Секрет Жермены - Луи Буссенар

На минуту нахальный малый растерялся при виде почтенной особы. Старческим, немного дрожащим голосом священник предложил ему сесть, поправил очки в роговой оправе и спросил, зачем он пришел.

— Прошу прощенья, но у меня дело не к вам, господин кюре. Мне необходимо видеть графа Мондье.

— Я пользуюсь его полным доверием, говорите со мной как с ним самим.

— Извините, господин кюре, — решительно сказал Бамбош. — Раз его нет, я подожду.

— Вы же видите, я занимаю его комнату, у меня ключи от всех ящиков. Я его заменяю во всем и для всех. Я принимаю всех, кто его посещает по делу.

— Я еще раз говорю: нет! — забыв о вежливости, заговорил Бамбош. — Будь вы его брат, отец или дедушка, черт меня забери, если я скажу хоть слово!

Тут священник расхохотался и выпрямился. Руки его перестали дрожать, он стянул с головы седой парик, сорвал очки, скинул сутану, и Бамбош, совершенно ошеломленный, захлопал в ладоши.

— Провалиться мне! Это вы, патрон! Ну и ловки же!

— А ты молодец, Бамбош, — ответил граф, надевая халат. — Ты верен и умеешь молчать, я вознагражу за это.

— Здо́рово вы маскируетесь, патрон. И так естественно.

— Да, это один из моих маленьких фокусов. Благодаря ему сегодня удалось увезти сестер Жермены. Двух заложниц. Я воспользуюсь ими, когда потребуется укротить князя и заманить Жермену куда мне заблагорассудится. Теперь расскажи, что нового там?

— Дела плохи, патрон.

— Рассказывай.

— Так вот, малютка заговорила. Простак князь делает все, что она захочет. Сегодня он ездил на улицу Поше.

— Слишком поздно, раз клетка уже пуста.

— Вы приняли правильные меры предосторожности.

— Жермена все сказала князю?

— Нет. Даже не назвала вашего имени.

— Прекрасно!

— Но завтра она должна дополнить признания. Сказать, кто ее похитил и все прочее.

— Ни к чему, чтобы он это знал.

— Я того же мнения.

— Для этого есть только одно средство…

— Убрать князя.

— Прекрасно! Мы хорошо понимаем друг друга. Берешься сделать это?

— Да!

— Не побоишься, не поколеблешься?

— Вы же знаете, что я не постеснялся с Бобино, типографом, пропавшим в один день с Жерменой.

— Верно говоришь.

При этих словах Мондье открыл сейф, взял из него пригоршню золотых и дал Бамбошу.

— Это тебе на развлечения.

— Спасибо, патрон! Одна радость работать на вас!

Затем граф достал флакон с притертой пробкой. Там содержалась жидкость, прозрачная, как дистиллированная вода. Мондье сказал:

— Здесь достаточно, чтобы отправить на тот свет четверых, таких же здоровых, как князь, причем смерть наступит без конвульсий, без агонии. Жидкость не имеет ни вкуса, ни запаха, никаких признаков, по коим можно заподозрить, что это сильнейший яд. Человек засыпает и больше не просыпается, и нет никакого противоядия.

— Да, но существует вскрытие, экспертиза судебной медицины, химический анализ. Все они занимаются исследованием внутренностей покойного, и в результате виновника смерти гильотинируют, — возразил Бамбош.

Граф пожал плечами.

— Это относится к ядам, изобретенным в цивилизованном обществе, они обязательно оставляют какие-то следы. А дикари в этом смысле посильнее ученых. Вот, например, южноамериканские индейцы используют кураре и мауак. Укол иглой, колючкой или древесной щепкой, смазанной кураре, и человек умирает мгновенно, как от пули, попавшей в самое сердце. Капля мауака в стакане воды убивает как полный стакан раствора мышьяка! Притом в теле, в крови — решительно никаких признаков отравления, анализы ничего не показывают.

Бамбош смотрел на флакон с восхищением и страхом. Граф продолжал:

— Этот сосуд содержит уйму смертельных доз, разведенных в дистиллированной воде. Ты добавишь сегодня вечером, самое позднее завтра утром, всю эту жидкость в питье, какое обычно употребляет князь, и через пять минут после того, как он выпьет, мы от Мишеля Березова избавимся навсегда.

— Сделаю все, как вы приказали, — без колебаний сказал Бамбош.

Он возвращался в дом князя, размышляя, как добиться, чтобы враг непременно выпил отраву.

«Не могу же я насильно влить ему питье в рот, как собачонке, — думал он. — Надо сделать так, чтобы у него не возникло подозрения».

Мысль о преступности замысла нисколько не смущала мерзавца. Бамбош принадлежал к новому поколению негодяев, чьи жестокость и развращенность намного превосходили злодейские качества прежних преступников. Для нынешних молодых преступность — как бы естественное состояние. Они действуют совершенно спокойно. Убить человека для них почти то же, что раздавить насекомое или свернуть шею птенцу. Бамбош уничтожил бы князя не задумываясь, если бы при этом не рисковал собой. Он был по натуре трусом, этот наглец.

Дойдя до улицы Ош, он прищелкнул пальцами, сказав себе: «Самые простые средства всегда оказываются самыми лучшими… Я, кажется, придумал…»

Развлекаясь в обществе богатых бездельников, князь выпивал много шампанского и изысканных вин, без конца курил дорогие сигары. После этого у него все горело внутри и мучила жажда, дома он заглушал ее водой, не прикасаясь к спиртному. С тех пор, как под его попечением оказалась больная Жермена, молодой человек почти никуда не выходил, вел жизнь едва ли не аскета, но привычка потреблять много воды его не оставляла. Днем он почти все время проводил в курительной. Навещая больную, Мишель шел через комнату, служившую библиотекой и гостиной. Там, посередине, на столике, покрытом дорогой восточной тканью, на большом хрустальном подносе всегда стоял питьевой прибор: графин, полный прозрачной воды, стакан, сахарница, ложечка и бутылочки с разными сиропами. Воду предварительно пропускали через фарфоровые фильтры, чтобы туда не попала не только соринка, но и никакие микробы, или, по-иному, бактерии[27], которых все так боятся с тех пор, как их открыли; при этом большинство не догадывается, что этих крохотных убийц невозможно «выловить» никакими фильтрами, что доказал великий ученый Луи Пастер.

Бамбош по обязанностям своей службы имел сюда доступ. Парень сказал себе: «Вот куда я налью яд». И вот он заявился, чтоб якобы помешать дрова в камине; без малейшего колебания влил в графин смертельный яд и спокойно удалился, бормоча себе под нос: «Как только князь захочет пить, ему придет каюк».

Не миновало и пяти минут, как Мишель, выйдя из курительной, стал на цыпочках пробираться через гостиную, чтобы узнать у монахини, спит ли Жермена. Проходя мимо графина, он почти машинально протянул руку, чтобы налить в стакан воды…