Цена империи. Фактор нестабильности (СИ) - Влад Тарханов

— Хорошо, Дмитрий Иванович, ваше замечание принимается и если мне не удастся убедить Владимира Павловича изменить отношение к сему проекту, то придётся его заменить. Но пока давайте рассмотри остальные вопросы. Разговор продолжился ещё почти час и, когда он уже подходил к концу, в мой кабинет не вошёл, а влетел растрёпанный и разгорячённый Сандро, отмахиваясь от дежурного адъютанта и секретаря толстым книжным томом, на коричневом корешке коего можно было прочитать: Граф Л.Н. Толстой «Война и Мир».

— ПаПА, мне нужно срочно сообщить тебе важную вещь, — начал он с порога, но заметив Менделеева чуток смутился и извинился: — простите, Дмитрий Иванович, но я не знал, что отец не один.

А вот такое поведение не допустимо. И сейчас следовало публично, но очень тонко отчитать своего сыночка. Кстати, давно мечтал это сделать, ибо мой дражайший учитель, разместившейся с максимальным удобством в теле и сознании Сандро, иногда позволял себе лишнее в разговорах и действиях. Но хвала небесам, сие происходило обычно без свидетелей. Ну что же, приступим к экзекуции.

— Присаживайся, сынок, — с обманчиво тёплой улыбкой начал я отеческим тоном. — Позволь на секунду взглянуть на книгу. Что тут у нас: «Война и Мир», роман, том 4. Взгляните, Дмитрий Иванович, как бежит время. Мой Сандро уже читает романы, тем паче самого графа Толстого. Похвально, весьма похвально.

Менделеев, который отлично понял мою игру охотно меня поддержал:

— Да, Лев Николаевич великий писатель, кудесник слова. Но, позвольте полюбопытствовать, что же вас так встревожило и поразило, юноша? Поле битвы Аустерлица, или описание первого бала Наташи Ростовой? Признаться, когда моя супруга перечитывала сцену смерти князя Болконского, то просто расплакалась. Да и я, чего греха таить, немного прослезился.

Сандро покраснел, ибо давненько академик Коняев, а точнее его память и душа не подвергались подобной экзекуции. А тем временем воспитательная работа продолжалась.

— Сандро, как человек военный и к тому же артиллерист, я бы не советовал тебе полностью доверять тому, что пишет граф Толстой, ибо порой его гениальное перо, делает непростительные ошибки. Во всяком случае, упаси тебя Бог изучать историю России и Отечественной войны по сему роману. Для начала, постарайся прочитать трактат Авраама Сергеевича Норова «Война и мир 1805—1812 с исторической точки зрения и по воспоминаниям современника». Это написал человек, который лично бился на Бородино и потерял там ногу.

Сандро попеременно то краснел, то бледнел, но молчал и явно не собирался покидать мой кабинет. Тем временем, Дмитрий Иванович, который сам имел сына, вежливо решил откланяться и оставить нас наедине. Едва он покинул кабинет, мой отпрыск метнулся к двери, убедился, что она надёжно закрыта и перешел в контратаку:

— Ну что, ученичок, покуражился? Отвёл душу? — яростно, но не громко прошипел он. — Хотя, — он на мгновенье замолк, явно прислушиваясь к своим мыслям и ощущениям, — каюсь и я был не прав. А теперь, как говорил Фемистокл: «Бей, но выслушай!». Мы попали в прошлое не нашей ветви истории, сам это знаешь, отличий есть достаточно. А вот что я сумел обнаружить читая Толстого. Смотри сам, здесь в томе четвёртом написано, что губернатор Москвы граф Ростопчин погиб, когда поджигал свой дворец в поместье Вороново. Я позволил себе некую вольность и обратился к твоему секретарю Витте с просьбой перепроверить эти сведенья, ссылаясь на твоё задание по написанию доклада о войне двенадцатого года. Кстати он, полностью поддерживает твою оценку о той вольности, с которой Толстой относится к отдельным историческим фактом. Но в данном случае, граф не соврал. И более того при пожаре и взрыве дворца, погибла и жена Ростопчина, и почти все дети, а в нашей реальности она дотянула до 1859 года. Единственным наследником сего имения остался его сын Андрей Фёдорович Ростопчин, родившейся за год до вторжения Наполеона. Его загодя отправили с кормилицей, воспитательницами и прочей свитой в Калугу, где проживала Александра Ивановна Протасова, вдова сенатора Протасова, отца его матери. То бишь к тётушке. Когда он вырос и вступил в права наследования, то не пожелал восстанавливать сгоревший дворец, от которого остался лишь фундамент.

— Ну и какой наш интерес в этом деле? — осведомился я, ибо уже изрядно устал и мечтал лишь об одном: принять ванну и проспать хотя бы часов шесть.

— А в том, мой любимый, но порою бестолковый ученик, — немедленно отпарировал академик, — что есть весьма большие шансы на то, что громадные запасы серебра, да изолотишко, которое губернатор Ростопчин по некоторым данным вывез из Московского монетного двора, лежат теперь в громадных подвалах и ждут тех, кто их разыщет. В нашей прошлой жизни мне пришлось пересекаться с серьёзными историками, который были уверены в этой версии. Да и в воспоминаниях Шарля Бенара, сержанта 4-го линейного полка, который вместе с иными вояками Бонапарта изрядно ограбили Москву, чёрным по белому написано, что, попав одним из первых на монетный двор, они нашли там лишь жалкие крохи серебра и немного слитков его сплавов для покрытия куполов церквей.

— А знаешь, «сынок» кое-что я припоминаю. Если не ошибаюсь, то при раскопках в бывшем поместье Ростопчина была обнаружена большая тайная галерея, через которую можно было не то чтобы пройти, а протащить телеги с грузом. И была версия, что ценности были вывезены поле войны при помощи британского посольства. И за границей Отчизны Ростопчин вел весьма роскошный образ жизни, ни в чем себе и своим родным не отказывая. Интересно. Кстати, Александр Павлович его в чем-то таком подозревал, ибо ничем не наградил после победы над Наполеоном.

— Тут еще один интересный фактик в твою копилку из нашей реальности: Ростопчин утверждал, что оставил все своё состояние в московском доме, дабы у обывателя не сложилось впечатление, что он спасает свое личное имущество. В тоже время известно, что кавалеристы Мюрата, ворвавшиеся в его особняк, никаких особых ценностей там не нашли: немного картин и мебель, немного бумажных ассигнаций в сейфе и никакого золота или серебра.

— Да, «сынок» опять меня уел.

Такого туше я от него не ожидал. Попадание старого сознания в молодое тело образовало настолько взрывоопасную субстанцию, что как принято хохмить: «Эта штука сильнее чем панцер -Фауст Гете». Но идея очень заманчивая, а уж перспективы возможной прихватизации очень