Портреты заговорили… - Юрий Толстой

Что же касается ссылки на условность понятия управления в конструкции А. В. Венедиктова, то и она лишена приписываемой ей доказательной силы. В известной мере условный характер носит значительная часть применяемой в юридической науке и законодательстве терминологии. Разве не условно, скажем, понятие «юридическое лицо», которое почему-то прилагается к организациям, но не к индивидам, хотя последние, будучи субъектами права, в этом качестве также являются не только физическими, но и юридическими лицами. А разве не условно применение термина «сделка» не только к соглашениям сторон, но и к односторонним юридическим действиям. А разве не условно понятие «односторонний договор», хотя в каждом договоре должно быть не менее двух сторон. Никому, однако, на этом основании не приходит в голову расшатывать сложившуюся юридическую терминологию и вымучивать новые термины взамен тех, которые давным-давно устоялись. Считается куда более оправданным (и это правильно) идти по пути раскрытия содержания устоявшейся юридической терминологии, нежели по пути ее ломки и изобретения новых терминов, обладающих более чем сомнительными преимуществами. То же можно сказать и о понятии оперативного управления. Конечно, оно условно. Нельзя, однако, не считаться с тем, что почти за тридцатилетний срок его легализации к нему привыкли. Всякому мало-мальски образованному юристу ясно, что, когда в нормативном акте или акте применения права речь идет о выделении имущества той или иной организации «в оперативное управление», о закреплении за нею имущества «на праве оперативного управления», указанная организация признается юридическим лицом со всеми вытекающими из этого последствиями, хотя бы прямо она и не называлась таковым. По-видимому, с этим нельзя не считаться, особенно тем, кто, отринув с порога модель А. В. Венедиктова, не предлагает взамен никакой другой.

Большего внимания заслуживает критика концепции А. В. Венедиктова, выдвинутая В. П. Мозолиным31. Автор, не ограничиваясь критическими замечаниями, выдвигает в противовес ей концепцию хозрасчетной собственности. Как и А. А. Рубанов, он считает, что теория Венедиктова, покоящаяся на выделении из собственности оперативного управления, отжила свой век. Наряду с правом общегосударственной собственности, субъектом которого является государство в лице высших органов государственной власти и управления, В. П. Мозолин склонен взять на вооружение право хозрасчетной собственности. В качестве субъектов последнего выступают государственные объединения и предприятия, наделенные статусом юридического лица. Пытаясь отмежеваться от многочисленных разновидностей теории разделенной собственности, автор подчеркивает, что в его представлении право государственной (общенародной) собственности есть право соединенной, а не разделенной собственности.

Главным в системе отношений, основанных на государственной собственности, В. П. Мозолин, как и А. А. Рубанов, признает отношение между государством и государственными объединениями (предприятиями). Но если А. А. Рубанов безоговорочно квалифицирует это отношение как административно-правовое, то В. П. Мозолин вопрос о его юридической природе оставляет открытым. Из одних высказываний автора напрашивается вывод, что он тяготеет к признанию указанного отношения гражданско-правовым, а из других – административно-правовым. Интереснее, однако, другое. Чем именно не устраивает В. П. Мозолина категория оперативного управления и в чем он усматривает преимущества отстаиваемой им концепции хозрасчетной собственности?

Наделение объединений и предприятий правом оперативного управления имуществом, к тому же определяемым по усмотрению государства, диссонирует с реальными экономическими процессами, происходящими в сфере общественного производства. В концепции Венедиктова все отношения между государством, с одной стороны, и госпредприятиями – с другой, становятся объектом административно-правового регулирования. Отношения же собственности приобретают односторонне-властный характер. С экономической точки зрения госпредприятия не являются органами государства. Нельзя превращать имущество госпредприятий и объединений в простой объект оперативного управления. При трактовке предприятия как хозоргана государства само государство становится базисной категорией, что вряд ли правильно.

В социальном плане признание государства единственным юридическим собственником всего общенародного имущества резко сужает общественную базу собственности при социализме, фактически отделяет гражданина от общенародной собственности, участником которой он является, и вступает в противоречие с процессом демократизации общества, углублением социалистического самоуправления народа. При переходе на широкое использование экономических методов в области управления народным хозяйством имущественные интересы госпредприятий и объединений могут обеспечиваться путем предоставления им субъективных прав, имеющих первичный характер и основанных на принципах дозволения совершать любые действия, не запрещенные законом. Между тем право оперативного управления «трудно отнести к категории субъективных гражданских вещных прав». По отношению к государственной собственности право оперативного управления носит вторичный, полностью зависимый характер, что резко ограничивает возможности юридического обеспечения его необходимыми гарантиями. С юридической точки зрения, концепция права государственной собственности, сопряженная с правом оперативного управления, базируется на упрощенной одноструктурной модели права собственности, разработанной в свое время римскими юристами для удовлетворения потребностей индивидуальных собственников: у одной вещи должен быть только один собственник. Таковы основные стрелы, выпущенные автором по концепции А. В. Венедиктова. Посмотрим, насколько они смертельны.

Заметим прежде всего, что римскими юристами была разработана не только одно-, но и сложноструктурная модель права собственности, причем как по горизонтали, так и по вертикали. Несомненно, однако, что вертикальная многоструктурная модель права собственности обязана своим развитием и воплощением прежде всего средневековью, поскольку она была адекватна иерархической структуре самого феодального общества. Далее. Мы не усматриваем прямой связи между признанием госпредприятия органом государства и концепцией права оперативного управления, равно как и между указанной концепцией, с одной стороны, и трактовкой государства как только надстроечной или также и базисной категории – с другой. Кстати, последний вопрос в трудах Венедиктова вообще не затрагивался. Что же касается того, является ли госпредприятие органом государства, то спор во многом носит терминологический характер. Рассматривая госпредприятие (хозорган) как орган государства, Венедиктов считал необходимым подчеркнуть, что госпредприятие выступает не только как юридическое лицо, но и – во взаимоотношениях с вышестоящими органами и нижестоящими звеньями (цехом, бригадой, а теперь и структурными единицами) – как носитель административной правосубъектности. Именно в этих пределах – как носителя административной правосубъектности – Венедиктов и трактовал госпредприятие как орган государства. Жесткой связи между такой трактовкой и тем содержанием, которое вкладывал Венедиктов в категорию оперативного управления, опять же не просматривается. Трудно понять утверждение В. П. Мозолина о том, что нельзя превращать имущество госпредприятий и объединений в простой объект оперативного управления. Не перекликается ли этот тезис с упреком А. А. Рубанова, будто концепция Венедиктова ведет к устранению самого государства от управления государственным имуществом? Если так, то выше уже показана неосновательность этого упрека. Непонятно и утверждение о первичном характере того права, на котором государственное имущество должно закрепляться за госпредприятиями и объединениями. Как бы терминологически ни обозначать его, оно носит, и в условиях планового ведения хозяйства всегда будет носить, производный от права общегосударственной, по выражению В. П. Мозолина, собственности характер. Наконец, весьма красноречиво признание, что право оперативного управления трудно отнести к категории субъективных гражданских вещных прав. Тем самым автор, хотя и с запозданием, признал, что трактовка права оперативного управления как субъективного гражданского вещного права, которую он ранее отстаивал, относится не столько к праву оперативного управления, сколько к тому, каким он хотел бы видеть это право при его ином терминологическом обозначении32.

Пожалуй, наибольшего внимания заслуживает упрек в том, что в социальном плане признание государства единственным юридическим собственником всего общенародного имущества резко сужает общественную базу собственности при социализме, фактически отделяет гражданина от общенародной собственности, участником которой он является, и вступает в противоречие с процессом демократизации общества, углублением самоуправления народа. Мы не разделяем этого упрека и, более того, считаем неприемлемым путь, на который предлагает вступить В. П. Мозолин. Если даже сейчас, вопреки признанию государства единственным собственником всего государственного имущества, развелось предостаточно больших и малых несунов, стремящихся поживиться за счет общенародного достояния, урвать из него кусок в нарушение основных принципов социализма, то не будет ли воспринято дробление государственной собственности между трудовыми коллективами и отдельными индивидами, признание их своего рода сособственниками как легализация ее дальнейшего растаскивания? В результате «ничейность» государственной собственности не только не будет устранена, а даст еще более глубокие метастазы. Вот почему к рекомендациям В. П. Мозолина, направленным на сужение позиций государства как собственника общенародного достояния, нужно отнестись с предельной осторожностью.