Иезуит - Эрнест Медзаботт

— Повторяю, можешь смело говорить, — сказал маркиз, — мое слово тебе порукой.

Всякое сомнение исчезло в душе Доменико, и он сказал: — Хорошо, господа! Я открою вам эту страшную кровавую тайну.

КАРЛ ДЕ ПУА

— Мое открытие, господа, — начал Доменико, — относится к тому времени, когда я был заперт в подземелье дворца Монморанси. Около моего каземата был другой, в котором уже пять лет заключен важный преступник.

— Пять лет! — вскричал один из замаскированных, причем спал его капюшон, и Доменико увидал молодое энергичное лицо.

— Да, — продолжал рассказчик, — узник томится уже пять лет, я это узнал случайно, когда Конрад носил ему пищу.

— Видел ли ты пленника? Какой он имеет вид?

— Это старик с длинной белой бородой, сгорбленный, похожий больше на скелет, чем на человека.

— Это не он, — прошептал молодой человек, опуская руки.

— Продолжай свой рассказ, Доменико, — сказал Бомануар.

— Всякий раз, — продолжал слуга, — когда мне случалось входить к заключенному еще прежде, до моего ареста, старик всегда смотрел на меня, злобно сверкая глазами. Я не старался заводить с ним разговор и, сделав свое дело, спешил поскорее удалиться из этой страшной могилы. Когда же меня самого арестовали, после того, как я молил Бога, плакал, проклинал, ругался, я, наконец, стал осматривать мою темницу; при слабом свете из коридора я заметил над моей головой в стене круглое отверстие. Мои цепи были довольно длинны и позволяли мне влезть наверх. Я взял камень, заменявший мне подушку, сделал себе подставку и увидел, что это отверстие идет в камеру несчастного старика.

Все замаскированные с особенным вниманием слушали рассказ Доменико.

— Я пробовал завести разговор с несчастным, но это было почти невозможно; узник с недоверием смотрел на меня и не отвечал на вопросы. Тогда я рассказал ему свою историю и умолял сообщить мне, кто он и за что посажен, причем клялся спасением своей души посвятить жизнь для его освобождения. Эта речь, наконец, его убедила.

— Если ты такой же несчастный, как и я, — сказал он, — то дай Бог тебе поскорее выйти и помочь мне. Если же ты изменник и говоришь со мной для того, чтобы после увеличить мои страдания, тогда пусть Бог тебя накажет. Если тебе удастся выйти из тюрьмы, — продолжал узник, — то постарайся дойти до короля; Франциск хотя и легкомысленный, но очень добрый — он выслушает тебя. Скажи ему, что уже пять лет один из его вернейших подданных томится в этой страшной тюрьме, жертва мести герцога де Монморанси. Передай королю, что если ему не угодно освободить меня, то пусть он, по крайней мере, защитит моего бедного сына Карла, которого они хотят ограбить.

При этих словах Доменико молодой человек встал и почти крикнул:

— Имя, имя этого пленника!

— Граф Виргиний де Пуа, — отвечал Доменико.

Из груди юноши вырвался раздирающий душу крик, и он, как сноп, повалился на землю.

Произошел общий переполох.

Все бросились к нему, причем капюшоны их упали, и Доменико, к величайшему своему изумлению, увидел, что многие из них принадлежали к высшим аристократическим домам, и даже были принцы крови, как, например, Конде. Тогда Доменико понял христианское значение слов Бомануара, что он, простой слуга, сделавшись их братом, станет равным самым высокопоставленным лицам на земле и что обещание мести этих господ не есть пустое слово. Между тем все старались привести в чувство молодого человека.

— Скажите, сеньоры, — проговорил вполголоса Доменико, — этот молодой человек, должно быть, Карл де Пуа?

— Почему ты так думаешь?

— Я давно в него всматриваюсь, он очень похож на старика пленника.

— Да, это его сын, — отвечал с грустью Бомануар. — Бедный Виргиний! Он так им гордился. Но герцог Монморанси не уйдет от мщения! — вскричал старик, и глаза его заблистали. — Клянусь вот этим святым крестом, — прибавил он, указывая на крест, висевший у него на груди. — Мы отомстим злодею и освободим его жертву.

Барламакки, который был также среди присутствующих, поднес к губам юноши пузырек и влил ему в рот несколько капель жидкости. Молодой человек быстро очнулся, точно пробудился от долгого тяжелого сна. Его лицо хотя и выражало страдание, но было покойно. Увидав Доменико, он вздрогнул и начал расспрашивать его о самых мельчайших подробностях, касающихся ареста его несчастного отца. Доменико передал ему все, даже и разговор, который вел герцог Монморанси с заключенным. Доменико не умолчал и о том, что герцог Монморанси страшно стеснялся клятвой, данной им королю, — не убивать графа де Пуа, и что Монморанси употреблял все средства, дабы чаша страдания узника переполнилась и он сам лишил себя жизни. Для этого, продолжал Доменико, злодеи оставили около заключенного сосуд с ядом и острый кинжал.

Рассказ этот произвел сильное впечатление на все собрание, в особенности им был поражен молодой сын заключенного.

После некоторого молчания Бомануар сказал:

— Не печалься, друг мой Карл, мы постараемся вырвать из когтей палача Монморанси твоего бедного отца. Я товарищ и брат по оружию короля Франциска — я сам поведу тебя к нему, и, надеюсь, он исполнит твою просьбу.

— Я готов повиноваться вам, — отвечал молодой человек, — вы мой второй отец и руководитель, но не могу не выразить по этому случаю некоторого сомнения. — И затем, обратившись к собранию, продолжал: — Господа, я не имею права призывать к себе на помощь все силы вольных каменщиков, это мое личное горе, мое несчастье. Я могу лишь некоторых из вас просить помочь мне.

— Зачем некоторых, мы все идем! — единодушно вскричали присутствующие.

— Ты был не прав, друг мой, — сказал Бомануар. — Предприятие, на которое ты идешь, одинаково близко сердцу всех каменщиков, так же как и твоему. Нельзя не сочувствовать желанию сына освободить отца.

Карл искренне поблагодарил всех, и лицо его, хотя еще на нем видны были следы грусти, уже начинало принимать оживленное выражение, а в глазах засветился луч надежды.

ПРИ ДВОРЕ ФРАНЦИСКА I

В то время как интриганы употребляли все зависящие от них меры, чтобы завладеть душой Франциска I и распоряжаться его благосклонностью, Монморанси желал лишь обогащения и после гибели заключенного им графа де Пуа намеревался конфисковать его имущество.

Тогда еще не существовало Тюильри; короли Франции жили в Лувре, где были сосредоточены все сокровища искусства. Франциск I превратил дворец в настоящий музей. Король был постоянно в долгах; он всегда нуждался в деньгах для фантастических замыслов, войны и любовных похождений. Франциск I имел удивительную способность находить деньги там, где их вовсе не было. Записки художника Бенвенуто Челлини о придворной жизни Франциска I и его времяпрепровождении чрезвычайно интересны. Главным образом обращают на себя внимание отношения короля-куртизана к красавице Диане, разыгравшей роль благочестивой перед дофином и в это же время бывшей любовницей короля-отца; и то и другое в угоду отцов иезуитов.