Собственность мажора - Кристина Зайцева

С дурковатым выражением пялится на меня.

– Кир! – протестующе пищит моя бывшая подруга в его руках.

– Ты че? – продолжает глумиться он. – Банку с химикатами на себя опрокинула?

– Кирилл! – повышает голос Анька, совершенно неправдоподобно пытаясь вырваться из его рук.

– Расширь свои горизонты, Дубцов, – бросаю, вставая.

Хватит с меня.

Я никогда не прогуливала. Я ответственная и исполнительная. К черту все…

Сметаю со стола флешку и бросаю в сумку, буркая:

– С Наступающим.

Глава 8

– Мам? – кричу, стягивая с себя пуховик и убирая его в шкаф.

Выдвинув ящик комода в прихожей, обнаруживаю там ее звонящий телефон.

На экране неизвестный номер, и я раздумываю ровно секунду, прежде чем взять трубку, потому что сама она на этой неделе принимает звонки только от меня и от деда, ботинки которого, кстати говоря, аккуратно пристроены на обувной полке.

– Да? – снимаю шапку, морщась от собственного отражения.

Дело вовсе не в том, что мне не идут каре. А в том, что я выгляжу, как инопланетянка. Я не похожа на себя. Я выгляжу странно и неопределенно. Я выгляжу, как мультяшка…

– Привет, – слышу знакомый хрипловатый голос в трубке. – Давай поговорим. Когда мне подъехать, скажи?

Это застаёт меня врасплох, поэтому я торможу некоторое время.

– Оль, – вздыхает голос. – Давай не будем, как маленькие, лады?

Внутри меня нарастает самый настоящий протест.

Будь он хоть пятьдесят раз богач и триста раз меценат, если это извинения, то он явно ошибся адресом.

– Это не она, – говорю ледяным голосом. – У нее подскочили гормоны, а это угроза гипертонуса. На ее сроке такое чревато преждевременными родами.

Я не знаю, понял ли он хоть одно слово из того, что я сказала, но, по крайней мере, я смогла заставить его замолчать.

– Она на дневном стационаре, это значит…

– Я знаю, что это значит.

– Так что, как вы понимаете – ей сейчас не до вас. От слова «совсем».

Я вру, но я не знаю, кто тянет меня за язык. На самом деле, она стала похожа на какую-то заблудившуюся тень. Ещё чуть-чуть, и начнет лбом собирать стены.

– Как она добирается? – вдруг слышу я в трубке.

– Куда? – спрашиваю непонимающе.

– В стационар.

Поворачиваю голову, уловив движение в коридоре.

Дед, одетый в старый и потертый рабочий комбинезон, рассматривает меня с изумлением на бородатом лице.

Ну, началось…

– На общественном транспорте, – сообщаю я очевидное.

На чем же ещё?

Пока она жила в его доме, у нее был свой водитель. А ее муж был слишком занят, чтобы хотя бы один раз отвезти ее к врачу самолично. Водил своих подруг по ресторанам, просто весь в делах.

– Она что, без телефона уехала? – слышу угрозу в его голосе.

Этот вопрос и меня саму очень интересует! Вообще-то, она уже должна была вернуться.

– А что, на нее это не похоже? – намекаю я на то, что он о ней ни черта не знает.

И судя по всему, я попала в точку.

– Что за стационар? – лает он в трубку.

Не отвечаю, потому что в комнате за спиной деда раздается оглушительный треск.

– Садовая восемь, – срываюсь я с места вслед за дедом.

Я ответила только потому, что и сама волнуюсь. Она могла застрять в пробке, но черт! Сейчас мне хочется на маму хорошенько накричать.

– Ах ты ж гаденыш… – трясет пальцем дед.

Заглядываю в комнату через его плечо, прижав к груди телефон.

– Э-э-х… – сокрушается дедуля.

Мимо со сверхзвуковой скоростью проносится маленькая чёрная тень, а на полу валяется большущая новогодняя елка и разлетевшаясь на осколки макушка, которой было лет пятьдесят, не меньше…

– Эмм, досвидания, – поспешно бросаю в трубку. – У нас тут… в общем елка упала.

Входная дверь открывается, являя присыпанную снегом маму. Она стряхивает его с рыжего меха свой шубы, которую дед в прошлом году откопал где-то на чердаке.

Почему-то эта находка их обоих очень обрадовала. Длина явно не рассчитана на мамин рост, эта вещь не ее. Это бабули.

– Что у вас упало? – переспрашивает Барков-старший.

– Елка, – выдыхаю с облегчением. – И мама нашлась. Так что… не парьтесь. Хорошего дня.

Быстро кладу трубку и убираю телефон в карман джинсов.

– Дед приехал? – устало спрашивает мама, разуваясь. – А ты почему дома?

Она немного бледная. И вялая.

Так нельзя!

– Прогуливаю, – помогаю ей раздеться. – Дед ёлку привез.

Заглядываю в пакет с продуктами, стоящий на полу.

– Зачем? – пеняю ей. – Я же сказала, что сама схожу.

– Я не инвалид, – говорит она все так же устало. – Ты мой телефон не видела? Сунула куда-то…

Я начинаю терзаться, пытаясь решить – стоит ли говорит ей о звонке Баркова-старшего или нет?

Я не знаю, звонил ли он до этого. Кажется, нет. Я уверена, что Барков-старший – это ее ошибка. До него у нее тоже была ошибка. Ей вообще с мужчинами не везет, а этот уж точно не для неё. Я хотела помочь ей оформить заявление на развод, но у неё всегда находятся дела поважнее.

Оставив телефон в своем кармане, решаю не волновать ее лишний раз.

– Ольга, – кричит из комнаты дед. – Ты Аленушку не видела? А то тут какая-то в парике околачивается.

Мама кусает свою очень увеличившуюся губу, поднимая на меня глаза.

В них пляшут смешинки, а потом появляется сочувствие.

– Он просто ничего не понимает, – успокаивает она.

– Очень смешно, – бормочу себе под нос.

Подняв с пола пакет, волоку его на кухню, на ходу прикидывая, что она собиралась готовить, исходя из ингредиентов.

– Что за погром? – смеётся мама, а с узкого кухонного подоконника на меня смотрит Черный.

– Допрыгался? – спрашиваю, разбирая продукты.

Мой собственный телефон вибрирует в кармане.

«Ты тут?», – очень настойчиво интересуется Анька.

Настойчиво, потому что слишком много восклицательных знаков.

«Да», – отвечаю ей.

«Барков бросил свою кикимору!», – захлебывается словами подруга.

Мое сердце подскакиваешь к горлу и разгоняется мгновенно, а щеки начинают полыхать.

Бросил?

Мне все равно. Все равно. Все равно…

Сглатываю, следя за бегающими точками, означающими, что мой собеседник печатает.

«Ну или она его», – продолжает Анька. – «Вообще никто ничего толком не знает. Говорят она уже два дня на пары не появляется. Вроде у неё там депрессия. Но это так, слухи.»

Я даже не спрашиваю, откуда у неё информация. Она заседает в одном чате, куда меня не взяли, потому что он только для «своих», а ее туда позвала двоюродная сестра…

«Ты ещё тут?», – читаю я.

«Да», – отвечаю, ненавидя себя за то, что пишу следом. – «И что? У него теперь новая телка?»

Перед глазами возникают черты ненавистного лица. Глаза, нос, скулы. Губы, о которых я мечтала, как дура. И чертовы кубики на его животе. О них я тоже мечтала. И о том, что он прижмет меня к своему большому и очень сильному телу… возьмёт за руку. Поцелует. Именно он, а не кто-то другой.

Я мечтала быть на месте этой Леры.

Не хочу о нем ничего знать.

«Кирилл говорит, что нет», – отвечает на мой вопрос подруга.

«Ань, мне нужно маме помочь», – вру я. – «Не пиши мне про него, ладно?»

Она молчит целую минуту, а потом печатает:

«Как