Луна и радуга - Дик Рафси

В поисках меда аборигены внимательно следят за маленькими черными ящерицами, которые часто живут на тех деревьях, где есть ульи. Ящерицы обычно сидят у входа в улей и ловят пчел. Если постучать по дереву, раздается глухое жужжание. Когда днем на небе видна луна, то за медом лучше не ходить — в такое время пчелы улей не покидают.

Дерево с ульем обычно срубают. Если же оно очень велико, то вырезают отверстие под тем участком, откуда слышится жужжание пчел. Затем в него вводят прутик, по которому мед стекает в сосуд из коры.

Тот, кто найдет улей и проделает в дереве отверстие, не имеет права есть мед. Он должен позвать всех, кто в это время находится в лесу, и поделиться находкой. Если же он все-таки отведает меда, то его будут преследовать неудачи. Но обнаруживший мед первым получит свою долю, когда кто-то еще найдет мед. Этот закон существует для того, чтобы мед делился поровну между всеми.

Лучшая (т. е. задняя) часть улья называется бурман. Там самый вкусный мед. Его не разрешается есть близким родственникам, матери или сестре нашедшего. В пищу его может употреблять только тетя или двоюродная сестра. В дело идет все, что есть в улье. Воск в смеси со смолой железного дерева используют при изготовлении оружия.

Несмотря на то что остров Лангу-Нарнджи, где я родился, находится всего в нескольких сотнях ярдов от самого большого острова архипелага, пчелы на нем не водятся. Вот что рассказывают старики, объясняя, почему пчелы не могут долететь до Лангу-Нарнджи.

«В давние времена Яррагара, морской орел, и Буллебул, пятнистый скат-хвостокол, были людьми и приходились друг другу братьями. Однажды они пошли на рыбную ловлю, наловили много рыбы и отправились к Губира-Пойнт, чтобы там приготовить ее и как следует поесть.

Наелись они вдоволь, но у обоих разболелись головы и желудки. Они сидели на высоком красном утесе Губира-Пойнт, держась руками за головы, и стонали. Потом Буллебул сказал Яррагару: „Ты, брат, не должен был мне давать так много рыбы. Ты ведь знал, что у меня совсем маленький желудок!“ Яррагара ответил: „Сам виноват, не надо было жадничать!“

Они стонали и спорили до тех пор, пока не услышали за спиной все нарастающее жужжание. Вокруг кишели крошечные пчелки вонгабел. Они забрались им в волосы и бороды, расползлись но всему телу. Буллебул проклинал пчел, приказывал им убираться прочь и не беспокоить людей.

Но пчелы сказали ему: „Мы хотим перелететь на Лангу-Нарнджи. До нас доносится запах чудесных цветов“. „Вам туда не добраться, — ответил Буллебул. — Это слишком далеко. Вы упадете в воду и утонете“.

Однако пчелы все ползали по телу Буллебул а и приговаривали: „Ты не остановишь нас, все равно полетим“.

Буллебул рассвирепел и прыгнул с утеса в море. Вонгабел полетели к острову, а Буллебул стал плескать в них водой и сбил многих пчел. Оставшиеся в живых вернулись на Губира-Пойнт, где на утесе все еще сидел Яррагара. Вскоре к ним присоединились другие пчелы, и все они в один голос жужжали, что им тоже хочется добраться до вкусных цветов.

Яррагара сказал пчелам, что перебираться на ту сторону не стоит, это слишком далеко, да и злой Буллебул может утопить их. Но вонгабел не стали его слушать и опять полетели через пролив. И вновь Буллебул плавал туда и обратно, плеская воду на пчел. Большая их часть утонула, и лишь отдельные пчелы вернулись к тому месту, где сидел Яррагара: „Я говорил вам, — сказал он. — Возвращайтесь домой и скажите всем вонгабел, что перелететь через пролив невозможно“».

Вот почему на моем острове Лангу-Нарнджи лет сахарных мешков. И по сей день сидит старый Яррагара на утесе у Губира-Пойнт, чтобы предупреждать пчел, а по вечерам можно видеть, как пятнистый скат Буллебул плещется и прыгает в проливе.

Последняя бора

Теперь, после школы, мне и другим ребятам моего возраста надлежало готовиться к церемонии инициации. Однако миссионеры обратились к старейшинам с просьбой не проводить этих церемоний, так как считали их жестокими и вредными для здоровья. Миссионеры не могли понять того, как много значат для нас эти обряды. Старики испугались и растерялись, услышав такую просьбу, большинство же мальчишек ликовали, что им не придется переживать тяжкие испытания. Так получилось, что законы, завещанные нам Марнбилом, Тувату и другими великими людьми, теперь перестали признавать, и старый уклад жизни постепенно уходит в прошлое.

Спустя много лет я принял участие в проведении последней церемонии инициации. Несмотря на то что мой брат Бурруд и я не прошли инициации, нам разрешили принять участие в обряде, поскольку мальчик, которого готовили, Помпей Уилсон, доводился нам свояком (я был женат на его сестре Элси). На наших с братом спинах лежал мальчик во время обрезания.

Однако я, пожалуй, расскажу историю церемонии инициации с того момента, когда еще во Времена Сновидений была проведена первая такая церемония.

Ее зарождение относится к тем временам, когда все животные, птицы, рыбы и другие существа были еще людьми. Позже они приняли свой теперешний облик и поселились в разных частях страны. Все эти животные, птицы и рыбы, по преданию, — распорядители церемоний инициации в тех местах, где обитают теперь. Они — наши тотемы. На земле нашего племени, включающей Лангу-Нарнджи и его окрестности, основным хозяином церемонии является красноклювый черно-белый кулик. Его зовут Гергаргул. Он носится туда и обратно по берегу и рассказывает о том, что происходило во Времена Сновидений. Вот рассказ Гергаргула:

«Как-то собрались люди со всей территории племени, чтобы решить, кому из мальчиков пора проходить инициацию. Встреча эта происходила в месте, которое называется Гадугарлпа. Гидегал, человек-Луна, был главным распорядителем, а Лулнгурри, белый журавль, главным певцом.

Они решили подвергнуть инициации Галтарра, желтую треску. Гидегал приказал людям схватить его, повязать вокруг талии волосяной пояс, чтобы подготовить к превращению в мужчину. Они привели мальчика на площадку для ритуальных танцев и посадили вместе со взрослыми. А мужчины и женщины в это время пели и танцевали.

Лулнгурри не переставая пел свои песни.

„Нингула валана?“ („Кто первый?“) — крикнул Гидегал.

Первым в круг вышел Барракута, чтобы исполнить священный танец. Одного за другим вызывал Гидегал, а Лулнгурри продолжал петь свои песни.

Два дня и две ночи мужчины и женщины пели и танцевали. На утро третьего дня было совершено обрезание. Трое свояков Галтарра легли на землю лицами вниз, а его самого положили на них. Зять Галтарра Лулнгурри взмахнул ножом из шипа ската-хвостокола и отсек крайнюю плоть, затем завернул ее в кору чайного дерева (чтобы потом отдать мальчику). Женщины набрали веток и махали ими над мальчиком, чтобы сестры мальчика не почувствовали запаха крови.