Знак Моря - Пол Кирни

Рол готов был огрызнуться, но глаза Пселлоса остановили его. Темный человек вновь улыбнулся, серебро блеснуло в уголках его рта.

– Такто лучше.

Куаре вернулся с сияющим высоким лбом.

– Твоя милость.

Пселлос принял у него длинный тонкий меч с гардой у рукояти. Ножны были отделаны серебром и обсидианом. Господин неспешно пристегнул оружие к поясу.

– Идем со мной, – приказал он Ролу.

Пселлос, Куаре и Рол вступили на винтовую лестницу, ведущую на наземный уровень. По ней они выбрались в обширный круглый вестибюль, занимавший почти весь этот этаж Башни. Здесь Куаре зажег фонарь от свечи в стенном подсвечнике. Пселлос заговорил с Ролом. Голос его был холоден и грозен:

– Ты останешься здесь у двери и станешь ждать нашего возвращения. Если ктолибо другой попытается войти, ты должен запереть засов у него перед носом. Не открывай никому, кроме меня. Даже Куаре не впускай. Понял?

Рол немо кивнул, думая, а что же случилось. Господин и его доверенный слуга выскользнули в воротца, которые некогда Рауэн отворила Ролу, и быстро двинулись по извилистой дороге к нижнему городу. Фонарь бросал к их ногам полосы света и тонкие лучи. Как раз перед тем как эти двое исчезли.

Рол сам выбрался за воротца. Движимый неведомо чем, он вернул дверь на место, но позаботился, чтобы не защелкнулся, запирая ее, большой замок с язычком. И затем побежал, стараясь не упустить из виду Пселлоса и Куаре.

Глава 5

Король воров

Как это было восхитительно: выбраться из Башни, бежать под яркими звездами теплой весенней ночью, и пятки Рола так и мелькали над булыжником. Он следовал за неверными сполохами, фонарем Куаре, ныряя за угол или за дождевую бочку, когда ему казалось, что они оглядываются. Чем заметней они углублялись в город, тем ощутимей наполнялись народом улицы, и теперь приходилось держаться ближе к Пселлосу, чтобы не потерять его в ночной толпе.

Аскари, в который вступила весна, походил на не в меру яркий беспокойный цветок. Казалось, каждый дом в городе изверг на улицы некий скачущий образчик буйной жизни. Как если бы ночью настал час прогулки в некоей серой тюрьме, когда ее обитатели жадными смеющимися ртами хватают и заглатывают вольный воздух. Беспорядочная толпа, добродушная, но опасная, влекущая, но отталкивающая. Впрочем, некоторое время спустя Рол устал от остановок и возвращений к движению, от необходимости проталкиваться, едва дыша, через оравы гуляющих, нищих, пьяниц и торговцев вразнос. Улицы пропахли пролитым вином, пряной стряпней, навозом и потом бессчетных тел. Рол начал задумываться, а с чего это ему взбрело в голову податься сюда. Пселлос и Куаре не выказывали готовности остановиться, пока наконец Рол не увидел впереди мачты и реи кораблей, пришвартованных у причалов. Они вышли к самомусамому морю в доброй полулиге от Башни. В полулиге птичьего полета, а ноги их протопали вдвое больше.

Наконец Господин и его спутник остановились перед чередой высоких складов прямо у причалов. Здесь разгуливало меньше народу – коекакие пьяные портовые грузчики и вконец пропащие девки. Пселлос обнажил клинок и распахнул ударом ноги боковую дверцу в одном из зданий. Внутри был тусклый свет. Пселлос и Куаре вошли, затворив за собой дверь.

У Рола опять взыграло любопытство. Он не дерзнул соваться в ту же дверь, но обогнул склад сзади и вскарабкался на гору всякого старья: пустых бочек, упаковочных клетей, свертков размокшего полотна, пришедшего в негодность рангоута. Всякой всячины, что лежала и гнила. Ему удалось подтянуться на подоконник и заглянуть в годами не мытое окно. Тут же он волейневолей плюнул на стекло и стер грязь, чтобы хоть чтото внутри увидеть. Но там царила тьма. Он чуть слышно выругался, поколебался и наконец толкнул окно. После двух отчаянных попыток оно отворилось внутрь, причем от него брызнули гнилые щепки и, жужжа, устремились прочь насекомые. Глотнув при этом шуме, Рол пробрался внутрь и осторожно спустился.

Теперь он боялся и все же не мог противиться тому безжалостному упрямству, которое его охватило. Он был уверен, что все это имеет какоето отношение к опозданию Рауэн.

Похоже, какието толстые балки поднимались над ним. Под ногами камень, в воздухе висит пыль. Он подавил побуждение чихнуть. Склад казался заброшенным, запустелым, начавшим разрушаться. Рол видел звезды в разрывах крыши.

И всякого рода старый хлам был разбросан по полу и громоздился вдоль стен. Рол принялся карабкаться через мусор, потревожил мышей в норке, затем спугнул большой отряд тараканов, и вот наконец пальцы его охватили деревяшку, которую, кажется, не источили черви. Кофельнагель. Тяжестью не уступит дубинке. Рол взял деревяшку поудобнее одной рукой и почувствовал чуть больше уверенности в себе.

Теперь он явно различал повышенные голоса и стал пробираться на свет вдоль стены по длинному узкому проходу. Помимо источника света, там чтото дымилось, судя по запаху. Он крался так же бесшумно, как на охоте на мысу Деннифрея. Остановка. Глаза уловили стальной блеск, ноги сами замерли, прежде чем Рол чтото понял сознанием. Он присел на корточки и принялся внимательно изучать второй отблеск, который его насторожил. Две проволоки были натянуты через проход, на высоте голени и шеи. Он проследил их взглядом до стены, обе оказались намотаны на железные крюки, всаженные в осыпающуюся каменную кладку. Не доходя до крюков, на стальных нитях висели двумя рядками серебряные колокольчики. Рол медленно подался вперед. Миг спустя ему удалось набраться храбрости, пробраться меж проволок и продолжить путь. Теперь медленнее, прочесывая взглядом самый воздух перед собой. Проход вывел его на галерею, со всех сторон окружающую длинную палату, примерно в десяти футах над землей. Дерево галереи было погнуто и изъедено червями. Рол лег на брюхо и осторожно пополз. Наконец он смог поглядеть вниз. Там на каменном полу горел огонь, единственный в помещении источник света. Дым от него ел Ролу глаза. Вокруг собралась орава пречудного вида оборванцев, они грели над пламенем руки и передавали друг дружке глиняный кувшин. В какое только тряпье они не вырядились, вплоть до бывших женских юбок, не говоря уже о давно отслуживших кожаных панцирях и кожаных, изрядно протертых плащах. Некоторые носили шапки, другие повязали поверх бород замызганные шарфы, но все украсили свои головные уборы перьями. Лица были черны от грязи, глаза на них казались белыми, рты виднелись как хохочущие алые кратеры. Они лопотали друг с дружкой на языке, которого Рол не понимал, но, вслушавшись, он подумал, что время от времени улавливает чтото осмысленное, пожалуй, это не полностью чужеземный язык, а чтото знакомое, но сильно искаженное и испорченное. Гаскарийский был общим языком Семи Островов, и здесь звучала лишь дикая и грубая его разновидность. Беседа затихла, как только в дверь на уровне земли вступили Пселлос и Куаре. Рол отпрянул в тень, и гнилое дерево галереи затрещало под ним. Пселлос воздел пустую руку в знак приветствия, впрочем, в другой руке он держал обнаженный клинок. Фонарь дрожал в кулаке Куаре, лицо верного слуги было бледно, как слоновая кость, и на нем блестел пот. Пселлос казался спокойным и непринужденным, разве что глаза его сосредоточенно блестели. Вырядившиеся кто во что горазд оборванцы у костра тут же рассыпались, достав из тайников в одежде ножи и молоты. Пселлос ухмыльнулся.