Ночные кошмары и сновидения - Стивен Кинг

Когда брезент был закреплен, я вернулся к фургону, сел за руль, испытав при этом еще один короткий, но мучительный спазм, и проехал к вершине подъема. Там я сидел целую минуту, глядя на свои изуродованные руки, лежащие на коленях. Затем я вышел из машины и небрежным взглядом окинул полотно шоссе 71. Мне не хотелось обращать внимания на конкретные детали, нет, мне хотелось получить общее впечатление. Я стремился, насколько это возможно, запечатлеть в памяти картину, какой ее увидят Долан и его спутники, выехав на вершину подъема. Мне хотелось убедиться, насколько она естественна.

То, что я увидел, было лучше того, на что я мог рассчитывать. Дорожные машины, выстроившиеся вдоль обочины на дальнем конце прямого отрезка, дополняли кучи грунта, вываленные мной в кювет, когда я копал траншею. Куски асфальта были почти скрыты грунтом, хотя порой и высовывались. Усиливавшийся ветер сдувал с них грунт, однако и они казались остатками прежних работ. Компрессор, который я привез в своем фургоне, ничем не отличался от дорожных машин.

Если смотреть отсюда, иллюзия была полной — шоссе казалось совершенно нетронутым.

Транспортный поток был особенно напряженным в пятницу, в субботу он чуть спал — гул автомобилей, сворачивающих в объезд, почти не стихал. Однако этим утром шума моторов совсем не было слышно. Большинство автомобилистов уже приехали туда, где собирались проводить Четвертое июля, или воспользовались другим шоссе в сорока милях к югу. Меня это вполне устраивало.

Я поставил фургон в стороне, за вершиной холма, и повалялся в нем на животе до без четверти одиннадцать. Затем, когда большой молоковоз медленно и неуклюже въехал на объездную дорогу, я подал фургон задом, открыл двери и побросал внутрь все ярко окрашенные конусы, перегораживающие шоссе.

Справиться с мигающей стрелкой оказалось гораздо труднее. Сначала я не мог догадаться, как отсоединить ее от запертого стального ящика с аккумуляторами внутри, не подвергаясь опасности погибнуть от электрошока. Затем я увидел вилку, подсоединенную к розетке. Она была спрятана под кольцом из жесткой резины — страховка, судя по всему, от шутников, которые могут решить, что будет весьма забавно выдернуть вилку и отключить стрелку, указывающую направление объезда.

Я достал из своего инструментального ящика молоток и стамеску, и четырех резких ударов оказалось достаточно, чтобы сбить резиновое кольцо. Плоскогубцами я сорвал его и выдернул кабель. Стрелка перестала мигать и потухла. Я столкнул ящик с аккумуляторами в кювет и засыпал его песком. Было как-то странно стоять и слушать жужжание под слоем грунта. Но это напомнило мне о Долане, и я рассмеялся. Долан вряд ли станет жужжать.

Он может кричать и просить о пощаде, но жужжать он не будет.

Стрелка была прикреплена к стойке четырьмя болтами. Я ослабил их, стараясь работать как можно быстрее, все время прислушиваясь к шуму мотора. Прошло достаточно времени, и можно было ждать еще один автомобиль — но пока не «кадиллак» Долана, это уж точно.

И тут снова заговорил мой внутренний пессимист.

«Что, если он решит все-таки лететь? Но он не любит летать на самолете. Ну а если он поедет, но другой дорогой? Например, по магистральному шоссе? Сегодня все… Он всегда ездит по семьдесят первому. Да, но вдруг…»

— Заткнись, — прошептал я. — Заткнись, черт тебя побери, закрой свой говенный рот!

«Успокойся, милый, успокойся! Все будет в порядке», — услышал я голос Элизабет.

Я отнес стрелку в фургон. Она ударилась о борт, и несколько лампочек разбилось. Остальные лопнули, когда я бросил на нее стальную стойку.

Покончив с этим, я снова въехал на подъем и остановился на вершине, чтобы оглядеться вокруг. Я убрал стрелку и аварийные конусы; остался только большой оранжевый знак, предупреждающий: «Дорога закрыта. Пользуйтесь объездным путем».

Я услышал шум приближающегося автомобиля. И тут мне пришла в голову мысль, что если Долан приедет слишком рано, все мои усилия пойдут прахом — бандит, сидящий за рулем, просто свернет в объезд, оставив меня сходить с ума в пустыне. Но приближался «шевроле».

Мое сердце успокоилось, и я глубоко, с дрожью вздохнул. Но нервничать сейчас — непозволительная роскошь.

Я вернулся на то место, где останавливался, чтобы оценить мой камуфляж. Протянув руку, я покопался в куче всякого барахла и достал домкрат. Напрягая все силы, не обращая внимания на горящую от боли спину, я поднял заднее колесо фургона, ослабил на нем гайки. Они увидят его, когда… (если) приедут. И я забросил колесо внутрь фургона, услышав звон бьющегося стекла и надеясь, что покрышка останется целой. Запаски у меня не было.

Подойдя к капоту, я достал свой старый бинокль и направился обратно, в сторону объездной дороги. Миновал ее и поднялся на вершину следующей возвышенности, стараясь двигаться как можно быстрее. Лучшее, на что я оказался способен, был старческий бег трусцой.

Поднявшись на возвышенность, я направил бинокль на восток.

Передо мной открылось трехмильное поле видимости, а позади него еще отрезки шоссе на протяжении пары миль. Сейчас по нему двигалось шесть автомобилей, вытянувшихся подобно бусинкам, нанизанным на длинную нитку. Первой, меньше чем в миле от меня, ехала какая-то иностранная марка, «датсун» или «субару». Далее следовал пикап, за ним — машина, похожая на «мустанг». Остальные автомобили обозначались всего лишь отблесками солнечных лучей на хроме и стекле.

Когда ко мне приблизился первый автомобиль, это был «субару», я встал и вытянул руку с поднятым вверх большим пальцем. Отдавая должное своему внешнему виду, я не рассчитывал, что меня подвезут, и не был разочарован. Сидящая за рулем женщина с изысканной прической, бросив на меня взгляд, полный ужаса, тут же отвернулась, и машина исчезла, скользнув вниз по склону и направилась в объезд.

— Сначала умойся, приятель! — крикнул мне водитель пикапа полминуты спустя.

«Мустанг», оказалось, открывал «эскорт»: за ним последовал «плимут», за «плимутом» — «виннебаго», полный детишек, увлеченных дракой подушками. Никаких признаков Долана.

Я посмотрел на часы. Двадцать пять минут двенадцатого. Если «кадиллак» появится, то очень скоро. Самое время.

Стрелки моих часов медленно передвинулись. Без двадцати двенадцать — и все еще никаких признаков Долана. Мимо проехали новенький «форд» и катафалк, черный, как дождевая туча.

«Он не приедет. Отправился по магистральному шоссе. Или полетел самолетом.

Нет. Приедет.

Не приедет. Ты боялся, что он учует тебя, и он учуял. Вот почему изменил свой маршрут».