Доспехи бога - Лев Вершинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дан-Каданга прищурился.
– Будет тебе шаамаш-шур. Это во-вторых. — Между улыбчивых, словно припухших от бесчисленных страстных поцелуев губ неожиданно хищно блеснули ослепительно-белые зубы. — Сами приползут.
Владыка знал этот тон — тон Дылды-полководца, втравливающего младшего друга в очередное сомнительное приключение. Впрочем, ни одно приключение не закончилось плохо для наследника. И таким же голосом юный эрр Каданги после своей первой битвы отдал приказ зарубить восемь сотен пленных варваров, а потом, повернувшись к недоумевающему отцу, спокойно пояснил: «Ведь это же мои пленные, папа. Ты подарил их мне, так? А мне они не нравятся».
Император молча ждал.
А мерзавец Ллиэль потянулся за персиком, неторопливо сжевал его и тщательно вытер руки о клочья своего маскарадного наряда.
– Твои верноподданные, — сказал он как выругался, — забыли о вассальном долге. Их нужно встряхнуть. За шкирку. Как твой дед в год нашествия синелицых.
Дан-Каданга рывком подался вперед.
– Нужна опасность. Серьезная опасность. Для всех. Чтобы Шестеро почуяли вонь паленых задниц. Чтобы сами молили тебя о шаамаш-шуре!
– Уже согласен. И где я возьму им опасность? — Император развел руками. — У меня в опочивальне синелицые не кочуют.
– В твоих покоях кочуют другие твари, — заметил Дылда. — Но не о них речь. Тебе известно, Рыжий, что за этот год только у меня в Каданге холопы бунтовали семь раз?
– Бедненький, — посочувствовал Император.
– А ты не смейся. Тебе небось и невдомек, что в Империи третий год неурожаи.
– Вдомек, вдомек, — буркнул Рыжий. — Все уши мне прожужжали этими неурожаями: налоги-де платить не с чего…
– Бедненький, — очень похоже передразнил повелителя эрр Каданги. — Налоги ему не платят. А то, что вилланы с голоду пухнут? Что в Златогорье лебеду жрут? Что в Тон-Далае уже и до людоедства дошло?
– И кого съели? — вяло полюбопытствовал богоравный.
– Не эрров твоих драгоценных, к сожалению.
– А это мысль! — оживился владыка.
Ллиэль грохнул кулаком по спинке козетки, та развалилась.
– Ты, Рыжий, дураком был, дураком помрешь, и скоро.
– Так по делу говори! — заорал в ответ Любимец Вечности. — Что ты мне тут про несчастное быдло заливаешь? Мне что — сбегать пару пирожных им отнести?
– Не надо. Они нам нужны голодные и злые.
Какое-то время Император кусал губу.
– Бунт? — разочарованно протянул он. — Ты о бунте, что ли, Дылда? А говорил: придумал, приползут… Сколько их было, тех бунтов, и сколько еще будет…
– Это ты сказал — бунт, — жестко отозвался друг детства. — А я говорю: война. Большая война, Рыжий. Чтоб полыхнуло в Баэле и — на всю Империю.
– Затопчут, — поморщился владыка.
Дан-Каданга мотнул головой:
– Серых с дрекольем — да, сплющат и забудут. А если степные объединятся, а быдло за ними пойдет?
– Объединятся? Они ж режутся друг с дружкой и вождей не признают!
– Кое-кого признают…
Император поглядел на друга внимательнее.
– Оружие, — полувопросительно произнес он.
– Были бы деньги…
– Вот именно.
– Пусть Наместник Вечного не тревожит себя земными заботами…
Дылда зря не говорит, вспомнил Рыжий. Вдруг получится?
А Ллиэль вскочил с разбитой козетки и рубанул по воздуху кулаком:
– Под каждой задницей, понимаешь, под каждой! И Каданга никуда не денется. И Орден. Всем жарко станет! И вот тогда…
Император не утерпел, тоже встал:
– Шаамаш-шур…
– Правильно, сынок! — завопил Дылда, и крик его почти прорвался сквозь перезвон позлащенных бубенцов и заливистые трели флейт.
Рыжий тряхнул шевелюрой, расправил плечи и словно засветился изнутри, как и подобает Наместнику Вечного. Не часто Императора видели таким. И эрр Каданги, умница Ллиэль, как никто другой знающий пределы допустимому, подобрался, вытянулся в струнку, точно на официальной аудиенции.
– Эрр Ллиэль, наш верный и любимый вассал! Действуй по разумению своему, и да послужат дела твои благу престола и укреплению Империи. Мы дозволяем тебе обратиться к нам с просьбами.
Дан-Каданга склонил голову.
– Пусть Посланец Вечного молит пославшего его об успешном исходе.
– Да будет так.
– И пусть Посланец Вечного соблаговолит скрепить подписью и печатью эту грамоту.
Император скользнул взглядом по первым строкам:
«За помощь в подавлении мятежа врагов Империи…»
– Соблаговолю, — проворчал он, понемногу становясь самим собой — рыжим, конопатым, вечно неуверенным во всем. — Чем подписывать-то?
– Если Посланцу Вечного будет угодно! — Ллиэль шустро выхватил из рукава «морское перо», не нуждающееся в чернильнице.
– А печать? Думать же надо…
– Пусть Посланец Вечного не гневается! — Из того же рукава явился крохотный тигелек с «жидким золотом».
– Хватит, Дылда, — бросил владыка, — не во дворце.
Перо приблизилось к пергаменту.
Замерло.
Отодвинулось.
Не отрывая глаз от строк, Император прикусил морскую диковину.
– Что-то не так, государь? — негромко спросил Дылда.
– М-м… — сказал Коронованный. — А ты уверен, что… мы сможем загнать бъяхху обратно в кувшин?
Ллиэль улыбнулся.
– Позволь объяснить, государь…
Несколько слов были сказаны очень тихо, на ушко.
– О, вот как!
Усмехнувшись, владыка быстро начертал завитую подпись поперек документа и потянулся за висящим на груди амулетом-печаткой. Дан-Каданга проворно уронил тягучую золотую каплю в нижний угол пергамента.
Но Император снова замешкался.
Как там говорил Дылда?
Успешный мятеж… Пользуясь доверием… Король Каданги…
Всего лишь Каданги?
Ллиэль — большая умница, способный на многое.
Владыке незачем знать, кто поведет степняков на Баэль. Владыке незачем знать, откуда возьмется оружие. Владыке незачем знать, чьими деньгами оно будет оплачено.
Все это знает Дылда.
И все ниточки — в его руках.
Все-все. Даже крышка от кувшина, где живет бъяхха…
Ради чего?
Только ли ради чести стать дедом наследника?
А может быть…
Уши Императора запылали: Наместнику Вечного стало стыдно. И страшно. Он с детства ненавидел это чувство, омерзительное, обволакивающее, от которого будто все слипается внутри…
И он постарался стать логичным — как Дылда.
Если Ллиэль враг — ему, Императору, конец.
Если Император откажется от его помощи, заподозрив врага и в Ллиэле…
