Совпалыч - Виктор Солодчук

— Итак, если вкратце, я хотел сказать следующее, — у меня возникло подозрение, что капитан заметил мою внутреннюю экскурсию в мир красоты и повторяет сейчас специально для меня. — Карма-йога — это все, что вы делаете с намерением сделать это хорошо и таким образом внести свой вклад в поток мировой гармонии. Повторяю, что бы мы ни делали: изучали звездное небо, ремонтировали дизельный мотор, мыли посуду, убирали за слоном в зоопарке или готовили обед, — все надо делать хорошо. И каждую секунду осознавать, что, чем бы ты ни занимался, ты делаешь это для блага людей, даже если это всего лишь один человек, даже если это ты сам. У меня все.

— Переходим к третьему вопросу, — комиссар закрыл книгу. — Хочу сразу предупредить, что если пункт в повестке заседания называется «Пиздострадания курсанта Саблина», то это не значит, что мы будем сейчас обсуждать одного только нашего первохода, и вопрос не касается остальных. Но начнем, все же, с него, раз уж так задана тема. Всем известно, — продолжал Абрамыч, — что Саблин пишет стихи, как и многие из нас, если не сказать — все. Но почему песни Саблина грустны? Странно как-то наблюдать упаднические настроения у молодого человека. Или ты декадентов начитался, Саблин?

— Иногда мне бывает грустно, — твердо ответил курсант, — у меня есть невеста на берегу, вот я и скучаю оттого, что ее нет.

— Давай по порядку, Саблин. У многих из нас есть жены, но это еще не причина грустить. Так у тебя есть девушка?

— Есть.

— Как же есть, если ты только что сказал: «Скучаю оттого, что ее нет?»

— Я имел в виду, что ее нет рядом, и не надо меня запутывать.

— Саблин, мы, наоборот, распутаться тебе помогаем. Ладно, есть у тебя девушка или нет, это не важно. Но грустишь ты почему?

— Ну, не знаю. Наверное, потому что я чувствительный, — Саблин покраснел и уставился в пол. — Я эмоциональный. Не всегда себя контролирую.

— Но девушка здесь причем?

— Да плохо мне без нее! — раздраженно ответил Саблин. — Люблю ее, вот и грущу!

— Ты не злись, Саблин, тебе товарищи помочь хотят. Любишь, значит, и грустишь. Странная реакция, хотя распространенная. Последний вопрос. Вот когда ты о ней думаешь, что себе представляешь? Только честно. Не представляется ли тебе порой, что ты, смертельно раненный в бою, кладешь голову ей на колени? И ее слезы капают на твое закопченное в бою лицо? А ты тихо улыбаешься и умираешь?

— Да, — видно было, что Саблину нелегко дается разговор. — Откуда вы знаете?

— Все ясно. Расслабься, Саблин, это распространенная фантазия, — Абрамыч вышел из-за стола и оказался в центре кают-компании. — Любовь — это чувство. Но чувство чего? Почему любовные фантазии часто выглядят как страдание и смерть? Чтобы ответить на этот вопрос, прошу взглянуть сюда.

Абрамыч подошел к стеллажам и достал две книги: одну в яркой обложке, а вторую — в желтом кожаном переплете.

— Вот «Приключения Долгоносого», — комиссар указал на первую книгу. — Всем известна история деревянного человека, описанная в классической традиции комедии дель арте, где главные персонажи — Мур, Финк и Чирикло, а отнюдь не деревянный Тарантиго, о котором речь пойдет чуть позже. У Чирикло есть два поклонника, добивающиеся ее расположения. Один из них — Мур, декадент и поэт-символисг, боготворящий и воспевающий ее образ. Второй — Финк, бодрый и деятельный малый, которому не свойственны сомнения и рефлексия. Стихов он не пишет, зато запросто может всыпать Муру тумаков. Это как бы два разных музыкальных тона: Финк — сильный и громкий, а Мур — тихий и нежный. Данный сюжет описывает желательную для женщины ситуацию, когда она одновременно получает противоположные по природе вещи — романтическую непредсказуемость и надежную защиту. Правда, из разных источников. И пока, Саблин, ты не будешь для своей барышни тем и другим, в дальнем походе тебя будет одолевать грусть, причина которой — страх и неуверенность, что твоя возлюбленная тебе верна. Пример совмещения таких качеств в одном персонаже тоже имеется — это как раз Тарантиго, поэт и реалист. Однако, именно в связи с тем, что Тарантиго является носителем противоположных зарядов, он самодостаточен, и Чирикло его интересует только в качестве персонажа личного шоу, что девочку с голубыми волосами, конечно же, не устраивает.

Видно было по лицам моряков, что речь Абрамыча глубоко проникала в их сердца, и если капитана они слушали с уважением, то комиссара — с любовью.

— Теперь далее, — продолжил Абрамыч. — Похожая история и другая книга. Это «Премудрости Бон-Виана», составленные десять веков назад. Здесь описывается развеселая Клара, первая жена Карла. Созданная прежде Марины, она обладала независимым характером и склонностью к чувственным удовольствиям. В результате у нее возник неизбежный конфликт, она покатилась по наклонной плоскости, а вместо нее Карл получил спокойную и правильную Марину. С тех пор мужчина ищет и ту, и другую. Как писал греческий поэт: «Вот так в темноте все мы ищем друг друга, познавая на ощупь посланцев богов, но при первом же проблеске света наши руки полны пустоты». Так что, Саблин, ты не одинок в своих страданиях. Но песни все же пиши веселые, а то деморализуешь всех к чертовой бабушке. Понял?

— Я ничего не понял, — поднял голову Саблин. — Что же получается — нет любви?

— Опять ты заладил, — разгорячился Абрамыч. — Я здесь распинаюсь перед ним, книги ему показываю, а у него все в другое ухо вылетает. Ты что любовью называешь? Мы словно на разных языках говорим сейчас.

— Позвольте вмешаться, — поднял руку Беспрозванный. — На каком языке я бы сейчас не говорил, хоть на ангельском, но если я скажу, что любви нет, то цена мне — сломанная медная лопасть. Будь я хоть адмиралом. Любовь — великий дар и сила. Она делает нас радостными, светлыми, независтливыми и добрыми. Что бы ни происходило, где бы мы ни были, любовь всегда рядом, и это последнее что останется в мире, даже если в нем не останется больше ничего. Когда-то я, как и наш дорогой Саблин, страдал без любимой в дальнем походе, и как уважаемый Всеволод Абрамович, пытался стать для женщины единственным человеком в ее жизни. И следует признаться, становился таким. Чувство это было подобно бенгальскому огню. Два-три года — и в руке лишь чадящий огарок. Но однажды, глядя в музее на модель атомного реактора, я обратил внимание, что важной частью конструкции являются тысячи равноудаленных друг от друга графитовых стержней. Их соприкосновение вызвало бы взрыв большой разрушительной силы, но если стержни не сближать, между ними появляется огромное количество энергии, которая греет, светит и лечит. И я понял тогда, — Беспрозванный поднялся из кресла, — что очень долго за любовь что-то другое принимал. Какое-то сильное, очень красивое чувство, от которого кипит кровь и сводит челюсти. Так-то, друзья. Любите и будьте любимыми, но не пытайтесь сблизиться до конца.

— Что значит «до конца»? — спросил повеселевший Саблин.

— Это вам, курсант, задание на ближайшую жизнь — понять что значит «до конца», — капитан улыбался. — Что же, всем спасибо, предлагаю считать собрание закрытым.

Беспрозванный вышел, сопровождаемый Абрамычем, который вскоре вернулся и сразу подошел ко мне.

— Капитан передает вам приглашение выпить с ним чаю завтра в пять.

— Спасибо, Всеволод Абрамович, я непременно приду.

— Вот и славно.

Комиссар отошел и громко сказал Саблину, так чтобы все слышали:

— Знаешь, Саблин, пиши песни о чем хочешь, я больше слова не скажу. А за проработку прости, я до сегодняшнего дня сам как сквозь туман все видел.

— Ладно, чего уж теперь, — отозвался Саблин, — я только что еще одну песню сочинил, как вы сказали — веселую. Хотите, я вам спою?

— Ты всем спой, — ответил Абрамыч и приготовился слушать. Саблин подошел к роялю и взял несколько быстрых аккордов.

Хоть любовь и злаПолюби козлаХоть любовь и зла, злаПолюби козла

— Сочинялся только припев, — признался он. — Остальное потом придумаю.

Хоть любовь и злаПолюби козлаХоть любовь и зла, злаПолюби козла

Шум голосов в кают-компании умолк, моряки окружили курсанта, принялись отбивать такт песни, и даже Абрамыч нежно похлопывал по крышке рояля огромной лапой, на которой были наколоты восход и чайка над морем.

— Теперь все вместе! — кричал Ларионов, расчехляя гитару.

Хоть любовь и злаПолюби козла!

— Все хором!

Хоть любовь и зла, злаПолюби козла!Полюби козла!Полюби козла!

В кают-компании творилось что-то невообразимое. Моряки выхватили из шкафа, какие под руку попались, музыкальные инструменты и принялись вовсю дуть, барабанить и звенеть. Откуда-то на столе появились ром, финики, пломбир, много еще было спето песен, и я не помню, как уснул в тот вечер.