Свет за облаками (сборник) - Елена Кочергина

Однажды от скуки они заглянули к Проповеднику. Тот прочитал им целую лекцию о том, что они тунеядцы и бездельники, думающие только о своём удовольствии и бесцельно прожигающие свои жизни.

«Вы не работаете, а получаете всё даром, но за всё в этой жизни надо платить, — говорил он. — Если бы у вас было Общество, вы могли бы приносить пользу, например, посещая тюрьмы и больницы, изобретая лекарства или технику, возводя соборы или музеи».

Про само Общество Проповедник больше ничего так и не рассказал, как его ни упрашивали Адамис с Иветтой. Зато он поведал им об искусстве — ещё одной форме культуры. В отличие от науки, которую, по его словам, отличает стремление к логическому, максимально обобщённому и объективному знанию, для искусства характерно субъективное, образное осмысление действительности, «мышление в образах», а не в «понятиях». Как объяснил Проповедник, искусство — это особый способ познания и отражения реальности, связанный с творческой деятельностью человека. Через создание художественных образов можно познавать как внешний, так и внутренний свой мир.

Иветте очень понравился рассказ Проповедника об искусстве, особенно о живописи. Ей захотелось попробовать себя в этой новой деятельности, чтобы узнать, действительно ли творчество помогает лучше понять окружающий мир и разобраться в своей собственной душе.

А мир тем временем стремительно менялся, преподнося почти каждое утро неприятные сюрпризы. Однажды, пока они спали, исчез облачный покров земли, обнажив некрасивую бурую почву, всю покрытую кочками и трещинами. Когда-то Иветта мечтала увидеть землю, но теперь была страшно разочарована той картиной, что предстала перед её взором. Если бы не обувь, предусмотрительно купленная в своё время у Лавочницы, они наверняка бы сбили себе все ноги, ступая по такому неровному и жёсткому грунту. Куда девалась та пружинистая и приятная на ощупь поверхность, по которой было так легко и приятно ходить и на которой было так уютно и мягко лежать?

Нижний слой небесных облаков тоже медленно, но неуклонно менялся. Пушистые жемчужного цвета облачка, словно в испуге, разбежались в разные стороны, а на их место приплыли тёмные и тяжёлые тучи, в которых изредка сверкали сполохи небесного огня.

Шелковистые, гладкие и прямые как стрелы деревья покрылись шершавой корой, сочащейся липкой и неприятной на ощупь смолой. Стволы их искривились, словно они вмиг состарились и из пышущих молодостью и здоровьем юношей превратились в дряхлых больных стариков. Зеленоватые облачные дымки, которые раньше служили кронами деревьев, исчезли, и на ветвях теперь росли острые колючие иголки, так и норовившие порвать одежду или оцарапать тело. Теперь Иветте больше не хотелось сидеть, прислонившись к какому-нибудь дереву, ей стало противно даже прикасаться к этим уродцам.

Озеро тоже неузнаваемо изменилось. Вместо скопления изумрудных облаков, в которых было так здорово резвиться и плавать, его заполнила тёмная, холодная и тяжёлая жидкость, затянутая сверху какой-то гадкой, дурно пахнущей плёнкой. Периодически в глубине его что-то бурлило, и к поверхности поднимались большие пузыри. Адамис с Иветтой предпочитали даже не думать о том, что или кто обитает теперь в их Озере.

Всё, казалось, предвещало какую-то страшную катастрофу, мир словно готовился к ней. Ощущение угрозы нарастало день за днём, сковывая души ледяной тоской, затягивая в омут беспросветного отчаяния. Голованы, как живое воплощение этой угрозы, почти постоянно чёрной стайкой кружили в потемневшем, насупившемся небе, но почему-то всё же не набрасывались на Адамиса с Иветтой, словно ожидая от кого-то команды к нападению, но пока не получая её.

Этот новый тёмно-серый, страшный и уродливый мир был совсем не похож на прежний — лёгкий, воздушный и радостный, — который они так любили. Иветта пыталась поймать отсветы старого мира в своих рисунках, и ей это иногда удавалось. Она всерьёз увлеклась живописью, и это занятие приносило ей если не радость, то хотя бы временное забвение. Она стремилась запечатлеть на бумаге остатки уходящей красоты, а часто и вовсе писала картины по памяти, но смотреть на них потом не могла без сильнейшей душевной боли, и рвала почти сразу после того, как кончала свою работу. Постепенно Иветта стала рисовать просто так, не ставя перед собой никакой высшей цели — ради самого процесса, и это оказалось гораздо проще и спокойней, чем искать потерянное счастье и любовь в своих творениях. Предсказание Проповедника сбылось — пытаясь докопаться до причин всех происходящих в мире изменений, Адамис не смог придумать ничего лучшего, чем заняться наукой. Но пока, с каким бы рвением он не рубил деревья и не расчленял цветы, получить ответа на свои вопросы он не мог. Однако он не оставлял своих попыток, уверенный, что с помощью разума и логики можно узнать всё, что угодно. По крайней мере, ему хотелось верить в это. Он убедил себя, что причину перемен надо искать во внешнем мире, а не в себе самом. Проповедник оказался прав, когда говорил, что культура способна в какой-то степени заполнить ту пустоту, что образовалась в их душах, компенсировать тот внутренний раскол, что доставлял им такие сильные мучения. Со временем Адамис забыл, что он начал осваивать науку ради того, чтобы узнать, как восстановить утерянную связь с миром. Его целью стало познание ради познания. Он поверил в то, что занимается чем-то действительно важным, и, сам того не замечая, стал считать важным самого себя, свысока своих знаний глядя на невежественную Иветту. Он стал как будто копией Проповедника, подражая даже его жестам и манере говорить. Сначала это смешило Иветту, но потом стало утомлять, и она по-настоящему злилась, когда Адамис пытался поучать её или называл себя Человеком с большой буквы.

Менялся не только мир вокруг, менялись их собственные тела — с ними происходило нечто странное и необъяснимое. Однажды Иветта обнаружила у себя один совершенно белый волосок и подивилась, откуда он мог взяться. Потом заметила новую складочку на лице Адамиса. А в другой раз у Иветты ни с того ни с сего потекла из носа жёлтая склизкая гадость, заболела голова и начался сильный озноб, сменившийся затем жаром. Через пару дней всё прошло, но Иветта поняла, что не может теперь доверять даже собственному телу — раз оно способно выкидывать такие штуки. Перед ней впервые так явно встал вопрос — а вечны ли они вообще? Этот вопрос ей очень не понравился, и она постаралась не думать больше на эту тему. Но это было не так-то легко сделать — навязчивые мысли сами собой лезли в голову, вспоминалась фраза, брошенная когда-то Лавочницей: «Жизнь так коротка, надо наслаждаться ею, а не терять отпущенное нам время на напрасные терзания и тревоги». Проповедник тоже несколько раз упоминал о том, что когда-нибудь они исчезнут из этого мира, употребляя при этом термины: «умереть» и «скончаться». Иветта не знала, что означают эти слова, но они до ужаса пугали её. Порой смерть снилась ей в кошмарных снах, и Иветта просыпалась вся в холодном поту с криком на устах. Смерть то представлялась ей каким-то ужасным созданием с множеством конечностей и глаз, то просто безликим липким туманом, поглощающим и уничтожающим всё живое. Адамису про свои страхи Иветта не рассказывала, но подозревала, что он тоже задумывается над теми же вопросами, что и она сама. Однажды она застала его рассматривающим порез на своей руке. Из пореза сочилась ярко-алая жидкость. Когда Адамис заметил, что она смотрит на него, то тут же спрятал руку за спину и сделал вид, что ничего не произошло. Но ночью Иветта слышала, как он кричал во сне: «Нет, пожалуйста, не надо! Не забирай меня! Я не хочу умирать!» Однако по какой-то неведомой причине ни Иветте, ни Адамису не хотелось говорить о смерти друг с другом или расспрашивать о ней Лавочницу, Горца и даже всезнающего Проповедника. Каждый предпочитал оставлять свои мысли и тревоги при себе.

Влюблённые стали всё чаще ссориться, обвиняя друг друга во всех этих ужасных событиях. Их любовь, прежде горевшая ярким костром, превратилась в маленький слабый огонёк свечи, могущий погаснуть навек от сильного дуновения ветра. Порой они надолго расставались, стремясь уйти от того обличения себе, что читали в глазах друг друга.

Уставая от этого грубого, неприветливого мира, они бежали к Горцу и просили его дать им вина. Сын гор объяснил им, что людям иногда просто необходимо забвение, уход в иную реальность. Если ты чем-то недоволен в жизни, зачем это терпеть, когда можно просто уйти от проблем и невзгод в иной, пусть и иллюзорный мир? Пока ты жив, надо любыми способами развлекаться, общаться с людьми, путешествовать, осваивать новые виды деятельности. Это даёт возможность расширить свой кругозор, лучше познать себя и стать хотя бы чуточку счастливее.

Однажды торговец винами предложил им в качестве небольшого развлечения поглядеть на землю сверху. Это было захватывающее впечатление. Они летели на большой металлической птице в небесах и видели свой мир как на ладони. Было страшно и одновременно захватывающе прекрасно ощущать себя свободным от земных оков. Сердца Иветты и Адамиса трепетали от восторга и забытой уже беспечной радости. Но эйфория от полёта быстро прошла, уступив место ещё большей тоске и тревоге.