Элемент крови - Г. Зотов

Дверь мгновенно распахнулась. На пороге стояла неопрятная жирная старуха с красными глазами, дрожащими руками оправлявшая на себе засаленное платье.

– Прошу прощения… я не знала. Что вам угодно? Может быть, хотите стакан сока?

Из глубины комнаты раздался недовольный голос с румынским акцентом.

– Мина, кого еще принесло? Опять оптовики? Вход за цветами с другой стороны.

Толстуха обернулась, с запоздалым кокетством убрав с прыщавого лба жидкие волосы.

– Нет, милый… это…

Спецгруппа не стала дожидаться, пока она закончит фразу и, стуча ботинками по зеркальному акваполу, под которым плавали золотые рыбки, проследовала в сторону недовольного голоса. В обставленной готической мебелью гостиной их глазам предстал бодрый мужчина лет тридцати в пурпурном плаще, царственно возлежавший на плюшевом диване со стаканом красной жидкости. Попивая запрещенный коктейль из сушеной крови, он увлеченно слушал репортаж Кистьева по телевизору.

Появление сотрудников Учреждения не заставило его даже изобразить удивление.

– Неужели? – произнес мужчина. – Опять какая-то жалоба от завистников, что живу не по средствам, нарушая условия наказания? Ладно, разберемся. Но вы могли предупредить меня по телефону, чтобы у меня была возможность проявить гостеприимство? Чем бы вас угостить? Сока, как я понял, вы не желаете… Может быть, попробуете вина?

– Вы же никогда не пьете… вина, – усмехнулся Калашников. – Об этом после фильма Копполы все неплохо осведомлены, дорогой граф Дракула.

– В принципе близким друзьям позволено именовать меня Влад, но в знак моего к вам особого отношения можете называть меня просто Владик, – осклабился Дракула. – По поводу вина – вы не хуже меня знаете, что свежей крови здесь не достать. В город никогда не попадает ничего живого. Пришлось понемногу менять привычки. Да и к тому же элитное французское вино из самых солнечных провинций, если убрать пару аминокислот, весьма напоминает кровь, даже выглядит аналогично. Угощайтесь.

Качаясь на варикозных ногах, утиной походкой в комнату вошла Мина, неся золотой поднос, на котором стояли четыре бокала с рубиновой жидкостью. Эта женщина, последняя любовь Дракулы, стала его главным наказанием в Аду. Сотруднику, который это придумал, Шеф выдал квартальную премию. Как известно, Мину отбил у кровожадного графа ее возлюбленный – жених Джонатан, поэтому она прожила в Лондоне долгую и счастливую жизнь, благополучно скончавшись в своей постели в возрасте семидесяти восьми лет. В результате, когда Дракула встретился со своей старой любовью, у него случился нервный срыв: вместо пылкой девицы он получил сварливую старуху с волосами, растущими из носа, и храпевшую во сне. Граф писал апелляции, обращался на ТВ, дошел до самого Шефа. Ничего не помогло. В результате Влад смирился и начал каким-то образом уживаться с бабушкой Миной. В конце концов, она очень неплохо готовила.

Калашников подхватил бокал с подноса, остальные последовали его примеру.

– Благодарствуйте, Владик. Мелочь, благодаря которой мы к вам приехали, не стоит предварительного созвона. От вас требуется всего лишь опознать одну вещь.

По знаку начальника Ван Ли подал Дракуле розы, которые до сих пор держал за спиной.

– Это ваши цветы? – спросил Калашников.

Вампир нахмурился. Взяв бутон в руку, он провел по нему пальцами, ощупывая лепестки так, как нежный любовник касается соска неопытной девушки.

– Да. Вне всякого сомнения, это с нашей плантации. Кое-кто пытался подделать мой сорт – как всегда, это были китайские вампиры, но у этих выскочек ничего не получилось. Для его полива требуется только очень качественная сушеная кровь. После того как вы накрыли наших поставщиков, пришлось использовать другие каналы. А в чем дело?

Дракула не обманул – вино действительно было превосходным.

– Не стану скрывать от вас, граф, – просмаковал первый глоток Калашников. – Час назад этот букет был найден в комнате у бывшей кинозвезды Мэрилин Монро, – он кивнул в сторону телевизора. – Я не сомневаюсь, вы уже слышали из новостей, что именно с ней случилось. У нас есть основания полагать, что цветы, которые вы видите перед собой, были куплены убийцей, чтобы замаскировать цель своего визита к ней.

Дракула рассеянно щелкнул клыками – было видно, что он удивлен.

– Однако… Что ж, буду только рад содействовать, – он вспомнил про пульт и отключил звук телевизора. – Мы сейчас поднимем книгу заказов и опросим продавцов розария, чтобы выяснить, кто именно за последние два дня покупал «Вены сердца». Учтите, что этот сорт, хотя и самый дорогой, но довольно популярный. Редки дни, когда не приобретают ни одного букета. В День всех умертвленных, который, как вам известно, приходится на 14 февраля, у нас столпо-творение – торговцы не успевают ленточки вязать. Кстати, а чем именно убили Монро? По телевидению об этом ничего не сказали, ссылаясь на цензуру Управления наказаниями. По слухам, от бедняжки даже трусиков не осталось.

Глаза Калашникова сделались ледяными.

– Трусики-то как раз остались. Я с удовольствием пообщался бы с вами на сексуальные темы, граф, особенно учитывая нынешние трудности вашей семейной жизни, но мне нужно выполнять свою работу… И не будете ли вы так добры…

– Да-да, конечно. Я заговорился, господа, извините меня.

Вампир поднялся с дивана, сделав знак Мине.

– Отвечай на звонки, дорогая. Джентльмены, прошу вас пройти в мой магазин.

После того как за гостями закрылась дверь, Мина поспешила в сторону букета. Она слышала весь разговор с самого начала. Неужели таинственный киллер пришел к Монро с этими цветами? Как и многие другие женщины города, она испытывала плохо скрытую зависть к этой вульгарной крашеной блондинке из-за того, что у нее получилось умереть молодой и красивой. Это ж врагу не пожелаешь – жить сто тысяч лет со склерозом, варикозом и ревматизмом. Прикоснувшись к цветам, Мина испытала разочарование – ничего особенного, розы как розы. Вот только залихватский узел ленточки, которая была сложными бантами завязана поверх целлофана, показался ей странно знакомым.

Глава девятнадцатая

Камера-одиночка

(23 часа 40 минут)

Сталин не спал. Хотя отбой, как обычно, объявили в десять вечера, он ворочался на ржавой железной койке, застеленной серым солдатским одеялом. Несмотря на то, что погода за зарешеченным окном стояла теплая, он лежал в одежде, сняв только сапоги. Его сильно знобило. Пытаясь согреться, генералиссимус обхватил себя за плечи. Чем больше он думал, глядя в темноту, тем меньше сон обволакивал его напряженный разум.

Итак, ЭТО произошло. Он ждал не так уж и долго по местным меркам – в Аду привыкаешь к неспешному течению времени, год проходит, как за минуту. Подумать только… А ведь он уже начал забывать те самые страшные слова, которые ему, тогда еще юному семинаристу, шептал на ухо в предсмертной агонии брат Ираклий – слепой монах, вернувшийся из шестилетнего паломничества в Иерусалим. То, что он говорил тогда про ПРОРОЧЕСТВО, казалось ослепляющим ужасом откровением умирающего, однако спустя годы подросший Сосо посчитал его слова нелепым бредом.

В семинарии предпочитали не обсуждать тему, почему брат Ираклий уехал в Святое место зрячим, полным сил двадцатипятилетним парнем, а вернулся назад слепым стариком. Лишь в курилке на заднем дворе, затягиваясь запретным дымом, чуть слышно шептались, что брат Ираклий, видел «то, что нельзя видеть», поэтому с ним такое и приключилось. А чего именно НЕЛЬЗЯ ВИДЕТЬ, никто из двоечников-семинаристов не знал. Все только делали огромные глаза и качали головой, прикладывая палец к губам.

Лишь после октября 1941-го, когда офицеры вермахта ржали от нетерпения, рассматривая Кремль в бинокли, Иосиф снова услышал слова, сказанные ему, когда он был ребенком. Ужаснувшись, он почувствовал – это правда. Но немцев погнали по декабрьскому морозу, и в радости побед он снова похоронил в памяти шепот полумертвого монаха.

Сказать честно, при жизни, даже в семинарии, ему никогда до конца не верилось, что существуют Рай и Ад. Озарение пахнуло ему в лицо со всей жестоко-стью, но… Как справедливо заметил ему вчера один из прибывших на городскую зону ростовских авторитетов, «поздно пить „боржоми“, когда почки отказали». Он пытался найти в Аду брата Ираклия, писал запросы в справочную службу, вглядывался в новые лица – а вдруг да он? Но Ираклий так и не обнаружился, и Сталину стало предельно ясно – парень попал в Рай.

…Впрочем, неважно. Получается, то, о чем шептал умирающий монах, действительно осуществимо на практике. Хорошо ли это для него? Трудно сказать. Он ведь не знает, что находится ТАМ. И не окажется ли он в итоге действий неизвестного киллера в какой-то непонятной плоскости, где ситуация еще хуже, чем в городской каменоломне?