Альковные секреты шеф-поваров - Ирвин Уэлш

— Что ты думаешь насчет «Психонавтов»? Говорят, неплохая игрушка, не то что стрелялки для ботаников. Ни дурацких террористов, ни принцесс.

— Я в нее не играл,— отвечает Кибби с опаской, затем чуть-чуть открывается: — Мой друг Ян ее недавно прошел. Говорит, клевая. Новая вещь, у нее в обзорах рейтинг 8,75.

— Ага, круто…— киваю я тоскливо.— Слушай, Брай, я сейчас иду в управление жилищного строительства, там у них пьянка намечается. Из наших будут Шеннон и де Муар. Ты как?

— Я не могу,— сопит он.— Надо еще кое-чего доделать, пару заведений проинспектировать.

Глупая ты мандавошка! Представляю, как тебе обрадуются в ресторанах в это время года!

Уже подойдя к своему столу и взявшись за телефон, чтобы позвонить Макензи, я слышу за спиной дрожащий голос:

— Так ты думаешь, мне надо… по правде?.. ну, с де Фретэ?

— Честность — лучшая политика!— ухмыляюсь я, падая на стул и снимая трубку.— Ты же знаешь это выражение: будь честен перед собой.

Брайан Кибби шаркал по улице Роял-Майл мимо мрачных домов, подпирающих низкое небо. Оброненные всуе слова о честности резонировали в его ушах, поднимая бурю, о которой Скиннер мог только мечтать.

Дэнни прав… Будь это лучший ресторан Британии и самый знаменитый повар мира — правила для всех одинаковые!

Мрачные тучи раздвинулись, вот-вот должно было показаться солнце. На террасе у «Маленького садика» собралась внушительная толпа в строгих костюмах. Кибби сразу понял, что имеет дело с заведением высокого класса, свободным от традиционных штампов: рождественские декорации практически отсутствовали, только скромная елочка в углу напоминала о времени года. Он вошел в полутемный зал, отделанный красным деревом и магнолией; ноги уютно погрузились в роскошный ковер. Все дышало идеальной свежей стерильностью. Трудно было поверить, что на кухне процветает описанная Скиннером помойка. Во время работы младшим инспектором в Файф Кибби усвоил житейское правило, впоследствии подтвержденное несколькими тренировочными проверками под надзором Фоя: если обеденный зал содержится в чистоте, то и кухня соответствует высочайшим гигиеническим стандартам.

Но из каждого правила бывают исключения.

Невозмутимый метрдотель при виде инспекторского удостоверения надул губы и кивнул в сторону вращающихся дверей. Кибби толкнул их — и оказался на кухне. Сердце его опустилось. Он приготовился, что будет жарко, однако волна душного пара чуть не сшибла его с ног. Первое, что он увидел в клубах горячего тумана, был сам де Фретэ, с царственной задумчивостью облокотившийся на стойку. Ноздри знаменитого повара трепетали, выхватывая ароматы жарящейся, варящейся и пекущейся пищи, мозг стрекотал, перебирая грандиозную картотеку хранящихся в памяти рецептов; у его тучных ног копошилась коленопреклоненная девчушка в комбинезоне, перекладывая пакеты из картонного ящика на нижнюю полку.

Кибби услыхал свист тяжелой одышки, хорошо знакомой по телепередачам, увидал надменную уверенность в темных глазах и каменной трещине узкого рта. В памяти вспыхнул и погас легкий блик узнавания: вальяжная поза, голос, брань, грубые шутки — все это уже было когда-то…

Он приблизился к толстому повару, дрожа как осиновый лист: даже поверхностный осмотр говорил о категорически плачевном состоянии кухни. Де Фретэ смерил его с ног до головы чугунным взглядом, начисто лишенным любви.

— А, новый парнишка из управы! Как поживает мой приятель Боб Фой?

— Х-хорошо,— пискнул Кибби, думая о вспыльчивости Фоя и вспоминая слова Скиннера… Но кухня де Фретэ действительно грязна! А грязная кухня — источник заразы. Правило номер один. Которое инспектор не может игнорировать.

Беспорядок же вокруг царил поистине вопиющий. Конечно, Скиннер в своем отчете слегка переусердствовал, однако пол и большинство горизонтальных поверхностей нуждались не просто в чистке, а в смене покрытия. Мало того, ящики и канистры с продуктами загораживали проход, пожарная дверь стояла нараспашку, а персонал был одет, мягко говоря, неподобающе. Да и сам де Фретэ был потен, небрит и растрепан, словно только что проснулся с бодуна.

Наверное, это из-за праздников… И все же ресторан есть ресторан!

Де Фретэ приблизился, навис массивной тушей — он был настолько же выше и жирнее среднестатистического человека, насколько Кибби — ниже и тщедушнее.

— Значит, из управы? Я помню, у вас там есть симпатичная зайка… то есть, пардон, санитарный инспектор. Как же ее зовут?

В ноздрях у шеф-повара клубились черные волосы, дыхание давило горьким смрадом. Кибби потел и трясся, шею припекало, как на тропическом пляже.

— Шерон? Шеннон?— вспоминал де Фретэ.— Точно, Шеннон! Конфетка, а не девочка. Она еще работает?

— Н-ну да,— прохрипел Кибби.

— Что-то ее больше не присылают. Жаль, жаль! У нее кто-нибудь есть? Не в курсе?

— Не знаю,— соврал Кибби, чуть не падая в обморок от близости исполинского повара. Де Фретэ, похоже, пытался произвести впечатление жизнерадостного жуира, но его каплевидная клоунская фигура дышала лишь недоброй нахрапистостью. Кибби знал, что у Шеннон есть парень, однако не собирался рассказывать об этом посторонним, особенно грубому толстяку.

— Ну ладно, работай, не отвлекайся,— быстро сказал де Фретэ.— У нас тут как на курорте. ПРАВДА, РЕБЯТА?!— Он обернулся к двум грузчикам, стоящим без дела у тележки.— КОГО ЖДЕМ, А?!

Грузчики поспешно схватились за коробки, а Кибби отправился бродить между переполненными мусорными баками и грудами лежащих на проходе продуктов, старательно делая пометки в отчете. Жара была иссушающей, духовые шкафы ревели, как бухенвальдские печи. Сколько ни готовься, привыкнуть к этому невозможно — горнило ресторанной кухни в разгар обеденных часов потрясает даже видавших виды инспекторов. Работа здесь тяжелее, чем на каторге; фигурки в одинаковых комбинезонах снуют в раскаленном воздухе, как муравьи, орут друг на друга… Первые заказы уже поступили: шотландские парламентарии, ожидавшие снаружи, очевидно, уселись за стол.

Кибби вдруг почувствовал, как сильные пальцы ухватили его с шокирующей интимностью: де Фретэ приобнял юношу за талию и повлек, энергично вальсируя, по захламленным проходам, мимо готовивших заказы поваров и спешащих с подносами официантов, подмигивая с напускной доброжелательностью и больно, до синяков, сжимая хрупкие ребра. Но Брайан Кибби даже в этой ситуации пытался исполнять свой долг и сквозь липкую вуаль унижения примечал нарушения и огрехи.

Будь честен перед собой.

9. Новый год

На вечеринке в управлении жилищного строительства я свалял дурака. Это была обычная корпоративная пьянка с болтовней об аренде и социальных программах, с разливанным морем спиртного, с блюющей по углам неопытной молодежью, с парочками, запирающимися в кладовках, чтобы торопливо сорвать запретный плод пьяной похоти, чреватый горьким послевкусием.

Я спьяну разоткровенничался с Шеннон, распустил сопли. Она ответила тем же: я рассказывал про Кей, она про Кевина; наверное, у обоих накипело. А тут еще какая-то нетрезвая дурочка подбежала, подняла у нас над головами венец из омелы — пришлось целоваться, и невинный рождественский чмок превратился в затяжные объятия и лобзания длиною в ночь: мы цеплялись друг за друга, как осиротевшие обезьяньи детеныши, вокруг которых рушился мир,— по крайней мере я чувствовал себя именно так, да и Шеннон, похоже, разделяла мои чувства.

На следующее утро я двинул прямиком в торговый центр «Сент-Джеймс» и купил в магазине у Сэмьюэла бриллиантовое обручальное кольцо. Без малого четыре сотни. Потом повез Кей на стадион «Тайнкасл» смотреть дерби, а оттуда к ее матери встречать Новый год. Эта часть прошла легко, я просто расслабился и наблюдал — а что еще делать? Кругом, куда ни глянь, фотографии Кей: малютка в балетной пачке, длинноногая девчонка в любительской постановке мюзикла «Парни и куколки», ряд застывших пируэтов — ее первая постоянная работа в экспериментальной труппе… Я следил за суетливым подобострастием тетушек, дядюшек, бабушек и прочей родни, за беззаботным порханием Кей, принимавшей это внимание как должное, и думал, что все девчонки в школе, должно быть, тайно ненавидели ее — за гибкое сильное тело, за роскошные волосы и великолепные зубы, за исполненную энтузиазма открытую улыбку, за неизменный оптимизм — за все то, что я в ней любил, как любят дорогие неожиданные подарки.

И эта девушка станет моей женой.

В тот день я не сделал ей предложения. Мне хотелось, чтобы в момент, когда я стану на колени и протяну ей кольцо, мы были наедине, только я и она. И чтобы я был абсолютно, хрустально и продолжительно трезв.

А теперь все опять по-старому, обычная рабочая мясорубка. Никакого периода послепраздничной релаксации. Такое впечатление, что основная масса офисного скота просто не заметила Рождества и Нового года. Старый козел Айткен, я слышал, даже радовался вслух, что праздники наконец прошли и все вернулось в норму.