Папина Незабудка - Саша Ройс

Прослеживаю в ее словах, голосе, интонации явное намерение отказаться от подобной любовной авантюры.

- Получишь компенсацию, - призадумываюсь, скользя тыльной стороной указательного пальца по подбородку, – миллион рублей.

Прикидывая что-то в голове и уставившись в пространство, Вика всасывает нижнюю губу.

- «Полгода» тебе хватит, чтобы определиться? – бесшумно ругая себя, она прикрывает глаза. – Э-э-э… то есть влюбиться?

- Как вдохновлять будешь, - ухмыляюсь я.

Савельева подозрительно прищуривается.

- Ладно-ладно. Думаю, что хватит, - киваю и озадаченно потираю ладони.

- Пиши расписку, - предприимчиво заявляет Сова, сдувая с глаз челку.

- Что?

- Расписку пиши.

С вежливой улыбочкой повторяет она, откуда-то достает чистый лист бумаги и ручку.

- Вот, - любезно придвинув журнальный столик, роняет она.

- Что писать? – вскидываю брови.

- Пиши, что взял миллион рублей у меня в долг. Обязуешься вернуть через полгода. Паспортные данные. Дату. Число. Адрес не забудь.

Мне остается восхититься хватке любовницы.

Ее губы растягиваются в довольной улыбке, стоит мне взять в руку ручку.

- Пиши пока. А я сейчас свой паспорт принесу.

Походкой пантеры, она исчезает за дверью спальни.

- Кота выпусти из заключения, - бросаю ей в спину.

Надо пользоваться ее хорошим расположением духа, пока летает.

- Расписку, потом кота! – важно чеканит она в приоткрытую дверь.

В скором времени все было готово.

Сова со счастливой улыбкой на лице изучала документ в своих руках, а я смотрел на нее, то же будучи очень довольным. Я смог договориться. Если что-то пойдет не так, то такая компенсация смягчит страдания Вики.

- Разбитое сердце и миллион рублей, конечно, не одно и то же, - сгибая лист пополам, певуче подмечает она, но… - обмахивается согнутым листочком, - соломка неплоха!

Молча усмехаюсь и провожаю ее взглядом до комнаты, в которую Савельева отправилась прятать гарант отношений.

Вернувшись через минуту, остановилась передо мной. Сияла она похлеще надраенного медного таза.

- Почему признаешься в любви ты, Вика, а деньги плачу я?

- Потому что так хорошие мальчики поступают, - присаживается на диван и расправляет полы халата, словно подол платья, - а ты, Тим, всегда был хорошим парнем, за то тебя каждая собака во дворе Волгожанска уважает!

- Что будем делать?

- Я от переживаний проголодалась. Пойдем, - обеими руками обхватывает мою кисть, - я тебя покормлю и сама поем.

Приближаю к ней свое лицо и вкрадчиво шепчу:

- Кота выпусти.

- Конечно-конечно! – счастливой стрекозой подскочила она. – Как скажешь, Тим!

Больше мы за вечер не касались тяжелых тем. На кухне Вика легко и непринужденно болтала. Явление для нее крайне редкое, тем интереснее было понаблюдать.

Утолив голод и выпустив кота Василия на волю, я понял, что хочу того, зачем я, собственно говоря, сюда и приехал.

- Хочу тебя…

От моего признания Вика ни каплю не потерялась.

- Тогда скажи, что-нибудь приятное, - призывает она.

- Ты умная.

Соглашаясь со мной, Савельева кивает.

- Это факт.

- Красивая.

Она играет бровями.

- Сексуальная, - изгибаю бровь уже я.

Сначала она томно вздыхает, а потом усмехается.

- И это ты заметил на ужине у моего брата?

- Да, - ни капли не рисуясь, подтверждаю я.

Она коротко выдыхает и подносит к губам чашку с чаем, делает маленький глоток и поднимает на меня взгляд из-под ресниц.

* * *

Я чуть было не задремал в викиной постели.

Тепло. Уютно. Вкусно пахнет. Маленький рай в городской квартире.

Поймав себя на мысли, что пора ехать домой, рывком отрываю голову от подушки.

В глазах летают светлячки из-за смены насыщенности освещения спальни. Но, наконец, зрение фокусируется.

Мое внимание привлекает силуэт, застывший у окна и задумчиво смотрящий на звезды.

Над нашим городком они были видны не хуже, чем в поле или в горах.

Завернувшись в плед, предоставляя лунному свету обнаженные плечи и красивый профиль лица, у окна стояла Вика.

Мне было занятно узнать, о чем думает она, смотря на звезды?

Обычно, ты ловишь себя на том, что созерцая природу, ты будто улетаешь в космос и зависаешь там, пока кто-нибудь не вернет тебя с небес на землю.

- О чем ты мечтаешь? – неожиданно срывается с моих губ извечный вопрос.

Вика тихо и добродушно смеется.

- Я ни о чем не мечтаю, - бросив игривый взгляд через плечо, объявляет она.

- Почему?

Пожимает плечами, оборачиваясь.

- Все вроде бы есть, - житейски замечает она.

- Но ты не доучилась, Вик.

Хмурится и тут же становится серьезной.

- Каждому свое. Не всем быть депутатами.

Она мерно шагает по комнате, уязвленная моим замечанием.

- Почему бы тебе не доучиться? – спокойно предлагаю я.

- Самый умный, Тим? – огрызается она, сверкнув глазами. – Что, уже на роль любовницы не так сильно подхожу? Без образования-то?

Сова порывисто и взволнованно дышит.

- Только надо было вспомнить об этом, до того, как ты со мной переспал! Еще в первый раз.

На последней фразе чуть затихает и, замедляя слова, тычет пальчиком перед собой.

- А сейчас чего? Лекцию о дизайне захотелось? – под конец не сдерживается она.

- Кабздец, Вика. Чего так пылишь? Тема больная, что ли? – я стараюсь успокоить ее доверительным тембром голоса, тщательно подбирая слова.

Присаживаюсь, но не тороплюсь судить девушку за проявленный эмоциональный порыв. У каждого из нас есть слабые места.

- Да задолбали уже!

Она уже нервно мечется по комнате, а я почему-то улыбаюсь.

- Иди сюда, - я не могу спрятать необъяснимую улыбку, - расскажи, что случилось?

Мазнув в мою сторону взглядом и явно испытывая сомнения, Вика прошлась пару раз туда-сюда по комнате. А потом все же метнулась в мою сторону и опустилась на край высокой постели спиной ко мне.

Пересаживаюсь к Сове ближе. И, водрузив поперек на ее спину свое предплечье, начинаю успокаивающе массировать пальцами ее хрупкое плечо.

Приятно было ощущать его в своих руках. В захвате. Ритмично сжимая и разжимая подушечками пальцев.

Тело Вики было на удивление изящным и манящим. Она не была гибкой, как гимнастка. Но точеная фигурка ложно могла навести на мысль, что его обладательница не покладая рук трудится у танцевального станка или у пилона.

Это было не так.

За все время, что я ее знал, я лишь единожды видел, как она танцует. И было это, страшно сказать, добрых двадцать