Джек Ричер, или Вечерняя школа - Ли Чайлд

И никакой информации.

– У нас есть три самоволки плюс офицер, который категорически отказывается сказать, где он находился в тот день.

Подполковник.

– Что насчет самоволок? – спросил Ричер.

– Все рядовые первого класса. Пехотинец, танкист и медик.

Рядовые первого класса.

– Теперь у медиков принято сбегать со службы? – удивился Ричер. – И когда это началось? Как долго они отсутствовали?

– Медик – неделю, пехотинец – полторы, парень из танковых войск – четыре месяца.

– Четыре месяца – это долго.

– Его не могут найти. Он ни разу не воспользовался своим паспортом, так что, возможно, все еще находится в Германии. Но теперь это большая страна.

– Что известно про офицера, который отказывается говорить, где он был?

– Он командует пехотным подразделением.

– Ты навела о нем справки?

Самая эффективная в мире разведывательная сеть.

– Вполне себе правильный, – ответила Нигли, – но ему не понравилось то, что происходило в Заливе, и теперь он смотрит сквозь туман на Восток и Советы, только вот они давно перестали существовать. Он недоволен и раздражен и время от времени говорит об этом вслух.

– Оппозиционер.

– Но не самый ярый.

– А почему они не знают, где он был?

– Он выписал себе командировку. Изучение нового оружия и тактики. В общем, обычное дерьмо. Жизнь меняется, непонятно, что ждет нас в будущем, и тому подобное. Он много путешествует и обычно не должен отчитываться, где бывает. Но в этот раз его спросили, однако ответа не получили.

– Где он сейчас?

– Его отправили домой, потому что вопрос поступил из Западного крыла, от главнокомандующего. Никто не знает, что делать дальше. И никто не понимает, значит это что-либо или не значит ничего.

– Нам стоит поставить эти слова в качестве девиза под двумя скрещенными вопросительными знаками на наши нашивки.

– Я уверена, что его разместили где-то неподалеку от Пентагона и в будущем парня ждут расспросы на очень высоком уровне. Если вы хотите поговорить с ним, мы легко его найдем. – В следующее мгновение она сказала: – Подождите, – и принялась перебирать листы в своей стопке бумаг. – Черт подери, подождите-ка…

Нигли нашла нужный листок, просмотрела его, потом еще раз.

– Я знаю, где он был неделю назад, – сказала она.

Ричер прочитал то, что было написано на листке, вверх ногами. Имена и номера рейсов. Тридцать шесть американцев. Работа Вандербильта.

– Цюрих, – сказал он.

Нигли кивнула.

– Ровно за семь дней до встречи с курьером он прибыл туда днем, как раз чтобы успеть выпить чашку кофе, и вернулся назад поздно вечером, после ужина. Но он не может быть нашим парнем. Наш придумал бы историю о том, как он провел интересующий нас день. Так ведь? Он соврал бы, а не стал молчать точно рыба. И что, по его представлениям, мы станем делать? Поверим слову джентльмена?

– Узнай, где он находится, – сказал Ричер. – Позаботься, чтобы им стало известно, что вопрос исходит от главнокомандующего. Скажи, что мы за ним приедем, посадим на заднее сиденье машины и покатаемся вокруг квартала.

Заинтересовавший их офицер находился в Майере, в казарме для откомандированных туда офицеров. По прикидкам Ричера, новый приказ «посадить-в-машину» поступил примерно за двадцать минут до их появления, вероятно, из Объединенного комитета начальников штабов, что, естественно, добавило ему веса. Джек решил, что нужный им офицер либо сбежит до их приезда, либо подготовится к встрече. Оказалось, что он выбрал второе и вышел из двери своей комнаты, как только черный «Шевроле» остановился у тротуара.

Нигли сидела за рулем, Ричер устроился сзади, справа. Офицер забрался в машину и сел за Нигли – прямо, спина напряжена, руки лежат на коленях, как будто он оказался на церковной скамье под пристальными взглядами огромной толпы прихожан. Звали его Бартли, ему было за сорок, но не намного, среднего роста, худой. Явно с характером, выдержанный, выносливый, но начавший терять силу. Лидер, однако уже не такой безоговорочный, как прежде. Он был в полевой форме, симпатично помятой, и от него пахло мылом.

– Будьте любезны, полковник, повторите приказ, который вы получили, – попросил Ричер.

– Я должен сесть в машину, в которой находятся два офицера военной полиции, – ответил Бартли. – Во избежание каких-либо сомнений с моей стороны меня поставили в известность, что я буду целиком и полностью находиться в их юрисдикции и обязан максимально честно отвечать на все заданные мне вопросы, потому что, опять же во избежание сомнений с моей стороны, мне сообщили, что данный приказ поступил лично от главнокомандующего.

– А он классно умеет обращаться со словами, верно?

– Он был юристом.

– Они все были юристами.

– О чем вы хотите меня спросить?

– Вы выбрали неудачный день, чтобы исчезнуть с радаров, подполковник, – сказал Ричер.

– Мне нечего сказать по этому поводу.

– Даже если вас спрашивает главнокомандующий?

– Речь идет о частном деле. Тот день не имеет ни малейшего отношения к моей профессиональной деятельности и обязанностям.

– Приятно слышать. Но я думаю, дело как раз в этом. Они хотят знать, чем вы занимаетесь в свободное время. Вы старший офицер, что накладывает на вас определенные обязательства. То, чем вы занимались, может быть плохим или, наоборот, очень хорошим. Вам следует нам все рассказать, потому что иначе у нас разыграется воображение и нам не удастся держать его в узде.

– Мне нечего сказать.

– Вы совершаете тактическую ошибку. Привлекаете ненужное внимание. Дыма без огня не бывает. Это точка невозврата, полковник. Момент, когда все отправляется псу под хвост. Возможно, из-за ничего. Или из-за мелочи, которая другим сошла с рук. Но вы намерены рухнуть с высоты на землю и сгореть в пламени. В лучшем случае вы отправитесь в стойло. Или ваше имя навсегда пометят звездочкой. Вроде: «Мы не уверены насчет этого парня».

Бартли вытер ладони о брюки и ничего не сказал.

– Мне плевать на то, что вы сделали, – продолжал Ричер. – Если только это не одна определенная вещь, но я не думаю, что вы в ней замешаны. Я имею в виду, что шансов немного.

– Я уверен, что это не то.

– Ну да, конечно.

– У вас нет причин мной интересоваться.

– Не сомневаюсь, что так и есть. Но я должен посмотреть людям в глаза и сообщить свое честное мнение. Если это не то, что нас интересует, я буду счастлив сказать «нет», и больше ничего. Я буду счастлив сказать «не задавайте вопросов, потому что тут совсем другое». Ваш секрет останется с нами. Но сначала мне необходимо узнать, какого рода это «другое», поскольку мои слова должны прозвучать убедительно. Мне необходимо высказать свое мнение с уверенностью и авторитетностью, которые основываются на неоспоримых фактах.

– Ничего важного.

– Тут пан или пропал, подполковник. Когда оказываешься в яме, прекращай копать. Мне действительно все равно, где вы были и что делали. Я даже не стану никому ничего докладывать. Секс, наркотики или рок-н-ролл, мне плевать. До тех пор, пока это не то, что меня интересует. Что, как мы с вами согласились, маловероятно. На самом деле я хочу задать вам совершенно другой вопрос. Совсем другой.

– Какой?

– Это не главный вопрос, хорошо? Мы начнем с второстепенного. Не слишком важного. Скажем так, тренировочного. Вы бываете в Цюрихе каждую неделю?

Бартли молчал.

– Простой вопрос и простой ответ, который может подарить вам свободу, подполковник, – сказал Ричер. – Одно словечко, и вы пойдете дальше без единого пятнышка на репутации. Или не пойдете.

– Почти каждую неделю, – ответил Бартли.

– Включая тот день, про который вас спрашивают?

– Да.

– У вас остался билет на самолет?

– Да.

– Вы прибыли после ланча и улетели после ужина?

– Да.

– Вы ходили в банк?

– Да.

– С чем?

– Разумеется, с деньгами. Но они мои. И получены законно.

– Не объясните, в каком смысле?

– Что произойдет, если объясню?

– Зависит от того, что вы скажете и позорят ли ваши действия армию.

– А если позорят?

– Рискните.

Бартли молчал.

– Сами подумайте, подполковник, – сказал Ричер, – вы умный человек. Уверен, что у вас есть университетское образование. Это же не расщепление атома. Вы получили приказ сесть в нашу машину из Белого дома через Объединенный комитет штабов. Таким образом, как вы думаете, на кого мы работаем?

– Совет национальной безопасности.

– Насколько сильно они могут вам навредить?

– Очень сильно.

– Даже сильнее, чем вы можете себе представить. В миллион раз хуже, чем скандал, который разразится, если станет известно, что вы перевозите деньги в Швейцарию. Если скандал разразится. Однако ничего страшного может не произойти, если деньги ваши и заработаны легально. А вы сказали, что так и есть.

– Я прячу их от жены, с которой собираюсь развестись.