Под соусом - Ханна Маккоуч

— Зачем все портить? — поясняет она. — Нам и так здорово.

— Разве ты не хочешь иметь детей?

— Пока нет. На самом деле даже не знаю, нужны ли они мне. И потом, чтобы родить ребенка, не обязательно быть замужем.

— А я бы хотела сначала выйти замуж, а потом уже заводить детей.

— Фу, что за консерватизм, — тянет она, разглядывая татуировку на своем животе. Затем поднимает бутылку с пивом, чокается ею со мной и с чувством провозглашает: — За консерватизм!

Не понимаю, как Дина может так легкомысленно относиться к материнству.

— Тебе не кажется, что… ну, что время уходит? — спрашиваю я.

Она хохочет и шутливо пихает меня в бок.

— Ты-то что переживаешь? Тебе сколько, двадцать пять?

— Двадцать восемь.

— Двадцать восемь! Не волнуйся, бабуля, успеешь!

— А ты? — говорю я.

— Я? Я и не волнуюсь. Что будет, то будет. Может, заморожу яйцеклетку-другую.

— Звучит романтично.

Кажется, курят здесь все. Рядом с баром — столб; если вскарабкаться на него и дотронуться до потолка, то пышногрудая Микки с осиной талией заулюлюкает, прикажет откинуть голову назад и зальет тебе в глотку текилы.

— Ах да, что еще за бред насчет Сан-Франциско? Что это ты надумала? — Дина протягивает два пальца, давая понять, что хочет сигарету.

— Ничего особенного. Просто давно мечтала.

— Я там три года прожила и, как видишь, сейчас слезы в пиво не роняю.

— Не в твоем вкусе?

— Уж больно народ там… правильный. Корпус мира, ей-богу. На нервы действовало.

— Захотелось жечь леса и вступить в Ку-клукс-клан?

— Ха, ха, ха. Очень смешно.

— А я бы не отказалась. Горы, свежий воздух, чем плохо?

— Так езжай в Нью-Полтц[31]!

— Нет, я про настоящие горы. Хочу восстановить форму, прийти в гармонию с собой. Ну зачем я обрезала волосы? Нью-Йорк меня доконал.

— Микки, еще парочку! — кричит Дина через головы крутых парней, опустошающих банки «Пабст Блу Риббон» одну за другой. — Слушай, — говорит она, проводя ладонью по «ежику» у меня на макушке, — а по-моему, тебе идет. Классная стрижка.

— Честно?

— Честно, — повторяет она без особого энтузиазма. — И знаешь еще что? Не хочется тебя огорчать, но это не город тебя доконал. Думаешь, стоит переехать — и вся жизнь изменится? В Сан-Франциско полно таких же козлов, как Ноэль, разве что подружелюбнее, в калифорнийском духе. От них никуда не денешься. От самой себя, кстати, тоже.

Мечты у меня самые радужные: классная работа, которая меня полностью устраивает, море свободного времени на велосипедные прогулки по окрестным горам к, конечно, масса симпатяг-горцев. Лживый дряхлый Нью-Йорк со своей давкой и всеми этими зелеными хитрожопыми юнцами останется в прошлом. Хотя… Пожив немного на новом месте, я обычно понимаю, что и в раю дерьма хватает. Странно только, что это не приходит мне в голову до переезда. «Хорошо там, где нас нет» — так, наверное, назвал бы этот комплекс Фрейд.

Автомат запел «Мальчик по имени Сью», и Дина предлагает:

— Потанцуем?

— Пошли, — отвечаю я, отхлебнув «Бада».

Два парня, стоящих у стойки, делают шаг вперед:

— Мы постережем ваши места.

Когда мы наконец находим свободный пятачок, уже «Лед Зеппелин» наяривают «Далеко, за холмами». Обожаю эту песню. Мы с Диной танцуем лицом друг к другу, в нашем собственном мирке. Время от времени, когда перестаем мотать головой, мы мечтательно улыбаемся. Я редко танцую в последнее время, сама не знаю почему. Приятно слушать гитару Джимми Пэйджа и подпевать Роберту Планту, старательно выводя все высокие ноты.

Взмокшие, мы возвращаемся за стойку. Рядом с моим табуретом торчит наш лохматый мыслитель.

— Матерь божья, вот она, моя погибель!.. — едва двигая губами, шепчет Дина и улыбается парню во все тридцать два белоснежных зуба: — Здорово, красавчик.

В этом вся Дина. Ей, конечно, проще: имея за спиной Стэна (я его почти не знаю, но парень вроде бы хороший), она может кокетничать напропалую, но дальше невинного флирта не зайдет. Мужики, особенно нью-йоркцы, моментально заглатывают наживку. Они будто нюхом чуют, что ей от них ничего не надо, и это придает уверенности. И им и ей.

— Привет. Я Фрэнк Стилмэн, — представляется мыслитель. Невероятно, но он смотрит не на Дину, а на меня.

— Лейла Митчнер, — отвечаю я. Мы, улыбаясь, смотрим друг на друга, пока я не спохватываюсь: — А это Дина.

— Приятно познакомиться.

— Я в уборную! — Дина исчезает в направлении туалета.

— Обаятельная девушка, — одобряет Фрэнк, кивая вслед.

— Очень, — поддакиваю я, отхлебывая пива. Еще один поклонник Дины.

— А ты?

— В смысле, как у меня с обаянием?

— С обаянием у тебя все в порядке — видно по тому, как ты танцуешь.

— Рада, что вопрос был риторическим.

Подняв глаза, я встречаю ясный, заинтересованный взгляд. Парень выглядит умным, любознательным, может быть, немножко опасным. А что у нас с обувью? Пара поношенных черных башмаков… Сойдет.

— Ты откуда? — интересуется он.

— Отсюда.

— Честно?

— Я здесь родилась и выросла.

— Повезло. Я люблю Нью-Йорк.

— Значит, сам нездешний.

— Я вырос в Вирджинии.

— Акцента у тебя нет.

— У тебя тоже. Я думал, все нью-йоркцы говорят, как Джордж Костанца[32].

— Ха. Я думала, все южане говорят, как те парни в «Освобождении».

— Один — один. — Фрэнк допивает пиво, сдвигает на затылок бейсболку и спрашивает: — Хочешь еще?

— Пожалуй.

Фрэнку достаточно приподняться и повернуть голову в сторону Микки — и она уже срывает крышки с двух бутылок «Бада».

— Держи, симпатяга, — подмигивает она, и Фрэнк улыбается на манер Роберта Редфорда в фильме «Буч Кэссиди и Сэнди Кид»[33].

Потягивая пиво, Фрэнк искоса смотрит на меня и усмехается:

— Полезешь на столб?

— Не знаю. А ты?

— Я думал, это только для девчонок, — отвечает он с хитрым огоньком в глазах.

— Не знаю, для меня ли.

— А что, ты можешь залезть?

— Не знаю, — повторяю в глубокой задумчивости. — Разве что с твоей помощью.

По правде говоря, я уж со счета сбилась, сколько раз забиралась на этот столб.

Фрэнк прищелкивает языком:

— Это, кажется, против правил. — И добавляет, мило улыбнувшись и обнаружив две привлекательные ямочки на щеках: — По-моему, нужно оставлять белье наверху.

— Гм, — я улыбаюсь в ответ, — а если я его не ношу?

— Тогда, наверно, мне придется пригласить тебя завтра на обед.

— Смело.

— Вообще-то я не такой смелый, — он понижает голос, — но приглашение остается в силе.

— Я подумаю.

Этот парень мне нравится. Симпатичный, находчивый, необычный…

После третьей текилы и четвертого пива я ни с того ни с сего сообщаю:

— А у меня раньше были длинные волосы!

— У тебя замечательная прическа, — отзывается Фрэнк. — Стильная, сексуальная. Не могу представить тебя с длинными волосами.

Хороший ответ. Я не стала возражать, что для полного сходства с лесорубом мне к этому «ежику» недостает только клетчатой рубахи.

— У меня и мать и сестра носят короткие стрижки, — продолжает он.

— Ну и как?

— Мне они обе очень нравятся, — просто отвечает Фрэнк.

Позже, когда мы просто сидим и молчим, он берет мою руку в свою и говорит:

— Красивая.

Внимательно рассматривает ее и добавляет:

— Пальцы длинные.

У меня небольшой комплекс по поводу темных пятен от масла под ногтями. Объясняю ему, что я — повар и что сколько ни три их щеткой, до чиста не отмыть.

— Она еще и готовит! — восторженно выдыхает Фрэнк, широко раскрывая глаза. Перевернув мою правую руку, он замечает родимое пятно в форме полумесяца, которое не замечает никто и никогда.

— Что это? — спрашивает он.

— Обожглась пудингом.

Он готов поверить:

— Правда?

— Нет. Родимое пятно.

— Ты словно картина, — признается Фрэнк, — все время открываешь что-то новое.

Я удивленно смотрю на него — что за шутки? — а он смеется:

— В чем дело? Я честно!

Я подкалываю его:

— Начитался руководств типа «Как завлечь женщину»?

— Почему бы и нет? Все, конечно, принимать на веру не стоит, но очень поучительно. — Он поглаживает коричневый полумесяц.

На пальцах у Фрэнка пара толстых серебряных колец; ногти правой руки длинноваты: «чтобы удобнее было щипать», как он выразился.

— Девчонок?

— Ага, — он слегка щиплет меня за щеку, — и струны гитары.

Рукава его фланелевой рубашки закатаны до локтей; руки сильные, с крупными венами. Я замечаю татуировку.

— Это что? — спрашиваю, показывая на тату.

Фрэнк закатывает рукав повыше:

— Новая Земля.

Я пытаюсь разобрать архаические печатные буквы.