Анна - Захар Сергеевич Левин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надеюсь хотя бы в мое отсутствие вы все втроем наконец-таки разговоритесь. – медленно проговорила Ангелина Андреевна по пути к дому.
Уже на крыльце у нее зазвонил телефон, с озадаченным видом она ответила на звонок и вообще весь разговор вела с таким видом. Лиза старательно, неловкими движениями начала расстёгивать свой плащ. Данил прямиком потащился в комнату не раздеваясь. Хозяйка выдавала короткие ответы в телефон, одной рукой, помогая дочери.
– Мне нужно уезжать уже завтра. – сказала хозяйка Анне когда звонок был сброшен. – Вы справитесь?
– Да, не переживайте, если что я позвоню. – уверенно отвечала Аня.
– Непременно звоните, звоните и без "если что", чтоб я не волновалась как вы тут, договорились?
– Хорошо, буду звонить каждый вечер. – пообещала Аня и пошла за Лизой в детскую, смотреть ее новую картину.
Черемцов уже подъезжал к дому родителей, рассчитался крупной купюрой, попросил водителя сдачу оставить себе, и торопливо вышел из такси. Быстро хлюпая по лужам, он вспоминал номер квартиры, надоедливая консьержка обязательно ведь спросит, в какую он направляется. Позвонил в дверь, которая сию же секунду была отворена, будто хозяева стояли на пороге и ждали гостя. Сергеевича обдало едким запахом старости, а на пороге его ждал отец. Крупный с животом и круглым лицом мужчина в годах стоял с уставшим и запуганным видом, губы под его густыми белыми усами были сжаты. А в глазах светилась забота, настоящая отцовская забота.
– Заходи, Серёж, давай-давай, что ты как не родной. – в пол голоса затороторил отец, отгоняя жирного надоедливого кота. Родители Черемцова на удивление были очень странной парой. Их союз, как водолея и льва, ставил под удар точность астрологии, как науки. И вообще кто сказал, что она точная? Они давно уже жили за счет пенсионных выплат, а все их развлечения составляла дача за городом и редкие вылазки за грибами. В прошлом, оба супруга преподаватели ВУЗа, где как раз таки и закрутился роман. Отец преподавал экономическую теорию, а мать английский язык. На 80-ом году жизни их постигла беда, невесть как, мать подхватила воспаление правого легкого и совсем слегла в постель. Всю жизнь вела здоровый образ жизни, а помирает как простой заядлый курильщик.
– Проходи на кухню, потихоньку, пошли. – в пол голоса говорил отец. – она уже спит, не будем ее беспокоить.
Черемцов провалился на стул и потер глаза руками.
– Устал, сынок? – суетясь на кухне, спрашивал отец.
– Последнее время жизнь меня одаривает проблемами сполна.
– Подожди, сейчас все обсудим, ты же надеюсь не за рулем. – обернулся на сына отец. В ответ тот покачал головой. Мигом на столе появился дешёвый коньяк, колбаса, криво нарезанная толстыми кусками, сыр в таком же виде и лимон. Отец разлил коньяк по рюмкам.
– Я слышал, что она ушла от тебя, не переживай, на этом жизнь не кончается, давай по первой. – рюмки звякнули и опустели.
– Почему она не обратиться в больницу? – кривясь от лимона, спрашивал Черемцов.
– Ты же знаешь мать, она в больницы после того случая ни ногой. – ковыряясь вилкой в тарелке говорил отец
Как не крути, но придется всё-таки раскрыть все тайны семьи Черемцовых – первые роды матери были неудачными, она родила труп, в чем и обвинила врачей, её тогдашнее состояние трудно описать, восстанавливалась она очень долго и теперь вид больницы и вообще любое упоминание медицины вызывал у матери панический страх.
– Давай еще по одной – разливал отец коньяк по самые края рюмок. – как на работе?
– Меня повысили до руководителя.
– Дак что же ты молчишь, у нас значит тут повод есть, а мы пьем просто так, за нового руководителя. – поднял рюмку отец.
– Что-то вот никаких чувств у меня это обстоятельство не вызывает. – морщился от крепости коньяка Черемцов.
– Тебя гложит обида на нее?
– Не знаю, не могу разобраться, хожу как не прикаянный, ей богу у паршивого таракана жизнь несет больше смысла.
– Если все держать в себе боль не пройдет, она загонит тебя в депрессию. И не забывай: иногда чтобы сделать человеку хорошо нужно сначала сделать больно. – рассуждения отца никак не взбадривали сына, он уставился на кухонную плиту и не подвижно сидел.
– Я конечно это понимаю, но…но я не понимаю что не так, я холодно отнесся к ее уходу, я вообще стал безэмоциональный, кризис среднего возраста? Да, возможно, а что если нет? – рассуждал сын.
– Кризис кризисом, но действительно проблем у тебя хватает, я слежу за всеми событиями, знаю про этот монастырь, и догадываюсь, что расследование по делу встало на месте. Ты не переживай, эта черная полоса она пройдет. Обязательно! – откручивая пробку, заключил отец.
– Я вот сейчас сижу и понимаю, что уже слишком стар, как я буду с другой женщиной? Вот как это? Снова привыкать, притираться к друг другу, да мне просто лень это опять делать. – рюмка коньяка прервала речь сына, после глотка пошло тепло по желудку и больше расслабило тело и разум, – Я в доме то не могу находиться, там сплошь и всюду шерсть от ее кошки, ох как я возненавидел эту тварь хотя сам ей её подарил.
– Тебе нужно взять перерыв, отойти от дел, так сказать перезагрузиться, сынок, нельзя, будучи злым, исправлять зло.
– А это зло, черт бы его побрал, я даже ума не приложу, что происходит сейчас в нашем городе, от меня теперь ждут решений, а я как валенок, налей еще. – наконец сын повернулся и посмотрев на отца, его глаза уже блестели от коньяка, но там все также выражалась отцовская забота.
– Сынок, беречь себя нужно. Ты получился у нас очень особенный, большинство людей больше интересует, как получше жить в этом мире, чем как он произошел, ясное дело каждый человек как отдельная планета, но такие как ты всегда ценились высоко.
– Да ничего особенного во мне нет, не льсти мне, лутше подрежь лимона еще, люблю лимоны. – слегка пьяненький Черемцов бездушно смотрел в пустую тарелку, где до этого лежал любимый фрукт.
– Знаешь, меня всегда раздражала твоя манера не соглашаться со всеми вокруг, не будь ты особенным не дошел бы до такой должности, так и сидел бы на пропускном посту, сюда дураков не берут, да еще и сами позвали. Но с другой стороны я понимаю, что твое несогласие со всеми это и есть часть особенного характера, эдакий против системы весь. – криво нарезая
