Милая девочка - Мэри Кубика

Меня самого никто не будет искать. Всем наплевать. Если не выйду на работу, решат, что мне лень и я прогуливаю. Друзей у меня нет.

Позволяю ей выбрать суп на обед – куриную лапшу. Ненавижу его, но сейчас мне все равно. Мы покупаем двадцать банок. Куриный суп, томатный, еще мандарины и кукурузу в сливочном соусе. Все, что необходимо для нормального существования. До нее что-то доходит, и она спрашивает:

– Я так понимаю, ты не собираешься меня убивать.

Я киваю, но не сразу, только после того, как доедаю кукурузу.

Днем я решаю вздремнуть. Все эти дни мне не удавалось нормально поспать, лишь ухватить час то там, то тут, а все ночи я лежал без сна, представляя, что буду делать, если в дверях появится Далмар. Все время приходится быть начеку. Проходя мимо окна, я каждый раз проверяю, что происходит на улице. У меня появилась привычка оглядываться. Дверь я забаррикадировал, окна, к моей радости, какой-то идиот так замазал краской, что они не открываются. Мне кажется, девчонка не попытается сбежать. Не похоже, что у нее такие планы. Немного расслабившись, я оставляю ключи от машины на видном месте, ведь, в сущности, ей больше ничего не нужно.

Я крепко сплю на диване, сжимая в руке пистолет, когда хлопает входная дверь. Через минуту я уже на ногах и понимаю, что происходит. Девчонка спускается с нижней ступеньки. С ревом и проклятиями выбегаю на улицу. Хромая, она добегает до машины, забирается в салон, но не может завести двигатель. Я слежу за ней через лобовое стекло. Вижу, как, сжав кулаки, она ударяет по рулю. Подхожу ближе. Она в отчаянии. Теперь переползает на пассажирское сиденье, открывает дверь, решив скрыться в лесу. Она действует быстро, но я проворнее. Сухие ветви царапают ей ноги и руки. Споткнувшись, она падает лицом в листву. Встает и продолжает бежать. Вскоре она устает и переходит на шаг. Все это время она кричит, умоляя меня оставить ее в покое.

Как она меня достала.

Я хватаю ее за волосы. Ноги еще продолжают автоматически двигаться, но голова клонится назад. Наконец она падает на землю, и я накрываю ее своим весом в двести с лишним фунтов. Она рыдает, просит не делать ей больно, но меня уже не остановить. Она плачет, слезы катятся по щекам, смешиваясь с кровью и грязью.

Она просит прощения. Извивается подо мной. Уверен, в одно мгновение у нее перед глазами пронеслась вся жизнь. Говорю ей, что она дура, приставляю дуло к виску и взвожу курок.

Она замирает, словно в одну секунду ее парализовало.

Надавливаю сильнее, и на коже остается вмятина. Я могу закончить все в одну секунду. Ее жизнь может оборваться в любое мгновение по моей воле.

Она точно дура. Мне с большим трудом удается убедить себя не нажимать на спусковой крючок. Я смог. Я сохранил ей жизнь. Кто мог подумать, что эта идиотка соберется бежать? Я изо всех сил давлю на пистолет. Девушка кричит.

– А ты не знала, что будет больно?

– Пожалуйста… – хнычет она, но я не слушаю.

Встаю, удерживая ее за волосы. Она орет во весь голос.

– Заткнись, – приказываю я и тащу ее. – Вставай, – говорю я. Ноги, кажется, ее не слушаются. – Поднимайся.

Можно ли представить, что бы сделал со мной Далмар, если бы нашел? Пуля в лоб – это слишком просто. Меня бы распяли. После страшных пыток, конечно.

Заталкиваю ее в дом и захлопываю за собой дверь. Ударившись о стену, она опять открывается. Закрываю плотнее и приставляю стол. Девчонку я веду в спальню и предупреждаю, что, если услышу от нее звук громче дыхания, она никогда больше не увидит солнечный свет.

Гейб. До

Я опять еду в центр города, четвертый раз за неделю, но надеюсь на этот раз получить компенсацию за все мили, что остались под колесами моей машины. Мне надо проехать всего-то десять миль в одну сторону, но из-за чертовых пробок трачу на это полчаса. По этой причине я и не живу в городе. После того как я дюжину раз проезжаю мимо пересечения Лоуренс и Бродвея, не найдя и свободного ярда, решаю раскошелиться и заплатить пятнадцать долларов за парковку.

Бар будет закрыт еще несколько часов. В надежде, что мне повезет, стучу в окно. Внутри вижу уборщика, который делает вид, будто не замечает меня. Стучу снова и снова, он наконец поворачивается, и я показываю ему талон.

Он открывает дверь.

В баре непривычно тихо. Лишь тусклый свет редких солнечных лучей пробивается сквозь грязные стекла. В помещении пыльно и пахнет застоявшимся табачным дымом. Обычно этого не замечаешь, когда настроение поднимается от джазовой мелодии и интимной атмосферы, созданной волшебным пламенем свечей.

– Мы открываемся в семь, – сообщает парень.

– Кто здесь главный?

– Он перед вами. – Мужчина разворачивается и уходит за стойку.

Я достаю из кармана фотографию Мии Деннет, ту, что предоставила мне на прошлой неделе Ева Деннет.

Я обещал ей, что она останется в целости и сохранности, и сейчас ругаю себя – уголок уже замялся. Для миссис Деннет это фото чрезвычайно ценно. По ее словам, на нем Мия в точности такая, как в жизни, – своевольная молодая женщина с грязными и слишком длинными светлыми волосами, лазоревого цвета глазами и простой открытой улыбкой. За ее спиной Букингемский фонтан. Брызги, разносимые порывистым чикагским ветром, летят на нее, заставляя по-детски веселиться.

– Вы видели раньше эту женщину? – спрашиваю я и кладу фото на стойку.

Он берет его в руки, чтобы лучше разглядеть. Прощу его быть внимательным, хотя вижу, что он сразу ее узнал. Он определенно знает Мию.

– Она часто здесь бывает, почти всегда сидит вот там. – Он кивает на диван за моей спиной.

– Вы с ней разговаривали?

– Да. Когда она заказывала выпивку.

– И все?

– И все. А что случилось?

– Она была здесь в прошлый вторник? Около восьми?

– Какой вторник, друг, я с трудом вспомню, что ел сегодня на завтрак. Точно могу сказать только одно – она часто здесь бывала. – Хозяин возвращает мне фотографию.

Я морщусь, когда он называет меня «друг». Это ведь не так.

– Детектив, – говорю я.

– А?

– Детектив Хоффман. Я тебе не друг. – И затем спрашиваю: – Можешь сказать, кто работал в тот вечер?

– А что случилось? – опять интересуется он.

Прошу его не беспокоиться и ответить на вопрос. На всякий случай повторяю его, но уже более суровым тоном, чтобы до парня точно дошло. Мое поведение ему явно не нравится. Он может выставить меня, если пожелает, проблема лишь в одном: у меня есть пистолет.

Кивнув, парень удаляется в заднюю комнату и отвечает, когда вновь появляется за стойкой:

– Скоро придет Сара.

– Сара?

– Вам надо с ней поговорить. Она обслуживала тот стол во вторник вечером. – Он тычет пальцем в сторону. – Она будет здесь через час.

Какое-то время сижу в баре и смотрю, как парень переставляет бутылки, наполняет емкости для льда и пересчитывает деньги в кассе. Стараюсь завести разговор и пошутить, когда он достает целую гору пенни. Наверное, их там целая тысяча, лично я сбиваюсь на сорока пяти и отвожу взгляд.

Вскоре появляется Сара Рориг. Она входит в зал с фартуком в руке. Ее босс за стойкой сразу обращается к ней, не говоря, впрочем, ни слова, лишь указывает на меня глазами. На лице девушки появляется тревога, затем натянутая улыбка. Я сижу, делая вид, что очень занят, хотя подо мной лишь неприятная поверхность табурета, а напротив липкая столешница.

– Сара? – спрашиваю я, и она признается, что я прав. Представляюсь и предлагаю присесть. Сразу же протягиваю ей фотографию Мии. – Вы видели эту женщину?

– Да.

– Не помните, была она здесь в прошлый вторник в восемь?

Должно быть, сегодня мой счастливый день. Сара Рориг служит медсестрой в больнице, а в баре подрабатывает только по вторникам. Она целую неделю сюда не приходила, и лицо Мии до сих пор сохранилось в ее памяти, не перемешалось с другими клиентами. Сара совершенно уверена, что Мия была здесь в интересующее меня время. Она всегда приходит во вторник вечером. Иногда одна, иногда с мужчиной.

– Почему именно во вторник?

– Здесь проходит поэтический вечер. Мне кажется, причина в этом. Впрочем, не могу сказать, что она всегда внимательно слушала, чаще казалась погруженной в свои мысли.

– В свои мысли?

– Да. Знаете, в тот вечер она была какая-то рассеянная.

Прошу рассказать подробнее о том, как проходит «поэтический вечер». Сложно представить, что в наше время люди приходят вечером в бар послушать Шекспира и Йейтса. Оказалось, люди читают со сцены собственные произведения, что меня еще больше озадачило. Кому, черт возьми, это нужно? Похоже, я еще многого не знаю о Мии Деннет.

– На прошлой неделе она была одна?

– Нет.

– С кем?

Сара задумывается на минуту.

– Какой-то парень. Его я тоже раньше здесь видела.

– С Мией?

– Так зовут девушку? Мия?

Подтверждаю, что это так. Сара отмечает, что она была симпатичной и всегда вежливой. Употребление прошедшего времени меня коробит. И еще Мия оставляла хорошие чаевые. Сара спешит добавить, что надеется, что с девушкой не случилось ничего плохого, хотя видно, что мои вопросы заставляют ее предположить обратное. Надо отметить, она не спрашивает, что произошло, поэтому я не объясняю.