ударившего прямо ему в глаза; он ничего не видел и ничего не мог предпринять. Мальчик потряс головой и в панике зажмурил глаза, а когда снова открыл их, то обнаружил, что свет уже не направлен непосредственно ему в лицо, а движется влево — исходящий от трейлера мощный белый луч зашарил по полю. Передвинувшись, свет обнаружил трех кроликов, которые кормились прямо перед лесом; они замерли, парализованные страхом и ослепшие — в точности как это случилось с Набом. Пара выстрелов прорезали ночь, и двое из трех кроликов упали на бок, молотя по воздуху ногами. Третьего выстрелы вернули к жизни и он рванулся бежать, но вместо того, чтобы свернуть вбок и таким образом выбраться из конуса света, он побежал вдоль бьющего с трейлера луча. Наб услышал гортанный голос уркку, который радостно завопил, предвкушая развлечение; машина залязгала и заскрежетала, преследуя кролика, который теперь жалко прыгал из стороны в сторону в своей световой клетке. Смех и крики уркку, пытающихся подгонять его, отдавались в ушах и голове Наба, и его замутило. Кролик в конце концов настолько устал и растерялся, что остановился и, обернувшись, побежал навстречу столбу света к трактору в последней отчаянной попытке скрыться от мучителей. Грохнул выстрел, от которого в ушах Наба зазвенело, и кролик как будто врезался в невидимую стену; его внезапно бросило кувырком назад, и его тельце упало на землю, подскочив на траве. Трактор остановился, двое уркку спрыгнули и побежали подбирать мертвых кроликов. Они бросили их в заднюю часть трейлера, а затем машина вернулась той же дорогой обратно и исчезла за холмом позади пруда.